Даниель тоже не верил в совпадения, о чем и сказал в своем произведении. И что отсюда вытекает? Те, что существует очевидная связь между его сочинением и преступлением, жертвой которого он стал.
Похоже, Милорд с большим интересом следил, за рассуждениями своего хозяина.
– А если Оноре Дюпон, его визит к Даниелю, его угрозы и запугивания не плод фантазии писателя – то почему бы и всему остальному не быть правдой?
И в такое возбуждение привела его подобная мысль, что он на короткое время даже забыл про свою печаль. Морис встал и закурил сигарету – как всегда во время сильного умственного напряжения. Он прекратил свой монолог и даже перестал обращать внимание на Милорда. Недовольный кот прошлепал к двери, открыл ее когтями и возмущенно вышел вон. Через открытую дверь Морис услышал голос Изабели в роли Камиллы:
– …И если священник меня благословит, наденет на меня золотой венец и соединит с моим чудным супругом, то супруг мой сможет укрыться, как плащом, моими волосами.
– Мне кажется, ты разгневана, – отвечал ей голос Жана-Люка – Пердикана.
Когда Морис вернулся домой, молодые люди репетировали в комнате. Жан-Люк, симпатичный молодой человек двадцати четырех лет, изучал медицину и мечтал о карьере актера. Небольшого роста, худощавый, он совсем не был похож на романтичного Пердикана, однако Изабель считала его «просто классным».
С беззаботностью молодости она за короткое время вновь обрела свою жизнерадостность. Едва прошел шок, она опять стала думать только о своей роли в предстоящем спектакле.
Морис закрыл дверь и, взяв телефонную книгу, отыскал под буквой «Ж» Валери Жубелин, графика, проживающую в доме № 57 на улице Гей-Люссака. Поскольку эта Валери действительно существовала и Даниель почти дословно перенес в рукопись телефонный разговор со своим другом – почему бы ему и вправду не звонить из квартиры Валери?
Латель все больше склонялся к мнению, что сочинение Морэ представляет собой автобиографический Документ.
Но отчего он избрал именно такую форму повествования? Чтобы не выставить себя в смешном свете из-за своих необоснованных опасений? Или просто потому, что происшествие показалось ему очень подходящим для начала романа? Морис сам бы поступил так же.
Противоречивые чувства нахлынули на него. Собственно говоря, ему следовало давно передать рукопись комиссару Фушеролю. Он тут же представил себе полицейского, изрекающего с презрительной миной, что к столь сумасшедшей идее способен прийти только писатель.
Да, вероятно, нужно самому быть писателем, чтобы понять, отчего человек решил превратить в роман случившееся с ним происшествие. Какой гость – будь он безобидным человеком или убийцей – мог предугадать, что хозяин после его ухода тотчас бросится к пишущей машинке? Это был непредвиденный поступок сочинителя, который в поисках темы воспользовался подвернувшимся случаем и превратил, сам того не подозревая, идеально задуманное убийство в самое заурядное.
Морис, помедлив, взялся за телефонную трубку. Он чувствовал настоятельную потребность проверить все: факты, содержащиеся в рукописи.
Он набрал номер Валери, услышал гудки, но никто не ответил. А Морис все никак не мог решиться положить трубку. Он понимал, что сейчас только шесть часов вечера и девушка еще может находиться на работе, что это вполне нормальное явление, но все же его охватило беспокойство.
Вошла Изабель.
– Мы уходим, папа, – заявила она. – Начало только в семь, но сегодня мне нельзя опаздывать. – Заметив огорченное лицо отца, она добавила: – Швини.
– Ну зачем же извиняться.
Он заставил себя улыбнуться и положил ей руку на плечо. Она заторопилась к Жану-Люку, ожидавшему ее в коридоре. Морис снова подумал, что этот юноша со своей незначительной внешностью не производит впечатления молодого героя-любовника.
– Когда ты вернешься? – спросил Морис вдогонку.
– К девяти или к половине десятого.
– Не беспокойтесь, месье, – сказал Жан-Люк. – Я провожу ее, у меня машина.
У Жана-Люка был старый четырехместный автомобиль с ярко-красным кузовом, на котором белой краской были написаны разные безумные изречения.
– Обо мне не волнуйтесь, – предупредил Морис, – сегодня вечером меня, вероятно, не будет.
Лицо Изабель омрачилось.
– Это из-за Даниеля?
Вместо ответа он кивнул, не желая посвящать дочь в свои планы.
– Желаю вам успешной репетиции, – сказал он.
– Спасибо! – прокричали молодые люди, сбегая по лестнице.
Морис вернулся в свой кабинет и уже в третий раз перечитал одну из страниц текста: ему хотелось окончательно убедиться. Наконец он решительно встал и надел пальто.
Кот, не спускавший с него глаз, немедленно бросился к двери и сел, вытянув хвост.
– Да, верно, я про тебя забыл. – Морис вздохнул и, пошел на кухню. – Не бойся, голодным не останешься. Если у меня нет аппетита, ты же не виноват.
Милорд привык получать пищу вовремя. Морис открыл банку консервов и вывалил их в мисочку, куда обычно клали сочную смесь мясного фарша и свежей рыбы. Милорд обнюхал свою еду с явным презрением.
