У дома, где Комбата должен был встретить полковник Бахрушин, его ждал еще один неприятный сюрприз. Издали взглянув на занавешенное окно, Комбат заметил выставленную на окно вазу с засохшими розами. Это было знаком предупреждения. Значит, кто-то наблюдал за полковником и Комбат ни в коем случае не должен здесь появляться.
Окинув взглядом безлюдный в это послеобеденное время двор, Комбат заметил прохаживавшегося между березками молодого невысокого блондина в светло-сером, аккуратно подвязанном поясом плаще, явно служивого. Он курил и время от времени оглядывался по сторонам.
Комбат не стал рисковать и, не дожидаясь, пока молодой службист его заметит, свернул в арку. Бахрушин, очевидно, успел заметить Комбата. Как только Рублев устроился на лавочке в соседнем дворе, полковник позвонил ему и сказал:
– Спасибо, что все понял. Вот такая у нас осень.
Сказав это, полковник сразу отключился. И Комбат понял, что все намного серьезнее, чем он думал. У злодеев обычно хватает средств, чтобы убрать с их пути любого, зато выследить, прослушать они могут далеко не каждого. А Бахрушин явно боялся не столько слежки, сколько прослушки. Это могло означать только одно – за ним следили свои. Это вынуждало работать практически вслепую. Но у Комбата с полковником были предусмотрены варианты на все случаи жизни. Фраза «вот такая у нас осень» тоже имела конкретное значение, точнее, конкретный адрес. Неподалеку располагалось кафе «Осень», а над ним еще одна конспиративная квартира. Комбат отправился туда первым. Полковник Бахрушин наверняка поводит того, кто за ним следит, за нос или направит по ложному следу, а потом уже появится у Комбата.
Начинало смеркаться, но Борис Рублев не спешил включать свет. Ему было над чем подумать. Однако не успел он заварить кофе, как у него за спиной послышался голос Бахрушина, который умудрился войти в квартиру совершенно бесшумно.
– Спасибо, Комбат, что пришел, – сказал Бахрушин, пожимая ему руку.
– За вами хвост. Свой, как я понимаю, – высказал предположение Комбат.
– Да, – кивнул Бахрушин и попросил: – На всякий случай давай-ка отключим мобильники и вытащим симки. Свет включим чуть позже.
– Да мы и так вполне сможем поговорить, – заметил Комбат, ловко разливая в полумраке кофе. – Кто этот мелкий пакостник, который пытался следить за вами?
– Из соседнего отдела. Старший лейтенант Кориков. Володинский кадр. Решил обыграть своего шефа, меня, а вместе с нами все ГРУ. Володин собирается в отставку, на пенсию, так у него в отделе все зашустрили. Этот малый вообще бежит впереди паровоза, – сказал Бахрушин и, помолчав, перешел к делу: – Долго рассиживаться у нас с тобой времени нет. Поэтому я коротко изложу тебе суть. Как нам стало известно, в Москве и Подмосковье действует тайная организация «Легион». В нее входят богатые и влиятельные люди.
– Все или только избранные? – вполне серьезно спросил Комбат.
Но Бахрушину почему-то в словах Рублева послышалась насмешка.
– Не ерничай! – не скрывая недовольства, одернул он Комбата. – Все это более чем серьезно.
– Я серьезен, как никогда, – заметил Комбат.
– Так вот, – продолжил Бахрушин, – у этой организации, как сообщают наши информаторы, есть выход на международные банки. Дисциплина в «Легионе» жесткая, можно сказать, жестокая. Тех, кто хочет выйти из организации или слишком много болтает, убирают, доводят до самоубийства и тому подобное. Средства, само собой, переходят в кассу «Легиона». Действует «Легион» по принципу пирамиды. У кого-то из его членов должны быть сосредоточены имена и банковские счета всех остальных членов организации.
– И этот «кто-то» должен находиться на самой вершине пирамиды? – уточнил Комбат.
– Так точно, – подтвердил Бахрушин. – Более того, есть сведения, что дипломат с этими данными хранит в одной из своих банковских ячеек некто Александр Малиновский, программист, который, выгодно женившись на приемной дочери одного из богатейших людей России, руководит известной компанией. Чтобы выйти на него, придется сблизиться с теми, кто владеет львиной долей российского капитала, который посредством «Легиона» полегоньку перекачивается за рубеж.
– Но, полковник, вы же знаете, я человек дела, – на минуту задумавшись, заметил Комбат. – Не по мне заниматься всеми этими театрализованными представлениями, прикидываться богатым и тупым.
– Если у тебя есть план получше, действуй, – сказал полковник. – Мне важен результат. Я хочу знать, действительно ли существует такая организация, кто в нее входит и каким образом средства утекают за границу. Здесь есть несколько вариантов: через благотворительные фонды, фиктивные браки с иностранками и иностранцами, ну и все такое прочее.
– Как я понимаю, – произнес Комбат, – вы все-таки сомневаетесь в том, что эта организация существует.
– Всякое может быть, – сказал полковник, – но если сигнал поступил, мы должны на него отреагировать.
– Это все? – спросил Комбат, поскольку почувствовал, что Бахрушин что-то недоговаривает.
