– Нет, – сказала она. – Меня нет. Нет. Я... впрочем, обождите секундочку.
Она закрыла рукой микрофон:
– Может быть, господин Бурма, вы все-таки не напрасно приехали. Звонит Морис... Морис Шасар. Мне очень хочется раз и навсегда с ним покончить. Ваше присутствие будет для меня поддержкой, а его, возможно, припугнет...
– Превосходная мысль, – одобрил я.
Она бросила на меня косой взгляд:
– Секундочку, – снова произнесла она в телефонную трубку.
Опять прикрыв микрофон ладонью, она прямо повернулась ко мне и жестко сказала:
– Господин Бурма, мне не нравится ваш тон.
– Право, барышня, я не понимаю...
– Если и вы тоже считаете... считаете, что... что я убила Этьена... то можете убираться...
Она задрожала:
– Убирайтесь!
– Ничего подобного я не считаю, – тихо сказал я. Она угасла столь же стремительно, как и вспыхнула.
– Простите меня, – вздохнула она. – Это все нервы... Пусть он поднимется, – почти крикнула она в телефонную трубку.
Она снова уселась, но на этот раз стараясь ничего лишнего не выставлять. По просьбе молодой женщины я пошел открыть дверь типу, который звонко выкрикнул мне:
– Добрый вечер, моя милая куколка!
– Я не та, за кого вы меня принимаете, – возразил я.
– Ох, извините, – отступая, пробормотал он.
От него разило вином, а лицо сохраняло оттенок, характерный для встающих поздно и не ложащихся рано людей. Одет он был неплохо, с чуть сомнительной элегантностью, но без крайностей. Молод. Глаза каштановые, с такими же кругами. Прямой, длинный нос, украшенный на конце тонкой сетью синеватых вен. Папенькин сынок в постоянном подпитии или незлой светский хлыщ. Несмотря на нос пьяницы (или страдающего печенью), довольно симпатичный и даже, если все принять во внимание, красивый малый. Под одеждой угадывались крепкие мускулы. Да почему бы и нет? Тип журналиста новой школы, из тех, что кладут ноги на стол и носят шляпу на манер громил, насмотревшись американских фильмов.
– Заходите, – сказал я. – Мы устроим игру на троих.
– Что...
Со своей кушетки Женевьева Левассер приказала:
– Входите же.
Он вошел. Встал посреди комнаты. Сначала взглянул на девушку, потом на меня.
– Представляю вам господина Нестора Бурма, – сказала хозяйка дома.
– Нестор Бурма?
Он почесал кончик носа.
– Частный детектив, – уточнила она.
– Ясно, – произнес он. – Знаю по имени.
Он усмехнулся:
– Так, значит, ему предстоит разыскать картину?
– Какую картину?
– Не стройте из себя дурочки! – рявкнул он. – Ваш любовник был вором. Он украл из Лувра картину. Он мертв и...
Голос его пресекся. Взглядом он поискал стул и упал на него, вытирая лицо. Из-за жары, царившей в комнате, или из-за выпитого вина он почувствовал себя очень плохо. Малютка Женевьева вихрем сорвалась с кушетки. Она стояла трепещущая, с вздымающейся гневно грудью, со сверкающими глазами.
– Вы его слышите, господин Бурма? – прорычала она. – Вы слышите? Он клевещет на меня! Этот грязный тип клевещет на меня. Он...
– Не будем выходить из себя, – сказал я. – Он на вас не клевещет. Он утверждает, что ваш любовник – вор. Очень много шансов, что так и есть. Он утверждает, что тот мертв. И это верно.
Она пыталась уничтожить меня взглядом:
– Так, значит, и вы против меня? Я пожал плечами:
– Помолчите. Разве, если хорошо подумать, – если вы сейчас в состоянии думать, – вы не наняли меня для того, чтобы я выставил эту особу за дверь?
– Да! – взвизгнула она. – Выкиньте его за дверь. Выбросьте в окно. Так будет еще лучше. Мы на шестом.
– Для меня это невысоко. Но я зашел к вам не для того, чтобы отправиться спать в тюрьму Санте. Впрочем, сейчас мы легко во всем разберемся.
Я подошел к Шасару и, схватив за отворот плаща, приподнял. В его глазах застыл ужас.
– Не бойтесь, я вас не съем, – сказал я.
И резко отпустил. Он встряхнулся, отступил на шаг.
– Ухожу, – сказал он.
– Останьтесь! Он замер.
– Послушайте, месье Шасар, – сказал я. – Чем вы живете?
Он смутился, потом произнес:
– Устраиваюсь.
– По крайней мере вы откровенны.
– Почему бы мне не быть откровенным?
– Ну, а раз уж вы откровенны, вываливайте.
– Мне нечего вываливать.
– Вы оба с приветом.
– Оба?
– И вы и она.
Женевьева Левассер, вернувшаяся на кушетку, строго призвала меня к порядку:
– Господин Бурма!
– Помолчите!
Я вернулся к Шасару-охотнику:
– ... Устраиваемся, да? Спим со зрелыми женщинами, даже с очень-очень зрелыми, а потом, когда хочется молоденького, не брезгуем и небольшим шантажом, не так ли? Чтобы подкрепить свое обаяние!
– Какая мерзость! – воскликнула Женевьева.
Я нетерпеливо обернулся:
– А теперь послушайте вы, барышня. Если же опасаетесь за свои миленькие ушки, идите в спальню.
Она стукнула ножкой:
– Нет! Я остаюсь! В конце концов, я здесь у себя.
– Как вам будет угодно. Только не прерывайте меня все время!