– Очень жаль, малыш, но сегодня мне некогда.
Не обращая внимания на жалобное мяуканье Милорда, он вышел из дома. Уже стемнело, и в саду лежали тени. Легкий ветер трепал листву каштана. Морис от холода поднял воротник пальто и зашагал к своей машине. С учетом заторов в движении он окажется на улице Гей-Люссака минут через сорок.
Его вычисления подтвердились, несмотря на то что он вынужден был дважды объехать здание, прежде чем нашел место для стоянки.
В доме Валери он отыскал на двери консьержки список жильцов. Там значилось: «Валери Жубелин, пятый этаж налево».
Лестница была широкая и чистая, хотя стены уже давно требовалось побелить. Забравшись наконец на пятый этаж, Морис стал раздумывать: «Должен ли я вообще вмешиваться в это дело? О чем я стану ей говорить? И что это, собственно, даст?»
Но, возможно, причиной его колебаний была простая трусость. Он решительно нажал на кнопку звонка. Один, два, три раза прозвучал сигнал, видимо, в пустой квартире. Было без десяти минут семь.
«Она еще не пришла домой», – подумал Морис, сходя вниз по лестнице.
Он снова убеждал себя, что страшного ничего не случилось и нужно подождать возвращения девушки. На другой стороне улицы он увидел кафе, зашел туда и занял столик у окна, откуда мог наблюдать за входом в дом № 57.
На столе лежала вечерняя газета. Крупный заголовок на первой полосе заставил вздрогнуть его сердце.
«ПОСЛЕДНЕЕ УБИЙСТВО ДАНИЕЛЯ МОРЭ НЕ БЫЛО ИМ ВЫДУМАНО».
Непосредственно о деле в газете сообщалось очень немногое, зато там поместили несколько фото: сияющий Даниель награждается большим призом по разделу криминальной литературы четыре года назад; фасад его дома, два окна на четырнадцатом этаже отмечены крестиками; носилки, накрытые простыней, рядом санитарная машина; уборщица, смущенно застывшая перед объективом, и комиссар Фушероль с самодовольным выражением лица.
Просматривая заголовки, Морис не спускал глаз с дома, куда уже вошло множество людей. Женщины были либо старые, либо толстые, либо тощие, либо просто непривлекательные – никто из них не походил на Валери Даниеля.
Морис закончил чтение, ничего нового не выяснив, и тотчас увидел ее – даму, выпрыгивающую из такси. Это несомненно была она: фигура, длинные белокурые волосы, строгий серый костюм – все подходило. Такси поехало дальше, а Валери скрылась в подъезде.
Морис заторопился. Сопровождаемый проклятиями, он пробрался сквозь поток автомобилей, вошел в подъезд дома № 57 и поспешил вверх по лестнице, слыша впереди цоканье высоких каблучков.
Когда он, задыхаясь, добрался до пятого этажа, Валери открывала дверь.
– Извините, вы мадемуазель Жубелин?
Она испуганно посмотрела на него: он тяжело дышал, на лбу выступили капельки пота. Валери в страхе замерла с расширенными от ужаса глазами.
– Вы Валери Жубелин? – снова спросил он.
Обеими руками она прижала чемоданчик к груди и напряженно кивнула. Очевидно, она была в шоке и только потому не позвала на помощь, что у нее пропал голос.
Глава 4
– Не бойтесь, мадемуазель. Я ничего вам не сделаю. – Одышка у Мориса постепенно проходила, – Я пришел как друг.
– Я не знаю, – пробормотала она подавленным голосом. – Я ничего не знаю.
– Не пугайтесь, я друг Даниеля.
Он старался двигаться плавно и говорить тихо, словно перед ним стоял зверек, которого нужно было приручать.
– Мое имя Морис Латель.
Его слова произвели желаемое действие. Расширенные глаза приняли нормальный вид, искаженное лицо расслабилось.
– Извините, что я так глупо себя вела. – Валери снова повернулась к двери и открыла ее, – Даниель часто говорил о вас.
Она пригласила Мориса войти. Квартира точно соответствовала описанию Даниеля. Валери – тоже: она даже казалась еще более привлекательной и не только очаровательной и элегантной. Глядя в ее глава, человек думал, что смотрит в зеркало глубокого Озера. Мориса взволновала эта серьезность.
– О его смерти, – проговорила она, – я узнала из газет.
Морис радовался, что она хотя бы не плакала.
– Я едва чувств не лишилась. Поскорее зашла в кафе, выпила коньяку и потом… потом купила еще одну газету. Но немного из нее выяснила.
– К сожалению, полиция тоже немногим располагает.
Валери опустилась на кушетку, а Морис в неудобной позе присел на пуфик.
– Вы его видели? – спросила она.
– Да, смерть не обезобразила его. Преступник практически не оставил следов. Полиция блуждает в потемках. – Морис с трудом проглотил комок, застрявший в горле, и, чтобы не расплакаться, резко спросил: – Почему вы так испугались, увидев меня? Приняли за Оноре Дюпона?
Он напряженно ожидал ее ответа. Валери содрогнулась.
– Разве Даниель рассказал вам о нем? – пробормотала она.
– Да.
Она наклонилась к нему ближе, и Морис снова заметил ужас в ее глазах.