– Есть еще одно препятствие – старший лейтенант Кориков, который хочет взаимодействовать с моими агентами, – сказал Бахрушин. – Он более чем настойчив в этом своем желании.
– Не люблю ищеек, – усмехнулся Рублев, – но попытаюсь пустить его по ложному следу. Пусть активно «взаимодействует» с каким-нибудь другим человеком. Пусть купит себе шляпу и пальтишко подороже и тоже внедряется в высшее общество.
– Это в девяностые богатые люди носили малиновые пиджаки и золотые цепи и всеми силами стремились выделиться из общей массы. Теперь модно сливаться с толпой. Если человеку при деньгах нужно выйти на улицу без охраны, он наденет простой свитер, курточку и джинсы, а не роскошное пальто и шляпу. Любимое развлечение наших нуворишей – переодеваться в бомжей, – заметил полковник. – Представляешь, спорят на деньги, даже на деньжищи, кто больше мелочи в переходе соберет или кто дольше пробомжует. Так что теперь, чтобы сблизиться с кем-нибудь из шишек, не в казино, а в дорожный переход на скрипке играть идти нужно. Или на худой конец страйкбол осваивать. У них там свои команды, соревнования, чемпионаты.
– Да, осень для страйкбола – золотое время! – оживился Комбат. – В лесу листья с деревьев облетают, прозрачнее делается, интереснее играть.
– Я вижу, ты в этом разбираешься! – одобрительно кивнул Бахрушин. – Это нам пригодится. Только не обязательно за город, в лес ехать. Теперь и на Таганке, считай в центре Москвы, в бункере организуют страйкбол. Там всегда много иностранных туристов.
– Иностранных туристов, говорите… – задумался Комбат. – Отлично. Лучше не придумаешь. Никогда не играл в страйкбол с иностранцами.
– Комбат, твоя задача не в страйкбол играть, – заметил полковник.
– Зато там все в очках и в масках. Можно по желанию спровоцировать любую ситуацию. Отличное место для переговоров и заключения самых разных сделок. Так что посылайте своего старлея в это воскресенье на страйкбол на Таганку, там с ним и разберемся. Будем расширять «Легион». Включим этого старлея в него. Пущу по ложному следу. Пусть шустрит. А заодно и этого господина Малиновского прощупать можно. Подумаем, как на него выйти. Не может быть, чтобы там никто о нем не слышал. Как всякий зять богатого тестя, он, наверное, комплексует, а где ему еще самоутверждаться? Или горные лыжи, или экстремальные игры, – четко и ясно заключил Комбат, поднимаясь из-за стола. Свет они так и не включили.
– Может, ты и прав, – кивнул Бахрушин и добавил: – А ты этого Корикова запомнил? Узнаешь?
– Я его сфотографировал. Главное, чтобы он меня не узнал и не вычислил. А я его узнаю.
– На связь выходи только в экстренном случае, – напомнил Бахрушин. – Наверняка прослушка везде.
– Прослушка – это дрянь, – покачал головой Комбат. – Но ее отлично можно использовать для передачи ложной информации.
– Только этим я сам займусь, – попросил полковник. – Ты лишний раз не высовывайся.
– Да понял я уже, понял…
Пожав Комбату руку, полковник ушел.
Комбат убрал со стола, помыл посуду и осторожно выглянул в окно. Освещенный одиноким фонарем двор был пуст, и Рублев поспешил покинуть явочную квартиру.
Из всех распространившихся в последнее время экстремальных игр Комбат уважал страйкбол больше всего. Может быть, потому, что он зиждется на честности играющих. Ведь пластмассовый шар, в отличие от пейнтбольного, не оставляет на обмундировании никаких следов, а значит, ответственность за учет попаданий несут сами игроки. Тот, в кого попал шар, прежде всего сам должен признать факт попадания и дать знать об этом – надеть белую повязку, поднять руки или вообще удалиться в «мертвяк» – специальное место, где ждут окончания игры условно убитые и раненные.
Борис Рублев познакомился со страйкболом, который в России известен с конца девяностых, совсем недавно. Напарник его давнего знакомого заболел, и этот приятель, зная, что Комбат находится в прекрасной физической форме, попросил его подменить, потому что по условиям игры участвовать в состязании могли лишь хорошо проверенные или рекомендованные кем-либо из проверенных игроков люди. Они выехали за город и, разбившись на две команды, пытались добраться до обозначенного на карте склада. Третья команда противостояла им и довольно умело отстреливала тех, кто зазевался. В результате из их команды до склада дошли трое, в том числе Комбат. Отбив у охраны склад, они сбили замок, ворвались внутрь, а там вместо коробок или ящиков обнаружили накрытые столы, где стояли дорогие напитки и угощения. Но в бункере играть в страйкбол Комбату еще не приходилось. Вспомнив, что у него сейчас гостит Титовец, Комбат решил и его захватить в выходные на Таганку. Тряхнуть, так сказать, стариной.
В горячих точках, правда, стреляли не пластмассовыми шариками, а металлическими пулями, которые оставляют кровавый след, даже пронесясь по касательной. Но и там, где они выполняли задания государственной важности, в отношениях между бойцами главным условием была честность. Вот с врагом приходилось хитрить. В условиях не открытого боя, где встречаешься с противником лицом к лицу, а постоянного напряженного противостояния с невидимой до определенного времени сило