Журналист спрашивает:
– Значит, вы заставляете женщин изменять мужьям?
– Со мной она не изменяет, а лечится.
– И многих вы таким образом вылечили?
– Сколько вылечил, не скажу, а заплатили тысячи три.
Вот и всё. А говорят ещё про искусственное оплодотворение. Доноры, пробирки, а этот «шаман», проживающий в Санкт-Петербурге в трёхкомнатной яранге, прописанный в Москве, размножающийся по всей России, одним махом решил все вопросы, включая нравственные. В чём разница между развратом Распутина и этого «шамана»? В масштабах. Распутину и не снилось «работать» во Дворце спорта. Не было ни дворцов спорта, ни микрофонов, ни усилителей, ни колонок. Всё остальное одинаково. А старожилы говорят: «Такого не было». Во всяком случае, старожилы этого не помнят. На то они и старожилы, чтобы ничего не помнить, кроме своего детства.
Как говорилось в старых романах, «шли годы». Я сильно изменился. Схоронил отчима, мать, женился, развёлся. И жизнь моя, и отношение к окружающим сильно изменились. Иногда, вспоминая свои гадкие поступки, я просто не понимаю, как я мог их совершать. Не представляю себе сегодня, как мог ударить женщину. Как мог обидеть человека намеренно. Как мог мстить пусть даже за измену, за предательство. К сегодняшнему моменту, когда я пишу эти слова, у меня было много женщин, всего лишь четыре из них оставили глубокий след во мне. И если первая, Настя, направила меня в сторону зла, обид и мести, то остальные довольно сильно смягчили мой характер. Было всё: и скандалы, и приёмы, но была любовь. И как мне казалось, без предварительных расчётов. Я стал совсем взрослым. Самостоятельным человеком. Мне нравится дело, которым я занимался, и я упорно искал любви. Без этого жизнь моя печальна и тускла. Сколько себя помню, я был влюблён с детского сада. А тут какой-то одинокий, встречаюсь просто по инерции с разными женщинами, просто чтобы не быть одному. И вот она появилась.
«Итак, она звалась Татьяной». Повторяю – красивая. И то, что она проявила ко мне интерес и дала номер своего телефона, льстило мне. Но никакой такой влюблённости я не ощущал. Я не мог бы даже сказать, что она мне нравилась. Не больше других. Скорее, просто тщеславие толкало меня к ней. Приятно появиться в обществе с красивой девушкой. Все смотрят, обращают внимание. И сам ты в глазах окружающих становишься заметнее.
Если такая красавица идёт рядом с тобой, значит, и в тебе есть что-то интересное. Иногда женщины влюбляются в тебя только потому, что рядом с тобой красавица. А может, я просто всё это выдумал. Как бывает на юге. Встретились – море, солнце, пляж. Она – красавица. В Москву приезжаешь, куда девалась красота? Ну что ж, посмотрим.
Я пригласил её в ресторан. Ко мне должен был приехать один предприниматель. Богатый человек, который иногда давал мне деньги на постановки. Перед поездкой в Америку он заглянул на один день в Москву. Вот я и подумал, что ему будет приятно, если с нами пообедает красивая женщина. Я пригласил Таню. Она приехала, как и в прошлый раз, в сапогах-ботфортах, полные ноги в лосинах и так далее.
Кто-то из мудрых сказал: «Мужчины говорят, будто любят Бетховена и худеньких женщин, на самом деле обожают Чайковского и спят с полными». Ну да ладно. Я о Бетховене ведь ни слова не говорил. Ещё на ней было замшевое пальто, которое мы и сдали в гардероб.
Встретились, прошли в зал. Меценат мой не приехал: он в тот же день умотал в Америку.
«Хорошо, – подумал я, – пообщаюсь с девушкой один на один». А когда увидел её чистые, ясные, детские глаза, её милую улыбку, подумал: «Дай Бог здоровья моему меценату и счастливого ему пути».
Татьяна сказала, что уже была в этом ресторане. В прошлом году здесь праздновали её день рождения. А недавно они здесь гуляли со съёмочной группой. Она сказала, что ходит в рестораны редко, но любит сидеть в них подолгу, основательно. Я-то по своему несносному характеру больше двух часов ни в одном ресторане высидеть не могу. Даже в таком красивом, как Дубовый зал Дома литераторов. Не могу долго усидеть на одном месте. А она, Татьяна, спокойная, медлительная.
А ведь мы с ней одного знака – Тельцы. Я-то, в общем, чихать хотел на все эти знаки, а она придавала им значение. Знала, какому знаку что соответствует. Я под её влиянием даже стал читать все эти гороскопы в газетах. И знаете, довольно часто совпадало. Ну, не тогда, когда какой-нибудь матёрый человечище, какой-нибудь Глоба, говорит, что после 2010 года в России все будет хорошо. Тут расчёт простой: либо осёл, либо шах умрёт.
