Почему СБ само не занялось такой опасностью под носом? Думать не стоит, ответа не получишь. Значит, так было нужно. Значит, давал Хозяин Новоуфимке что-то важное. Или кому-то из Новой Уфы, не выдающему это что-то всем остальным в руководстве. А сейчас вдруг оказалось лучше и проще уничтожить это все. По каким-то неизвестным причинам. А уж чужими руками, его, Азамата, — просто профессионально.
Подковерные игры с приходом Войны и Беды никуда не делись. Людей не переделаешь.
Ну, чему быть, того не миновать. И тянуть, хоть кота за хвост, хоть время перед боем, не стоило. Маловато его, времени, если подумать.
Итак… что есть?
Обрез-двенашка и пятнадцать патронов, собранных спецами с бору по сосенке.
Оба ножа, большой и поменьше, засапожный.
Друг-топорик, почти продолжение руки.
ПМ с двумя полными обоймами и ПБСом.
Налобный фонарик и запасные аккумуляторы от щедрот СМЕРШа.
Автомата не досталось, лишнего с собой никто не брал. Выкручивайся как знаешь, мол. Выкрутится, назло всем.
— Азамат, ты…
Он кивнул. Не стоило ничего говорить.
Спец кивнул на разросшуюся рябину, краснеющую ягодами.
— Тебе туда.
Туда, верно.
Код механического замка спец не сказал, само собой. Пока второй караулил Уколову, первый пыхтел вместе с Азаматом, едва открыв неприметно прячущуюся дверцу-люк. Странно, что вообще открыл, прикипеть от ржавчины была должна… А вот, гляди ты.
Азамат оглянулся, кивнул Жене, шагнул в темноту.
Дверь встала на место, захлопнувшись и чуть скрежетнув замком.
Ровный ход-коридор. Бетон сверху, снизу, с боков. Темно-серый, сырой, мелькает в свете фонаря. Под ногами влажно хлюпает, брызгает в ямках и больших трещинах. Понятно, столько лет простояло все это, в негодность так и так пришло. Интересно только, как Хозяин не заметил, не нашел? Хотя… ответ Азамат вроде бы знал. Понял, стоя у захлопнувшейся двери и рассматривая замок.
Ухаживали. Потому и дверь открылась. Отсюда и данные. СМЕРШ и есть СМЕРШ. Везде пропихнут своих, даже в логово Хозяина. Вот о нем-то, стыдно сказать, Азамат не слышал. А раз так, вывод неутешителен.
Хозяин — дядька серьезный. Секреты свои таит сурово и безжалостно. Помня о Быке, бледном упыре, Ласке, змееглазом стрелке и ублюдочных маньяках, вывод легко скорректировать.
Хозяин не просто серьезен. Хозяин опасен. Опасен не нечеловеческой силой или мутацией, нет. Своим интеллектом. Такую злобную силищу, как встреченную на пути от Отрадного, подчинит только гений. А гении частенько безумны. Такое Азамат уже встречал. Далеко ходить не стоило.
Антон Анатольевич Клыч, гений управления посреди безумия Беды. Умен, талантлив, людей не считает за ровню. И безумен до состояния, когда попытаться понять его натуру даже не хочется. Безумное зверье убивают. В себе ли Хозяин, двадцать лет проживший в бункере и вырастивший свору опасных мутантов? Ответ сам приходит на ум. Даже напрягаться не стоит: вряд ли.
Понятно, опасались его в Уфе не зря. Но и не пускали в расход, не давали приказа найти и уничтожить, имея «своего» в берлоге такого типа. Почему? Да тоже не вопрос.
Хозяин контролировал натуральных мутантов, даже птиц, тех чертовых двухголовых ворон. Видишь таких несколько раз на пути, и? Азамат не обольщался случайностями. Не бывает одинаковых случайностей подряд. Зачем такие птички нужны? Новости носить, ответы на вопросы, инструкции к исполнению.
Мало ли, чего еще умеет человек, приручивший тварей Беды, верно? Именно так. Кто лечит, тот и калечит. А жить долго и опасаясь умереть от дизентерии людям хочется и сейчас, наплевав на Беду.
Человек — существо такое, за себя что угодно сделает. Детей в заложники возьмет, глаза на многое закроет, опасного врага кормить станет. И пытаться его контролировать. Разве что с Хозяином не вышло. Хотя тут бабка надвое сказала. Раз в ходе часовых нет или секрета, то, возможно, жив человек Саныча-Жиляковского, и это тоже не сахар. Ждать выстрела в спину, если все выгорит, стоило. Чтобы убрать ставшего ненужным Азамата.
Мало ли, как повернется. Получится у Азамата — честь и хвала СМЕРШ, что себя не дала ввести в заблуждение, да всех спасла. Нет? Тоже просто, с Хозяином всегда договорятся. Мол, с катушек поехал, сбежал, мысленный контакт с похищенной установил и пошел воевать. Чего с него, на всю голову контуженного, взять?
Да и черт с ними со всеми. С деловыми беспринципными людьми. У Азамата две девчонки тут, и обеих надо спасти. Вот-вот, дел до фига. И нечего тут горевать о потерянной дружбе и вере в людей. Потом разберется.
До люка в жилой комплекс Азамат добрался быстро. Прорезиненная изнутри дверь сливалась со стеной, сулила спокойный выход. Главное… не шуметь. На металл он чуть надавил плечом, толкнул, выждал… Тишина. Рядом тишина, а вот дальше…
Звуки шли нехорошие. И не дикий рев со скрежетом жутких когтей по бетону стен, фига. Самые плохие звуки — всегда самые обычные.
