Первым из кабинета ректора вышел декан факультета «Системы управления» Беляев Борис Владимирович, и тут же Мария Ивановна обратилась к нему с просьбой:
– Возьмите мальчика, он учится на заочном, устаёт, очень хочет в МАИ.
Я протянул Беляеву зачётку, а там – одни тройки. Тогда я тут же подал ему диплом техникума с вкладышем, а там одни пятёрки. Борис Владимирович вынул записную книжку, открыл на какой-то нужной странице. Там было написано: «Группа СУ 2-12 – 32 чел.». Он добавил единицу и обвёл её кружочком.
А дальше Мария Ивановна позвонила юристу, и та приняла мои документы, невзирая на неотработанные три года.
Первого сентября я пошёл учиться в группу СУ 2-12. Группа эта училась первый год, работая на заводе, так что я от них никак не отставал. Так я стал студентом МАИ. Все пять лет я ходил к Марии Ивановне и даже помогал сыну Изабеллы по математике.
А не поднес бы чемодан, и жизнь моя сложилась совсем по-другому.
Первый семестр в МАИ я стипендию вообще не получал, потому что группа продолжала работать на заводе и получать там зарплату. Поэтому по гроб жизни я обязан моей маме и отчиму, которые меня эти пять месяцев кормили, хотя у нас в семье было всего по сорок три рубля на человека. И как моя мама ухитрялась нас на эти деньги кормить, до сих пор не понимаю.
Александр Иванов и Оля Заботкина
Александр Александрович Иванов – поэт-пародист. В прошлом – учитель геометрии, поэтому мы, его коллеги, называли Сан Саныча Перпендикуляром. Высокий, худой, с орлиным профилем, выступал бесподобно. У него были рассчитаны все паузы до долей секунды. Писал очень хорошие пародии. Наверное, лучшие во всей истории русской литературы.
Вот, к примеру, как заканчивалась пародия на Евтушенко, который когда-то написал строчки:
Если будет Россия,
Значит, буду и я.
А теперь пародия:
И Россия блаженно
Шепчет, слёз не тая:
Если будешь ты, Женя,
Значит, буду и я.
По-моему, здорово.
Сначала поэты злились и обижались на Иванова за обидные пародии, но потом стали дарить ему свои сборники, чтобы он их спародировал.
Когда-то, когда я ехал с «Клубом 12 стульев» в Ленинград, на мои первые гастроли, Сан Саныч, подвыпив, он это дело любил, в коридоре поезда кричал:
– Лиоша, пойми, поэзия умрёт, а пародия останется!
Гриша Горин, которому эти крики не давали спать, открыл дверь купе и сказал:
– Саня, всё точно, поэзия умрёт, а пародия останется, но ты иди спать.
Это всё предисловие.
Мне дали рекомендации в Союз писателей трое: Григорий Горин, Фазиль Искандер и Александр Иванов. Когда я приехал к Саше забирать рекомендацию, он сказал:
– Лиоша, с тебя шампанское брют.
Достать в то время в Москве брют было непросто, но я достал и подарил Иванову, а он это дело любил. Иногда даже слишком.
В семьдесят каком-то году он поехал в Сочи и там, на пляже, познакомился с жительницей Ставрополя, блондинкой Элей. Блондинка была довольно миловидной, Сан Саныч влюбился и женился.
Эля оказалась девушкой непростой и сверх меры любвеобильной. Иногда они скандалили, а тем более, что Сан Саныч время от времени впадал в запои.
Эля жила своей жизнью, не буду вдаваться в подробности, но отношения у них становились всё хуже и хуже, дело шло к разводу. Думаю, что Сан Саныч догадывался об Элиных подвигах, а может, кто-то его и просвещал на этот счет.
Опять же, в 70-х, ближе к середине, мы в очередной раз поехали в Ленинград. В свободный от концерта день все вместе пошли на спектакль А. Райкина – Арканов, Горин, я и Иванов.
Иванов был не один, а с красивой женщиной. Он нам её представил. Женщина эта была Ольга Заботкина, балерина, сыгравшая в фильме «Два капитана» главную героиню. У Сан Саныча это уже была не первая встреча с Заботкиной. Назревали серьёзные отношения.
Когда мы ехали в поезде назад, в Москву, мы с Саней, выпив, а он это дело любил, стояли в тамбуре, и Саша говорил мне, что, приехав в Москву, он первым делом объявит Эле о том, что разводится с ней. Я, немного зная характер его жены, просил его этого не делать. Я ему предложил подольше не говорить о разводе. Сказать только тогда, когда они решат с Заботкиной пожениться. Но Саше не терпелось.
Приехав домой, он тут же и объявил Эле, что разводится с ней.
А дальше просто детектив. Саня пропал. И долго его нигде не могли найти. Нашли его в психушке.
Оказывается, Эля напоила Сан Саныча, а когда он отключился, сунула ему в руку нож, вызвала скорую психиатрическую помощь, сказала, что он покушался на её жизнь. Сашу повязали и отправили в психушку.
Не знаю, как ему удалось сообщить Веселовскому, завотделом юмора «Литгазеты», где он. Веселовский, через главного редактора, вызволил Саню из психушки.
А дальше был суд.
