— Ты думаешь, мерзавцы, которые совершают преступления, все сидят в тюрьмах? — Аслан улыбнулся. Глаза у него перестали быть безучастными, они сделались насмешливыми.
Зубы у него были белые и ровные. Можно позировать для рекламы зубной пасты.
— Нет, я так не думаю, — признала Катя.
— Они редко сидят в тюрьмах, — Аслан перестал улыбаться. — Лика попросила меня забрать ее в десять. Я подъехал, она через пять минут вышла. Поехали в Москву. Стояли около художественного училища. Я тогда не знал, что это училище, потом по поисковику посмотрел. Вышел ее муж…
— Тихон, — подсказала Катя.
— Его возле училища девушка ждала. Долго, минут двадцать. Ходила туда-сюда по тротуару.
— Эта девушка? — Катя потрясла телефоном.
— Эта. На ней плащ был длинный. Дождик моросил, но она капюшон не поднимала. Ликин муж вышел, сел с девушкой в машину. Я хотел поехать следом, но Лика сказала, чтобы ехали домой. Она очень бледная была, я боялся, в обморок упадет.
Аслан замолчал.
— А потом? — поторопила Катя.
— На следующий день она меня нашла и расплатилась. В тот день забыла.
Из магазина вышла пожилая женщина. Аслан и Катя вежливо поздоровались.
Когда Катя от женщины перевела взгляд на Аслана, глаза у него снова были безучастные.
— Больше я ничего не знаю, — не глядя на Катю, сказал он и зашагал к выходу из поселка.
— Спасибо, — поблагодарила она.
Скорее всего, Аслан этого уже не слышал. Он шел быстро.
Обычно работа помогала привести мысли в порядок. Тихон посмотрел на холст, на кисти. Трогать их не стал, сел на плетеный стул. Тот был шаткий, ему нередко казалось, что он способен раздавить его своим весом. Впрочем, он редко садился на этот стул, на нем любила сидеть Лика, наблюдая за его работой. Раньше любила. Потом почувствовала, что работать ему нравится в одиночестве, и перестала надоедать своим присутствием.
Почему он считал ее капризной?.. Она была чуткой и умной.
Она не могла не понимать, что он совсем ею не интересуется, а он не успел сказать ей, как сильно она ему нужна.
Тихон зажмурил глаза, чтобы слезы не потекли снова. Когда открыл, заметил Михаила. Сосед быстро шел к дому.
Неожиданно он вспомнил, как весной, работая на веранде, видел, как Лика, стоя у забора, разговаривает с Михаилом.
День тогда был теплый, солнечный, но земля под ногами еще не просохла, и Лика стояла в резиновых сапогах.
Листьев на кустах еще не было, зеленела только трава.
Слов Тихону слышно не было, но показалось, что жена с чем-то пристает к соседу, а Михаилу хочется поскорее от нее отвязаться.
Тихон вскочил с шаткого стульчика и, подойдя к окну веранды, закричал:
— Миш! Миша!
Михаил обернулся, нехотя пошел к забору, к тому самому месту, где весной стоял с Ликой. Впрочем, в других местах стоять у забора возможности не было, к штакетнику с обеих сторон примыкали кусты.
Тихон быстро сбежал со второго этажа.
— Миш, вспомни. Ты в апреле разговаривал с Ликой на этом месте. Не помнишь, о чем она тебя спрашивала? Вы с ней долго стояли.
Тот разговор длился минут двадцать, не меньше. Тихона тогда это удивило, обычно Михаил болтливостью не отличался. Лика могла подолгу беседовать с Катей, а с Михаилом обычно только здоровалась и перекидывалась ничего не значащими словами.
Еще Тихона тогда удивило, что лицо у жены, когда она отходила от забора, было угрюмое. Собственно, поэтому он тот случай и помнил. Обычно вид у Лики был беззаботный, пустой.
— Помню, — подумав, нахмурился Михаил. — Она про одну бабу спрашивала. Тетка меня у магазина остановила. Я с ней работал когда-то.
— Где работал? — не понял Тихон.
— Я в городе на станции «Скорой помощи» работал, пока Катю не встретил.
Городом местные называли ближайший районный центр.
— Эта женщина тоже на станции работала. Медсестрой. Я не помню ни как ее зовут, ни как фамилия. Я ничего про нее и не знал никогда, я вместе с ней ни разу в одной бригаде не был. Я бы ее даже не узнал, если бы она со мной не заговорила. А Лика пыталась что-то про эту бабу у меня выяснить.
— Что за баба? — перебил Тихон. — Из нашего поселка?
— Черт ее знает. В тот раз она в нашем магазине была, еще пару раз до этого я ее видел.
— Как выглядит?
Михаил пожал плечами.
— Лет сорок пять — пятьдесят. Обычная, как все. Тихон, если бы тот разговор мог навеять какие-то… — Михаил помялся, — идеи, я бы тебе сам все рассказал.
— Если еще встретишь ту женщину…
— Если встречу, постараюсь не упустить. Тихон, я все понимаю.
Ничего он не понимал. Тихон сам себя начал понимать только сейчас.
Снова подниматься наверх желания не было, хотелось чая, крепкого, горячего, но внизу возилась Александра, и Тихон снова уселся у мольберта.
