— Тебе не будет здесь скучно? — она заглянула мужу в глаза.
Для нее дача была вторым домом, а Миша к деревенской жизни не привык.
— Мне с тобой не бывает скучно, — засмеялся муж и чмокнул ее в нос.
Катя быстро ткнулась ему в плечо и принялась готовить завтрак.
Миша сел за стол и уставился в телефон. С его привычкой непрерывно смотреть в телефон она боролась долго и упорно, но борьбу проиграла, и пришлось смириться.
— Давай сходим на кладбище, — подавая яичницу, предложила Катя. — К Всеволоду Сергеевичу. Хороший человек был.
— Хороший, — согласился Миша, не отрывая глаз от телефона. — Умный и с юмором.
— Миш, ну ты хоть бы на меня посмотрел! — вздохнула Катя, садясь напротив.
— Я только и делаю, что на тебя смотрю! — удивился муж, действительно быстро на нее взглянул и снова уставился в гаджет.
Катя махнула рукой и засмеялась.
День выдался великолепный. Когда шли к кладбищу, было еще не жарко. Тихо жужжали осы, стрекотали кузнечики. У большого пруда носились синие стрекозы.
Большой пруд одним краем подходил почти к поселку. Обычно здесь купались только местные, приезжающие на машинах горожане предпочитали останавливаться ближе к трассе.
В детстве Катю и Лику увести от пруда стоило родителям больших трудов.
Сейчас на песке у воды стояли только сланцы Лики, других желающих поплавать пока не было. Сама Лика лежала на воде метрах в десяти от берега. Подруга Катю заметила, помахала рукой, она помахала в ответ.
У могилы соседа Катя поместила купленные вчера розы в каменную вазу, постояла молча. Всеволода Сергеевича похоронили рядом с женой, на памятнике появилась вторая запись и мужская фотография. Весной записи и фотографии еще не было, рядом с памятником стояла табличка с именем Всеволода Сергеевича. Катя тогда мысленно упрекнула подругу, что она тянет с оформлением памятника. Вслух сказать не рискнула, Лика могла обидеться.
— Он мне всегда очень нравился, — тихо сказала Катя, глядя на фотографию старого соседа.
Миша ласково тронул ее за руку.
Когда возвращались, солнце пекло уже сильно. Она пожалела, что не намазала плечи солнцезащитным кремом.
Народу у пруда со стороны поселка не прибавилось. На песке все так же стояли только белые сланцы Лики.
Катя поискала подругу глазами. Тянувшиеся вдоль берега камыши тихо покачивались.
— Лика! — крикнула Катя, сложив ладони рупором. — Ли-ика!
Тихо жужжали какие-то мошки.
— Лика!
Миша снял очки, протер, тоже стал вглядываться в берег. Лицо у мужа сделалось суровое, как будто он осматривал тяжелого больного.
Катя рванулась к калитке поселка, промчалась по улице, удивляясь, что не разучилась бегать. В последний раз она бегала в университете на занятиях физкультурой.
Влетела на участок соседей и крикнула по-прежнему стоявшему у мольберта Тихону.
— Где Лика?
В полицию они позвонили минут через сорок, когда стало окончательно ясно, что около пруда Лики нет.
К вечеру Тихон не испытывал ничего, кроме тупой усталости. И еще сильного желания увидеть Настю. Она была единственной, кто мог бы заставить его поверить, что жизнь не кончилась. Самому ему казалось, что с той минуты, как он увидел мертвые глаза жены, он перестал существовать. Жить ему больше незачем.
Он понимал, что уезжать нельзя. Все имевшиеся у них вопросы полицейские ему уже задали, но могли возникнуть новые.
Уезжать было нельзя, но увидеть Настю хотелось так сильно, что он не стал с собой бороться. Запер дом и поехал в Москву.
Трасса была почти пуста, и он с трудом сдерживался, чтобы не превышать скорость. То есть пустой была половина трассы, ведущая в Москву, навстречу, как обычно, шел плотный поток желающих отдохнуть за городом.
Машин в Настином дворе оказалось немного, ее соседи тоже предпочитали проводить выходные на природе. Тихон поставил машину рядом с подъездом, бегом поднялся на третий этаж и позвонил в дверь.
Настя хотела, чтобы у него были ключи от квартиры, но Тихон их взять боялся. Объяснить Лике наличие чужих ключей он бы не смог.
Лики больше не было, теперь он сможет отпирать эту дверь сам.
Настя открыла дверь не сразу, он испугался, что ее нет дома. И успел подумать, что совсем не знает, как она проводит свободное время.
Дверь распахнулась. Тихон шагнул в квартиру, посмотрел в сияющие любимые черные глаза и обнял хрупкие плечи.
— Как тебе удалось вырваться? — радостно прошептала Настя.
Он поводил щекой по коротким шелковистым волосам.
— Ты останешься?
Тихон провел рукой по нежной щеке.
— Тихон!
— Лика умерла.
Настя испуганно отодвинулась.
— Она утонула, — Тихон на секунду закрыл глаза.
Глаза у мертвой жены были широко открыты. Тихону в первый момент показалось, что она его видит.
— Она утонула сегодня утром. Тело нашли в камышах через несколько часов.