Монотонно скрипело небольшое окошко… или решетка вентиляции. Не ошибешься. Дверь скрипит иначе. А тут, только вслушайся, скр-скр, скр-скр, легкое, под сквозняком, взад-вперед, туда-сюда-обратно, скр-скр…
Потрескивало, изредка пшикая, на самом краешке слуха. Легохонько так, чуток, но явственно. И несло мерзким горелым запахом пластика. Плавились под прыгнувшим напряжением провода, брызгали разлетающимися искрами.
Неподалеку сухо постреливало, занявшись и разгораясь, дерево. Сухое старое дерево мебели, за пару минут превращающееся в пепел и прах. Несло оттуда остатками давным-давно впитавшегося лака, мешавшегося с вонью умирающих стульев со столами.
Звонко капало совсем рядом. И все ускорялось, лилось уже не по каплям, превращаясь в крохотный поток. Плохо дело. Плохие звуки.
Если в доме есть хозяин, такое не произойдет. В старом военном бункере обитал Хозяин, заставляющий опасаться себя куда как опасных силовиков Новоуфимки. И если у него в доме происходило вот такое, то… что-то пошло не так. Это как раз и плохо. Даже очень.
В черном-черном доме, в черной-черной комнате стоит черный-пречерный гроб с аспидно-смоляным мертвецом. Только мертвец… живой. Непорядок. Надо его упокоить полностью. Всех, встретившихся на пути. Нет ничего лучше против мутанта, чем картечь. Хоть в этом не пожадничал Саныч, спасибо.
Два патрона сменить в стволах, два — закусить зубами. Тяжелый ПМ с глушаком — в левую, руки крест-накрест, и пока не шумим, если выйдет. Тронулись.
Полыхает небольшая горка мебели, той самой, старой и пахнущей лаком времен СССР. Добротно горит, бросает блики, весело потрескивает. И отвлекает своей игрой рыжего и пляшущими тенями, кривляющимися на ровно выкрашенных зеленой краской стенах. От кого или чего тени? Непонятно, просто огонь забавляется, не иначе. Осторожно, спокойно, тихо…
ПМ дернулся, шевельнулся толстым набалдашником на стволе за темной раскорякой, вдруг двинувшейся по полу. Дымящееся нечто, еле уловимо хрипя, ползло и ползло вперед, тянулось к настоящей жизни, отбрасывающей тень. Блеснуло чем-то на запястье… блеснуло браслетом наручника. Вот так…
Сожженного казнили. Заковали в металл и бросили умирать на кучу махом занявшейся сухой мебели. Жестоко. А тот даже смог разорвать цепочку, сходя с ума от боли и вложив все оставшееся в крайний рывок, заставивший лопнуть сталь. Жестоко…
Сгоревший рот с лопнувшими губами, красные от капиллярной крови глаза… что он хотел сказать спаленным горлом, забитым гарью и болью запузырившейся, как яйца на сковороде, трахеи?
Не стоит гадать.
Выстрел через глушитель — ни фига не бесшумный, но посреди треска, скрипа и прочей мутотени вокруг хватит и его. Иногда человеку надо помочь жить. Иногда — умереть.
Что там такое, на груди? Жетон. Карта бывшая, не иначе, ключ-карта, во как… пригодится, мало ли. Закопченный металл прятал буквы с нижнего края.
Бор… борментал… борменталь. Во, да, так и есть. Что это? Или кто? Вот этот, остывающий под ногами? Глупая какая-то кличка.
Вентиляция, ворчавшая над головой всем коробом, вдруг торжествующе взвыла, бросила вниз сильный поток воздуха, закрутивший костер штопором. Алые посверкивающие угли разлетелись, мешаясь с золой и пеплом, мазнули по стенам, по умершему, по застывшему живому, не ожидавшему такой подлости.
Серое смешалось с черным, завертелось метелью по комнате, опало. Фу… на губах солоновато-горький привкус. Беда-а-а… зато весь незаметный. Хоть вдоль стены иди, как камуфляж природный появился. Ну и пойдем, чего тянуть?!
Все бункеры однотипны. Где-то коридоры чуть шире, где-то — наоборот. В каких-то потолок почти скребет макушку, а порой поднимается на полтора-два человеческих роста, теряясь в темноте и густо разросшейся паутине, висящей вниз серыми плотными полотнами, так и норовящими мазнуть по лицу.
Серо-зеленые стены, остатки грязно-белой штукатурки, лампы, спрятанные в толстостенные колпаки, накрытые еще и проволокой решеток. Жестяной короб вентиляции справа или слева, длинный, кое-где поеденный временем или разрушенный людьми.
Тут вот оказалось ухожено. Образцовая чистота, если по нынешним временам. Даже плесень вывели, оставив черно-белые пятна в совсем уж укромных уголках. Если бы не скрип… Он все портит. Скр… скр…
Вот оно, окошко в коробе, болтается себе взад-вперед, подталкиваемое сквозняком. И…
Полосы. Пять длинных кривых полос, поблескивающих свежими срезами на металле. И две дыры в самом коробе. Замереть, прислушаться… Тишина.
Кто-то, ловкий и юркий, обладающий когтями, полз по коробу. По нему же и палили. Но толку не вышло. Кровь где? Вот она, у стеночки. И куда тянется? Верно, туда, где все — серое от пепла и лежит обгорелый человек. Понятно. Значит, как минимум, где-то впереди есть когтистый короболаз. Отлично, пят`ак…
Свет от ламп дергался, моргал, кидал неровные тени. Пришел новый звук — откуда-то из глубины бункера, монотонно ревя, донеслась сирена. С равными промежутками:…у-у-ум-м-м… у-у-ум-м-м…