Я сел рядом с ней, чтобы попридержать в случае нужды:
– Так я продолжаю, мой дорогой Шасар. Вы обвинили барышню в убийстве своего любовника?
– Да.
– Смешно, – произнесла девушка.
Ее пальцы начали искать мою руку, схватили ее и сжали. Она вздрогнула, и я почувствовал ее грудь, трепещущую у моей правой руки. Шасар с ужасом и ненавистью смотрел на нас.
– И зачем ей понадобилось бы его убивать?
– Чтобы... чтобы захватить картину.
– Вы глупец, Шасар, и я уже слишком много потерял с вами времени...
Женевьева убрала свою руку из-под моей.
– ...и советую отказаться от вашей политики запугивания. Она проваливается. Мадемуазель Левассер могла и полюбить человека, который оказался вором. И она его не убивала. Не буду занимать время подробностями, ни произносить речь. Скажу вам лишь одно: я на службе у мадемуазель Левассер и, когда вы наступаете ей на пальцы, болят мои мозоли. Не просчитайтесь. Вам это может дорого обойтись. Ясно?
Он пожал плечами.
– Ладно, – сказал он облегченно.
Наверное, он ожидал пинка под зад, и был счастлив, когда обнаружилось, что это произойдет не сразу. По трезвому размышлению, этот парень все же не был так уж симпатичен.
– Теперь вы можете удалиться, – сказал я. Он пробормотал:
– Каким же я был идиотом!
– Я вам это уже говорил. До свидания, Шасар. Он смылся, поджав хвост. Я захлопнул за ним дверь.
– Ну вот, – сказал я, возвращаясь к Женевьеве. – Вы довольны?
Ей не хотелось метать бисер перед Шасаром, но теперь, когда тот очистил помещение, она приняла на кушетке более интимную позу:
– Спасибо, господин Бурма, – проворковала она. – Знаете, я... я все-таки не убивала Этьена.
– Не будем больше говорить об этом.
– Вы правы. Я... гм... деликатный вопрос... я хотела сказать... о вашем гонораре...
– Заплатите потом. Когда с делом будет полностью покончено.
– Но я думала...
– С этой публикой никогда ничего не известно. Будет лучше, если несколько дней он будет видеть, что я кручусь вокруг вас... Конечно, если вы позволите.
Она углубилась в созерцание собственного башмачка, решая какие-то личные проблемы. Наверное, она думала, что один прилипала вышибил другого. Наконец она сказала:
– Ну конечно, господин Бурма. Я улыбнулся:
– Постараюсь быть максимально незаметен. Она отплатила мне улыбкой:
– Тогда Шасару не будет страшно.
– Я не это хотел сказать.
– Я поняла. Спасибо, господин Бурма. И всего наилучшего.
С вызывающим изяществом она протянула мне руку. Я ее поцеловал. У меня нет привычки к подобным церемониям, но я постарался. Вроде бы получилось неплохо. Забирая шляпу с круглого столика, я смахнул на пол лежавший там желтый листок плотной бумаги. Поднимая его, я полумашинально бросил на него взгляд. Это было приглашение, причем на сегодняшнюю ночь, принять участие воткрытии нового кабаре, на улице Оперы. Кабаре называлось "Сверчок".
– Извините меня, – сказал я.
– Пожалуйста.
В лифте запах ее духов все еще щекотал мне ноздри.
Когда я выходил из лифта, сидевший неподалеку на скамейке тип встал и направился ко мне. Это был назойливый по природе Шасар. К нему вернулся более фатоватый вид.
– Не сержусь на вас, – сказал он.
– Я тоже.
– Значит, все в порядке.
– Вы остановились здесь?
– Что вы! Нет средств. Я снимаю в маленькой гостинице по улице святого Рока.
– Подробности меня не интересуют.
– Но я их вам сообщаю. Вы ведь детектив, правда? Хотел предложить вам стаканчик. Можно?
– Можно. Мышьяк у вас с собой?
– Неподалеку есть аптека.
– Превосходно.
Мы вышли из "Трансосеана" только что не в обнимку. Для того чтобы пропустить за воротник, мы направились в тихий маленький бар на улице Камбон.
– Вы должны принимать меня за последнюю скотину, – сказал Шасар.
– Теперь нет.
– О, черт подери! Вы же видите, что у этой Жани за фигурка! Что вы хотите, меня это гложет. Я уже давненько ее домогаюсь, но всегда получаю от ворот поворот... Поэтому, когда я узнал, что ее дружок оказался вором...
– Как вы об этом узнали? В газетах ничего об этом нет.
– Плевать я хотел на газеты! В моем кругу прознали. Так вот, говорю вам, когда я услышал, что ее хахаль вор и его ухлопали, я решил попытать счастья.
– Больше его не испытывайте.
– Ладно, Хотя... я это сказал, не подумав, но... в конце концов очень может быть, что именно она-то его и ухлопала. Вы так не считаете, господин Бурма?
– Если верить газетам, полицейские ее не заподозрили.
– Плевать мне на газеты! А вы, разве вы верите этим сплетницам?
– Нет.
– А значит?
– Она – моя клиентка.
– Точнее – еще остается или уже нет?
– Остается. А вы понимаете, что это значит. Так что не пробуйте до нее добраться запугиванием.
– Ну ладно, ладно. Попытаюсь на улице Комартен подцепить такую, чтобы была на нее похожа. Если бы были деньги... Хорошо. Она ваша клиентка, и я не хочу на нее наскакивать, но, право... есть что-то грязное в этой истории с картиной.