Саша развелся с Элей, отсудив у неё всё, что только можно было отсудить. Они с Заботкиной стали жить-поживать да добра наживать.
В 80-х годах Саша, благодаря передаче «Вокруг смеха», стал очень популярным пародистом-телеведущим. В каждой передаче он, кроме того что вёл, ещё и читал свои классные пародии. Стал таким популярным, что однажды мы с ним в Ташкенте давали по шесть концертов в день. Шли, конечно, на него, но потянуть в одиночку сольный концерт ему было тяжело, и он брал с собой меня.
В 1990 году передача «Вокруг смеха» закончилась. Саша попробовал вести другие передачи, но это всё было не то. К тому же время так изменилось, что обществу стало не до поэтов.
Саша занялся политикой, писал какие-то статьи. Даже выпустил книгу публицистики. Время от времени он всё равно выпивал, но Оля как-то умела его удерживать. Жили они прекрасно. Даже в начале 90-х купили в Испании квартиру и ездили туда на долгое время.
Саня занялся какой-то партийной и общественной работой, но прошлой популярности у него уже не было. Ехал на старом багаже. А потом случилась беда. Один деятель высокого ранга пообещал Саше, что он получит Госпремию за свою книгу. Саня был демократ, причем такой, воинственный, и считал, что только Госпремии ему и не хватает. Он приехал из Испании и ждал объявления о премии.
Награждённых объявили, но среди них Иванова не было. И Саня запил. Оля была в Испании, удержать Сашу было некому. И Саня запил так, что просто перешёл в мир иной.
На похоронах в ЦДЛ Жванецкий сказал, что Иванов прикрывал его, полузапретного, своей русской фамилией, и они выступали вместе. И прославился на всю страну Жванецкий в той же самой передаче «Вокруг смеха».
После похорон были поминки в ресторане ЦДЛ. Минут двадцать было грустно, а потом, как часто бывает на поминках, выпили, расслабились, стали шутить, кричать. Шум, гам, тарарам. Мы с Олей стояли в стороне, и всё это веселье было не про нас.
В 2000 году я затеял в издательстве «Вагриус» «Золотую серию юмора». Хотел там издать и Сашу, но Оля не дала согласия. Может быть, ждала более выгодного предложения.
Вот и вся история. Талантливый был человек.
Ирина Михайловна
В 1970 году поступил я на курсы японского языка. Работать инженером не хотелось, а на курсах директором была моя тёща, то есть родная мать моей первой жены. Всё сошлось, я пошёл изучать японский язык. И не жалею, потому что он очень хорош, этот язык. И память у меня к окончанию курсов стала такой, что я за час выучивал 50 иероглифов со всеми их значениями. А там у каждого иероглифа два, три, пять значений. Но не об этом речь, а о преподавательнице нашей, Ирине Михайловне.
Мне было тридцать два года, а ей, наверное, сорок пять лет. Высокая, стройная блондинка с симпатичным лицом. Я глазел на неё во время занятий, она на мне тоже задерживала взгляд. Учился я хорошо, да просто отличником был. И вот закончили мы курсы. Кто-то стал переводить патенты, что в то время хорошо оплачивалось, кто-то, как Лариса Рубальская, стали переводчиками, а я занялся эстрадой. Так что мне было не до японского языка.
В 1984 году мы случайно оказались с Ириной Михайловной в одном санатории в Кисловодске. Мило пообщались. Она вечерами ходила на танцы. Очень любила танцевать. И в Москве тоже ходила в Дом ученых на танцы.
В следующий раз я её увидел уже в 2004 году. Она пришла на наш концерт в Доме учёных. После концерта подошла ко мне. Выглядела прекрасно. Она когда-то рассказывала мне, что у японок есть только два возраста – восемнадцать и тридцать два. Так вот, ей всегда было тридцать два.
Она дала мне почитать свой роман и попросила передать его кому-нибудь на телевидение, а вдруг его захотят экранизировать.
А история такая. Она училась в институте и ходила на танцы в какой-то зал. Это было ещё при Сталине. Там, на танцах, она познакомилась с иностранцем. Он служил в каком-то посольстве. Они понравились друг другу, стали встречаться. Началась любовь. Бурный роман. И вдруг он пропал. Она долго разыскивала его, обращалась в посольство, писала куда-то запросы. Но всё безрезультатно. Потом оказалось, что его убрали из посольства и отправили на родину. Никаких концов она не нашла.
У неё началась другая жизнь. Какой-то деятель с её работы взял её с собой в Японию в длительную командировку. За этого деятеля она и вышла замуж. Много лет с ним прожила, занималась в институте своим японским языком. Потом преподавала у нас на курсах.
А где-то в 90-х годах она по туристической путёвке поехала в Голландию. Там, в столице, на площади она заметила художника, который стоял возле своего мольберта. Что-то заставило её остановиться возле него. Она присмотрелась, ей показалось, что это тот самый её возлюбленный. Она подошла к нему ближе, и они узнали друг друга. Уже пожилые люди. Стали разговаривать.
Оказалось, что он её тоже разыскивал, но железный занавес того времени не позволил им найти друг друга. А теперь встретились и будто не расставались. Он одинок, она тоже. Стали встречаться.