Настя повернулась, медленно прошла в комнату. Тихон, пройдя следом, сел в ротанговое кресло.
Кресло в форме полушара Настя купила в прошлом году. Оно оказалось удобным, Настя полулежала в нем, слушая музыку.
Тихон откинулся в кресле, вытянул ноги. Настя отошла к окну, прислонилась спиной к подоконнику. Летом она могла обходиться без занавесок, снаружи окно от посторонних глаз закрывали густые ветви березы. Сквозь них просвечивали окна дома напротив.
— Занавесь окно, — попросил он.
Она послушно задернула занавески, помедлила и села на подлокотник кресла. Тихон обнял ее за талию.
— Она утром, как обычно, пошла купаться. Я работал на веранде. Потом прибежала соседка, сказала, что Лики нигде нет. Что ее шлепанцы стоят у воды.
Настя прижалась щекой к его лбу.
— Мы позвонили в полицию. Через некоторое время ее нашли.
— Ей стало плохо?
— Не знаю. Будет вскрытие.
Лика была абсолютно здорова.
— Ты абсолютно здорова, — сказал зимой Михаил, когда Лика прошла в его клинике полное обследование.
— Папе тоже говорили, что он здоров, — обиженно напомнила тогда соседу Лика.
Жена хотела и Тихона заставить пройти обследование, но он, что бывало с ним редко, твердо воспротивился. Больным он себя не чувствовал, а представлять себя сидящим у кабинета соседа рядом с какими-нибудь старушками решительно не хотел.
— Мне надо ехать, Настюха, — прошептал Тихон.
Она покивала.
У него умерла жена. Утонула в тихом пруду, где сроду никто не тонул.
Нет, в прошлом году произошел несчастный случай. Вроде бы пловец попал под катер. Но это было на том берегу, где останавливаются приезжие.
— Дай мне ключи от квартиры, — Тихон поднялся.
Настя, пошарив в тумбочке, протянула ему связку.
Черные глаза были испуганные.
Насте очень хотелось, чтобы он на ней женился. Она не понимала, что держит его рядом с женой.
— Почему? — спрашивала Настя, и черные красивые глаза наполнялись слезами. — Почему ты не можешь от нее уйти? У вас же нет детей!
— Дай мне время, — просил Тихон.
Время шло, Настя продолжала спрашивать, почему он не уходит от жены. Тихон изворачивался, лгал.
Он не уходил, потому что жена смотрела на него веселыми ласковыми глазами, и сказать ей, что она больше ему не нужна, у него не хватало духа.
— Когда ты теперь приедешь? — тихо спросила Настя.
Тихон пожал плечами.
Настя уткнулась лбом ему в плечо.
Он долго не мог поверить, что она его любит.
Она была молодой красивой женщиной, а он заурядным, не слишком успешным художником.
Для того чтобы стать успешным, ему недоставало денег. При хорошей рекламе его картины продавались бы куда лучше.
Просить деньги у тестя ему было противно, и он не просил, хотя точно знал, что тот не откажет. Просить деньги у Лики было еще противнее, о выставке она заговорила сама.
— Конечно, твои картины и так продаются! — весело заметила Лика. — Ты великолепный художник, и все это знают. А самое главное, что это знаю я! Но реклама не помешает.
Тихон тогда равнодушно пожал плечами, но мысль о выставке не отпускала.
— Я тебя люблю, Настя, — прошептал Тихон.
По привычке прошептал. Никакой любви он в этот момент не испытывал. Он ощущал только пустоту и жалел, что сюда приехал.
Настя не помогла вернуться к жизни.
Ему было не до любви. Он был мертвым, но никто этого не знал.
На дачу он вернулся поздно ночью. Окна не горели ни у кого из соседей.
2 июля, воскресенье
Чем помочь плачущей жене, Михаил не знал.
— Пойдем погуляем, — предложил он.
— Не хочу, — Катя потрясла головой.
Она сидела в шезлонге, подставив тело солнцу. Из-под темных очков текли слезы.
— Давай хотя бы до магазина дойдем. Хлеб купим.
— Не хочу.
Михаил потоптался около шезлонга.
— А я схожу. Хлеба действительно нет.
Катя равнодушно кивнула.
Он зашел в дом за бумажником, выдвинулся на улицу. Соседский дом скрывался за растущими вдоль забора кустами калины. Михаил помедлил, решая, не заглянуть ли к Тихону. Того за кустами не увидел и пошел дальше.
На улице, кроме него, никого не было.
Поселок существовал давно. Многие хозяева купили в дополнение к своим участкам соседние, построили большие дома, и, по словам Кати, теперь дачников в поселке стало заметно меньше, чем во времена ее детства.
Катиным родителям тоже хотелось купить второй участок, но, когда один подходящий, расположенный между ними и Ликиным отцом, выставили на продажу, сосед Всеволод Сергеевич покупку перехватил.
Катя об этом не жалела. Она любила дачу, но не настолько, чтобы жить там по полгода, как другие, и маленький садик ее вполне устраивал.
Рабочего-узбека Михаил заметил, не дойдя до магазина нескольких метров. Рабочий косил траву около высокого сетчатого забора.
— Аслан! — позвал рабочего Михаил.
Аслан работал в поселке уже несколько лет. Косил траву, ставил заборы, помогал при строительстве.