– Комиссар Фушероль.
Затем последний приблизился к носилкам и откинул простыню. Лицо Даниеля казалось вылепленным из серого гипса, а брови и ресницы были словно приклеены для сходства с живым. Толстым пальцем Фушероль показал на кровавую рану.
– Убит выстрелом в затылок, как при расстреле.
Морису пришлось опереться о спинку кресла. Он смотрел на застывшего друга, тщетно выискивая признаки жизни в этой неподвижной маске. Уже подготовленный к подобному зрелищу, он тем не менее чуть не упал в обморок.
– Это действительно Морэ? – спросил комиссар.
Латель не мог выговорить ни слова. Он только кивнул и собрал все силы, чтобы не потерять сознания. Комиссар накрыл тело покрывалом и приказал санитарам вынести его. Он заметил, что Латель побледнел как мел.
– Вое же вы не лишились чувств, – удовлетворенно кивнул он. – Этого только не хватало: ведь в ваших книжках горы трупов валяются.
Подобное замечание и тон, каким оно было произнесено, убедили Мориса в том, что Фушероль не только глуп, но и бесчувствен.
Таким он и выглядел: расплывшееся лицо с тщеславным выражением и маленькие холодные глаза над жирными щеками.
– Убитый был моим другом, – тихо сказал Морис.
– Потому я и вызвал вас сюда.
– Когда это произошло?
– Вчера днем. По мнению полицейского врача, не менее двенадцати часов и не более суток назад. Сегодня около восьми утра его нашла здесь уборщица. У нее был ключ от квартиры, и она сразу увидела сюрприз.
Слева, возле письменного стола, на ковре были очерчены мелом контуры тела. «Ну, покойника, здесь уже нет», – наивно успокаивал себя Морис.
– Давайте сядем, – предложил Фушероль.
Его слова прозвучали как приказ, но Морис охотно последовал им. Напряженные мышцы расслабились, железное кольцо, сжимавшее грудь, почти исчезло. Толстый комиссар опустился в кресло.
– Я надеюсь, месье Латель, что вы сможете предоставить нужную информацию о Даниеле Морэ. Мне известно, что он был автором криминальных романов, но больше – ничего.
– Я бы хотел знать, как это случилось.
– Позже. У Морэ были родственники?
– У него есть старая мать. По-моему, она живет в Шатору.
– А точнее?
– Он редко говорил о ней.
– А об их отношениях?
– Кажется, они не очень хорошо понимали друг друга. Во всяком случае, у меня создалось такое впечатление.
– А как обстоит дело с женщинами?
– Он не был женат.
– Это еще ничего не значит.
– Ну, аскетом я бы его не назвал. Он имел несколько историй.
– Несерьезных? Не постоянных?
Насколько мне известно, именно так.
– Вы можете припомнить имена?
– К сожалению, нет.
– И конечно, вы не представляете, кто бы мог его убить?
Латель покачал головой. По мере того как комиссар получал отрицательные ответы, его багровое лицо все больше темнело.
– Вы не знаете никого из его родных, даже ни одной подруги. Но послушайте, Латель, ведь мужчины обычно рассказывают о любовницах.
– Все зависит от человека, а Даниель был очень корректен, серьезен и скрытен.
– В самом деле?
– Он был моим другом.
– Ах, другом! – вспылил Фушероль, – Я все-таки не дурак. Вы утверждаете это, несмотря на то, что он ничего не говорил вам о своих любовных делах? Вы считаете меня идиотом?
Морис предвидел эту вспышку и равнодушно пропустил ее мимо ушей. Он чувствовал, что гнев Фушероля простая поза: комиссар играл роль полицейского, которого нельзя провести, подобно тому, как офицер порой играет роль доблестного солдата.
– Если вы не выложите всего, чем располагаете, – продолжал Фушероль, – это может вам дорого обойтись.
– Я бы мечтал… – начал Латель.
– Здесь я задаю вопросы.
«Да, говорит он как по-писаному», – подумал Морис. Подобные фразы столь часто мелькали в плохих криминальных романах, что Латель никогда бы не воспользовался ими в своих книгах.
– Вы женаты?
Комиссар сопроводил свой вопрос недоверчивым взглядом. С печальным выражением лица Морис ответил:
– Моя жена умерла.
– Давно?
– Семь лет назад.
Изабели было двенадцать, когда ее мать скончалась после продолжительной неизлечимой болезни. Только мысли о дочери поддерживали у Мориса интерес к жизни.
– Когда вы познакомились с Морэ?
– Примерно двенадцать лет назад. С тех пор, как наши сочинения стали выпускаться в одном издательстве.
– У Фонтевро, на улице Миромениль?
– Да, прежде…
Морис обернулся. Худой светловолосый юноша записывал его ответы в блокнот. Сейчас он приостановил это занятие, глядя на комиссара, как собака, ожидающая команды своего хозяина.
– Продолжайте, – поторопил Фушероль. – До того, как Морэ стал издаваться у Фонтевро…
– Тогда он еще не был известным писателем. Пара его романов вышла мизерным тиражом в провинции. Имя издателя могу назвать…
– Лучше потом продиктуете Совину.
Молодой блондин подхалимски улыбнулся.