Лика интересовалась женщиной сорока пяти — пятидесяти лет…
Перед Новым годом тесть, виновато улыбаясь, сообщил:
— На праздниках я хочу познакомить вас с одной дамой…
Это было недели за две до Нового года.
Это было, когда они в последний раз приехали к живому тестю.
Предложение отца Лике решительно не понравилось.
— Новый год — семейный праздник, — нервно напомнила она и засмеялась.
— Вот именно, — кивнул тесть.
Тихону тогда не было дела ни до жены, ни до тестя. Ему хотелось встретить Новый год с Настей, он знал, что той без него будет одиноко, и мучился оттого, что не решался ничего изменить.
— Тихон, я ухожу! — крикнула снизу Александра.
— До свидания! — крикнул Тихон. — Спасибо.
Обедать он не стал. Заварил крепкий чай, но сделал только пару глотков. Ему больше не хотелось чая. Ему ничего не хотелось.
Михаилу нравилось смотреть на жену. Просто так смотреть, особенно когда надо было подумать.
Сейчас подумать было необходимо. Смерть соседки горем для него не была, но понимать, что он может что-то сделать для того, чтобы возможный убийца был пойман, и не делает этого, было неприятно. Он невольно чувствовал себя виноватым, а быть виноватым ему не нравилось.
Катя заразила его сыскной деятельностью.
Жена сидела на стуле, закинув руки за голову. Думала. Она всегда размышляла в такой позе, когда у нее не сразу решались ее компьютерные задачки.
В фирме, где она работала, коллектив был мужской, и это доставляло Михаилу лишнюю головную боль. Он ее ревновал и ничего не мог с этим поделать.
— Ты дурак, — объясняла ему Катя.
Михаил и сам знал, что оснований для ревности нет, но все равно предпочел бы, чтобы она была домохозяйкой и ждала его на кухне, пока он зарабатывает деньги.
— Позвоню в Израиль, — жена поискала глазами телефон, взяла его с соседнего стула и положила на стол, набрав номер.
Михаил поднялся с дивана, сел поближе.
— Привет, Катюша, — послышался голос тещи.
Когда «Скорую» вызвали на дачный участок, смена заканчивалась. Он тогда сильно устал, день был беспокойный. Стоявшая много дней жара мучила даже молодых, а для стариков казалась нестерпимой, и вызовов было много.
Потом он пугался, что мог бы не поехать, до конца смены оставалось всего несколько минут.
Он поехал и встретил свою судьбу.
В трубке послышался голос сына.
— Ты бабушку и дедушку слушаешься? — улыбаясь, строго спросил Михаил.
Он догадывался, что в его строгость Слава не верит.
— Мы отлично ладим! — засмеялась теща.
Видимо, громкую связь включила не только Катя, ее мать тоже.
Будущая теща неудачно упала с крыльца. На первый взгляд переломов не было, но сделать рентген следовало обязательно, и он отвез женщину в больницу. С ней поехала дочь.
Потом ему казалось, что он с первой минуты понял, что Катя его судьба.
Наверное, это было не так, потому что он, переодевшись, сначала посидел в собственной машине, и только потом, вздохнув, отправился проверить, что показал рентген. Еще не из-за Кати отправился, хотел убедиться, что не ошибся в диагнозе.
В диагнозе он не ошибся, переломов у пациентки не оказалось, и он предложил женщинам довезти их до дома.
Будущая теща пыталась всучить ему деньги, и его это тогда сильно разозлило.
Девушка молча сидела рядом, когда он вел машину. У нее был красивый профиль, ему хотелось коситься на него, и он с трудом себя сдерживал.
— Мам, у меня к тебе секретный разговор, — объявила Катя и потребовала: — Соберись и вспоминай! Что могло быть такое, что дает Ивану основания считать, что убийство Эллы заказное?
— Боже мой! Это еще что за чушь!
Голос тещи теперь звучал без посторонних шумов. Она послушалась Катю, выключила громкую связь. У них дамские секреты.
— Иван обычно не говорит чуши, ты же знаешь!
— Почему он решил, что убийство заказное?
— Если бы я это знала, я бы у тебя не спрашивала. Мамочка, пожалуйста, вспомни!
— Послушай… Иван хороший мальчик, но профессия всегда накладывает отпечаток. Подозрительность — свойство всех полицейских.
— Мама!
— Я тебя уверяю, что никаких особых секретов у Эллы быть не могло. Она не занималась никакими журналистскими расследованиями. Писала всякую глупость и безумно радовалась, что ее печатают. Надоедала мне советами пить травяные чаи. А у меня бабушка была травница, я про чаи побольше Эллы знаю. Сама она, кстати, никаких трав не собирала, предпочитала кофе.
— Мама, напряги память!
— Из-за тебя я теперь ни о чем другом думать не смогу, — пожаловалась теща. — Единственный Эллин секрет, который я знаю, это то, что она продолжала любить Павла, даже когда вышла замуж. Этим секретом она со мной не делилась, но мне кажется, что я не ошибаюсь. Из-за этого мне всегда Всеволода было жаль. Он любил Эллу. Он так на нее смотрел!.. Но в целом семья их казалась счастливой.
— Если что-нибудь вспомнишь…
— С твоими предположениями можно сна лишиться!
— Это не мои предположения, Ивана. Вспоминай, мамочка. Пока!
Катя положила телефон на стол.