Он наслаждался окружающей элегантной обстановкой, казалось, ничем другим не интересуясь. И только когда хозяин дома придвинул бар со звенящими бокалами и бутылками, отреагировал:
– Нет, благодарю, я не пью. А также не курю, – добавил он, бросив взгляд на пачку сигарет, лежащую перед ним на столе. Потом с любезной улыбкой заметил: – Но вы, пожалуйста, курите. Это мне ничуть не помешает.
Затем он снова погрузился в молчание. Несколько удивленный Даниель снова закурил трубку, пошел к столу и сел на свое обычное место за пишущей машинкой.
– Ну, месье… – начал он.
Ему мешало то, что он не мог глядеть в глаза посетителю, сидевшему в кресле, полузакрыв их.
– Ну, месье…
Даниель запнулся, не зная, что сказать дальше. Гость понял его слова как приглашение представиться.
– Оноре Дюпон. В противоположность вам, я имею самое заурядное имя.
– Зато ваш телефонный разговор был совсем не зауряден.
Они обменялись еще несколькими вежливыми замечаниями, в результате которых выяснилось, что Оноре Дюпон усердный и восхищенный почитатель своего хозяина. Но и после этого лед не сломался, и беседа продвигалась с трудом.
«Оноре Дюпон, – думал Даниель. – Дюпон – распространенная французская фамилия».
В сущности, такое имя не подходило к необычной внешности, этого человека. Если бы Даниель использовал своего гостя в качестве персонажа романа, он бы дал ему другое, более подходящее. Иначе его фигура казалась бы там инородным телом. Наконец его собеседник заговорил:
– Перейду к цели моего визита.
Он долго копался в своем портфеле, пока не извлек оттуда последний номер «Криминалистики».
– «Убийца – человек не интеллигентный», – прочитал он вполголоса. Затем ударил тыльной стороной руки по журналу и спросил повышенным тоном: – Вы это действительно говорили?
– Конечно, – ответил Даниель.
– И вы вправду так думаете?
– Да, естественно.
– Почему? – Поскольку Даниель медлил с ответом, Дюпон задал следующий вопрос: – Вы имели статистические данные? Какими источниками вы пользовались? Какие факты можете представить?
Итак, Даниеля неожиданно принуждали доказывать свое утверждение. До сих пор ему незачем было заботиться об этих «почему» и «каким образом», однако теперь у него с удивительной агрессивностью требовали отчета.
Его собеседник – почти противник – с одержимостью враждебно настроенного прокурора пытался загнать его в угол.
– Какие доказательства вы имеете для подобного утверждения?
– Например, газетные сообщения о разных убийствах.
– Газетный материал еще не факт.
– Мне его достаточно. – Теперь Даниель потерял спокойствие. – Каждому известно, что убийцы всегда по-идиотски поступают. Либо глупо ведут себя, либо оставляют заметные следы, либо их мотивы настолько ясны, что преступников тотчас ловят.
– Но другие убийцы? Другие, не пойманные?
Говоря это, Дюпон посмотрел на своего хозяина широко открытыми глазами. Даниель почувствовал серо-голубой взгляд суженных зрачков, словно стрелами пронизавший его. Он не успел проанализировать свое странное впечатление: тяжелые веки снова опустились.
– Вы забыли убийц, дела которых так и не были раскрыты.
– Да, я согласен, что отдельные преступники еще не выявлены, – кивнул Даниель.
– И не будут выявлены, – с радостью подхватил Дюпон.
Его щеки раскраснелись, а глаза за стеклами очков быстро заморгали.
«Похоже, он рад этому, – подумал Даниель, – Смешной парень».
Его гость, в сущности, не производил на него ни приятного, ни отталкивающего впечатления. Даниель чувствовал к нему чисто деловое любопытство.
Может, он беседовал с сумасшедшим, который приравнивает убийство к искусству?
Как далеко в душу и ум способно зайти такое «профессиональное заболевание»? Ради забавы Даниель подлил масла в огонь.
– Если единичные случаи убийств и остались неисследованными, – сказал он, – то причина этого прежде всего состоит в том, что преступникам повезло.
– А вы не считаете возможным идеальное убийство?
– Идеальных убийств не существует – есть только неидеальные криминалисты.
Подобная игра слов произвела сильное впечатление на Дюпона. Он покачал головой и заметил:
– От вас, месье Морэ, я ожидал каких-то необычных взглядов. Но вы попросту считаете убийц слабоумными. – Он с печальным видом вздохнул. – Выходит, что всем и каждому следует приклеить одинаковую этикетку.
– Но если человек убивает своего ближнего, то это в любом случае указывает на его деградацию.
– Вы смешиваете интеллект и мораль, – заметил Дюпон.
– Все равно, убийца ненормальный человек.
– А кто тогда нормальный? И вообще, что такое нормальность? Нечто среднее? Посредственность?
– Разве можно презирать порядочных людей, за их посредственность?