– Еще сообщите ему имена ваших общих знакомых, – продолжал комиссар.
– Здесь речь пойдет главным образом о коллегах. Нас прежде всего объединяла работа. В личной жизни у меня с Морэ не было ничего общего.
Фушероль оперся обеими руками о стол и, пыхтя, приподнялся.
– Когда вы видели Морэ в последний раз? – спросил он.
– Примерно две недели назад в издательстве. Мы немного побеседовали о разных делах.
– И с тех пор вы о нем ничего не слышали?
– Нет, как же… Он звонил мне вчера утром, – Чуть помедлив, Морис добавил: – Он справлялся о ЦННИ и «Криминалистике».
Почему он не упомянул о Дюпоне? Комиссар был так ему несимпатичен, что Латель не имел никакого желания говорить больше, чем необходимо.
– «Криминалистика»! – презрительно повторил комиссар. – Игрушка для теоретиков, которые ничего не умеют. Мы, практики, на это не имеем времени. Нам приходится думать, как справиться с проблемой без посторонней помощи. – Широким жестом он обвел комнату. – Убийца не обыскивал помещение. Либо ухитрился сделать это незаметно. Вы не знаете, хранил ли Морэ в квартире, деньги?
– Не думаю. За все покупки, даже за мелочи, он платил чеками.
– Кого же вы считаете способным на это преступление? Кто мог желать его смерти?
И Фушероль, как ему казалось, с едкой иронией добавил: – У вас, как специалиста, должна быть какая-то идея.
– Я всего лишь писатель. Кроме того, я только тогда смогу составить мнение, когда познакомлюсь ближе с обстоятельствами дела.
– Дорогой месье Латель, – неожиданно дружеским тоном проговорил комиссар, – к сожалению, мы ничего точно не знаем. Единственный бесспорный факт тот, что ваш друг убит тремя пулями.
– Тремя?
– Две попали в грудь, а третья – в затылок. Значит, преступление совершено не в состоянии аффекта. Убийца хладнокровно прикончил свою жертву. Все говорит о предумышленном поступке.
Движением подбородка Фушероль указал на предмет, завернутый в папиросную бумагу: он лежал на столе.
– Вот единственная улика, которой мы располагаем: орудие убийства.
Совин поспешно принялся рвать обертку.
– Не так быстро, – сказал ему комиссар и, глядя на своего подчиненного, продолжил: – Похоже, убийца специально бросил его возле жертвы. Вероятно, он не хотел обременять себя. Предмет очень массивен, как видите.
Совин осторожно отогнул последний клочок бумаги. Взорам присутствующих предстал пистолет калибра 7,65 мм. К дулу была прикреплена широкая цилиндрическая стальная насадка.
– Глушитель! – воскликнул Морис.
– Да, глушитель. Поэтому выстрел был не громче хлопка пробки от шампанского.
Морис вспомнил о рукописи своего друга. Он почти дословно представил ее содержание:
«Даниель поднес горящую спичку к только что набитой трубке и, глубоко затянувшись, спросил:
– Как вы будете убивать меня?
– При помощи пистолета. – Дюпон хлопнул рукой по портфелю. – Того, что лежит у меня здесь.
– А грохот выстрела?
– Пистолет, естественно, снабжен глушителем».
Даниель написал эти строки, словно предчувствуя дальнейшие события.
– Подобную вещь не так-то легко купить, – заметил комиссар. – А найти, его убийца вряд ли мог.
– Конечно. У Морэ не было огнестрельного оружия.
Теперь Морису вспомнилось другое место рукописи:
«Даниель еще раз прочитал написанное. Он очутился в удивительной роли героя своего же собственного романа, героя, поступки которого от него, автора, больше не зависят».
Морис чувствовал себя почти так же. Правда, не совсем. Раздвоение его личности заключалось в том, что он был одновременно и действующим лицом, и читателем. Словно он по прихоти Даниеля очутился в выдуманном мире и стал персонажем трагической драмы, участвующим в событиях, существующих только в воображении его друга.
Глава 3
Морис поспешил домой. Ему хотелось как можно скорей еще раз прочесть рукопись Даниеля. В тишине своего кабинета он имел возможность изучить ее внимательнейшим образом. Но потом путаница только увеличилась.
В свете происшедших событий текст принял совсем другое значение. Многие подробности, без сомнения, были не выдуманными, а реальными. Например, телефонный звонок Даниеля.
«Добрый день, мой мальчик, как жизнь? Послушай, у меня к тебе просьба… Ты случайно не знаешь кого-нибудь из Национального института? Мне хотелось выяснить, работает ли там некий – Дюпон… Оноре Дюпон, криминалист?»
Может, автор желал убедиться, что в ЦНИИ нет мужчины с такой же фамилией, как у его героя, во избежание последующих неприятностей? Именно это сперва: пришло Морису в голову. Но теперь…
– Вчера он мне звонил. А сегодня утром я получил рукопись и, между прочим… Слушай внимательно, Милорд…
Кот, точивший когти о ковер, застыл в позе сфинкса.
– …Между прочим, Даниеля застрелили из пистолета с глушителем. Это орудие убийства и предложил Оноре Дюпон, персонаж его романа. Может, ты считаешь это простым совпадением? А я – нет!