– Неужели вы не понимаете, что криминалистика – это феномен необычности? – С вопросительно поднятыми бровями Дюпон смотрел на Даниеля, желая убедиться, что тот внимательно следит за его аргументацией. – Преступники представляют собой исключение. Процентное отношение кретинов и интеллектуалов среди них такое же, как у остальных. Все революционеры и все гении – отклонение от нормы, – Увлеченный собственным вдохновением, он ерзал в кресле. Широкий лоб нахмурился, а глаза сузились в щелки. – Если умный человек пойдет на преступление, месье Морэ, то на основании какого критерия вы установите, что он не интеллигент?
– Очень просто, сто шансов против одного, что его схватят. – Учитывая возбужденное состояние своего посетителя, Даниель намеренно спокойным тоном продолжал: – А если он идет на такой риск, то это указывает на его недостаточно высокое умственное развитие.
– У вас нет никаких доказательств, что шансы сто к одному. Высокоинтеллектуальный человек может сократить риск до минимума.
– Но он не сумеет предусмотреть все срывы и случайности.
– И тем не менее, предусмотрит почти все. – Немного подумав, Дюпон добавил: – Можно вообще каждую деталь предусмотреть.
И поскольку Даниель сделал скептическую мину, он с новым подъемом пустился в спор:
– Хотите, докажу?
Желая сосредоточиться, он закрыл глаза. Продолжая беседу, он едва шевелил губами: его слова, казалось, следовали за мыслями.
– Предположим… – Он наклонился, и Даниель снова почувствовал, как гость сверлит его взглядом, – Предположим, я пришел сюда, чтобы убить вас.
– Меня… убить?
Даниель громко рассмеялся. Ему эта мысль показалась очень забавной, но посетитель не разделил его веселья.
– Это не шутка, месье Морэ.
– Ну, тогда неудачный пример.
– О нет, он не так плох, как вы думаете.
– Великолепно, – Даниель поднес горящую спичку к только что набитой трубке и, глубоко затянувшись, спросил: – Как вы будете убивать меня?
– При помощи пистолета, – Дюпон хлопнул рукой по портфелю, – Того, что лежит у меня здесь.
– А грохот выстрела?
Пистолет, естественно, снабжен глушителем.
– Хорошо, – Даниель кивнул. – Интересно, а вас видел кто-нибудь, когда вы шли ко мне?
– Я ехал один в лифте, и лестничная клетка была пуста. Мне только придется соблюдать осторожность, когда я буду выходить из дома. Но даже если кто-то меня заметит… В этом здании еще по меньшей мере пятьдесят квартир.
– Даже шестьдесят.
– Поэтому я буду некой безымянной фигурой среди многих других безымянных людей. Кроме того, наша встреча не планировалась заранее. Десять минут назад вы даже не подозревали о моем существовании. Вряд ли вы кому-то про меня рассказали…
Даниель обрадовался, найдя прореху в аргументах Дюпона. Торжествующим жестом он остановил своего гостя.
– Минуту! Откуда вы знаете, что я никому не сообщил о вашем приходе?
– У вас не было времени принять до меня даже одного посетителя.
– Но я мог пообщаться по телефону.
Дюпон выслушал его возражение с неясной усмешкой. Потом пожал плечами, встал и с портфелем под мышкой подошел к окну. Тусклое октябрьское солнце нежным светом озарило его лысый череп.
– Месье Морэ, если бы я хотел убить вас, – он кашлянул, – то просто блокировал бы ваш аппарат после своего звонка.
Даниель чуть не схватил трубку, но овладел собой. Вместо этого он судорожно вцепился в глиняный сосуд с табаком.
«Нет, – подумал он, – этого не может быть. Он не может ничего знать, это просто случайность. Обыкновенное случайное совпадение». В некоторых районах Парижа, обслуживаемых устаревшими телефонными станциями, для блокировки аппарата одному из участников разговора нужно было просто не класть трубку. Как-то он сам это пробовал, чтобы использовать подобный прием в своем романе. Но не воспользовался ли им Дюпон?
«Нет, – повторил про себя Даниель, – об этом он не знает. Просто случайное совпадение». Однако теперь его уверенность ослабла.
– Здесь, наверху, мы совершенно изолированы, – продолжал Дюпон, взмахом руки указывая на небо, по которому двигались кучевые облака. – Точно на вершинах Гималаев. Справа и слева от этой комнаты расположены подсобные помещения. Над нами больше нет жилья, внизу временно тоже никто не живет.
Даниель замер, отключившись от разговора. Какой-то внутренний голос тихо нашептывал ему: «Он точно информирован о твоей квартире и твоих жизненных обстоятельствах. Он принял все меры предосторожности, чтобы сохранить встречу в тайне. Он явился с совершенно определенным намерением и, наверняка, не затем, чтобы обсуждать твое, интервью. Что содержится в его черном портфеле? Бумаги, документы? Почему бы там не быть оружию?»
Вдруг Даниеля охватила паника. Иррациональная, вне всякого смысла и так же трудно объяснимая, как и ее причина.
«Полное безумие, – думал Даниель. – Настоящее идиотство все, что я себе вообразил. Если я захочу, то смогу уложить его одним ударом кулака».
Но он ничего не предпринимал, поскольку, в сущности, не имел ни малейшего основания наброситься на своего гостя. Возможно, причиной разыгравшейся фантазии была его профессия. Подсознательная борьба неожиданно закончилась. Разум победил инстинкт: если кого-то собрались убить, должен найтись мотив.