Татьяна говорила, что Тельцы любят подчинять себе окружающих. А нас два Тельца и оба любим подчинять себе. Это значит: ничего у нас хорошего не получится.
Мы обедали в ресторане Дома литераторов. К нам всё время подходили мои знакомые и рассказывали о своих делах, шутили, острили. Даже те, кто никогда ко мне вот так запросто не подходил. Кивнули бы и шли дальше. А сейчас они останавливались у стола и, как говорится, делились творческими планами. Я не предлагал им присесть с нами. И, постояв немного, они отходили.
Исключение было сделано только для одного «маститого» письменника, да и то только потому, что мы регулярно встречались с ним в одной телепередаче и собеседовали в ней. Образ у него серьёзного такого «почвенника». С бородой. А на самом деле очень приличный человек. Знал я его уже несколько лет, но и представить себе не мог, что он такой красноречивый, даже перед телекамерой он так не раскрывался. Такого за пятнадцать минут наговорил, хватило бы на три передачи.
– Всё-таки красота – это страшная сила, – сказал я девушке после ухода «почвенника». – Мне приходится на пупе вертеться, чтобы кому-то понравиться, а вам достаточно просто сидеть и улыбаться. Вот этот человек, «почвенник», несмотря на то что относится ко мне прилично, никогда больше пяти минут мне не уделял. Он раньше был большим начальником, и я ему был до лампочки. Но вот увидел вас, и так раскрылся, и умный, и остроумный. Красота – какое мощное оружие.
– Я знаю, – сказала она.
– Ну, и удалось вам этим оружием что-нибудь завоевать?
– Не могу ничем особенным похвалиться. У меня нет богатых поклонников. Нет, правда, есть один, тот, который готов фильм субсидировать.
– Пожилой?
– Нет, ему тридцать пять лет. Деловой, богатый. Свой дом на Кипре, квартира в Нью-Йорке.
– А что он будет иметь с этого фильма?
– Не представляю. Реклама ему особенно не нужна. Наверняка он захочет вернуть свои деньги. Но прибыли большой ждать не приходится. Прокат забит американской макулатурой.
– Наверное, у него ещё какой-то интерес?
– Да, он рассчитывает на меня.
В это время в ресторанный зал вошёл известный артист. Он играл в фильмах то проницательных следователей, то американизированных бандитов, а то и героев-любовников. Шёл он расхлябанной походкой уверенного в своей неотразимости человека, которого все, конечно же, узнают. Но в этом ресторане знаменитостей перебывало много, поэтому никто, кроме моей спутницы, на него внимания не обратил. Он величественно и непринуждённо прошёл в центр зала в сопровождении какого-то нового русского. Он, видно, и будет оплачивать их обед. Артист шёл, не поворачивая головы ни вправо ни влево, но глазами следил за реакцией окружающих. Как только они сели позади меня, я сразу спиной почувствовал его взгляд на моей спутнице. Она не обращала на артиста ни малейшего внимания. Но чувствовалось, что Татьяне неловко от бесцеремонных взглядов.
– С мужем я, наверное, всё равно разойдусь, – вдруг промолвила она, помолчала и добавила: – Надоело. Девять лет.
– У вас плохие отношения?
– Особенно последний год. С одной стороны – он ревнует, готов закрыть меня дома и никуда не выпускать и в то же время абсолютно занят только собой. Он даже не разговаривает со мной. Звонит по нескольку раз в день, проверяет меня, а сам приезжает в девять – десять вечера. Мы редко куда-нибудь ходим. Вечером я могу быть либо в театре, на спектакле, либо дома. Всё, больше нигде. Поэтому я если и вырываюсь, то только днём.
– А друзья у вас есть?
– Это его друзья, с такими жёнами, как бы это сказать, с простыми. Друзья полные. Жёны простые. Сами-то они ребята неплохие, но жёны… Я эти разговоры о тряпках слышать не могу. У меня всего одна подруга, художник, ей одной я могу рассказать всё.
– А в отпуск вы ездите вместе?
– Он бы рад меня вывезти на дачу и чтобы я там сидела всё лето безвыездно с ребёнком.
– Может, у него сложности с деньгами?
– Нет, у него с деньгами сейчас всё в порядке.
– Вы были за границей?
– Никогда в жизни, представляете? Он ездит в командировки, а я – никогда.
Мы уже всё съели, выпили, пора было уходить, ей надо было домой не позже семи. Я вышел из зала расплатиться. Вернулся я буквально через две минуты. Уходя, я уже знал, что произойдёт. А когда вернулся, по её лицу понял, что произошло. Она встала, мы пошли к выходу. Артист смотрел ей вслед тоскливо.
На выходе я спросил:
– Приставал?
– Вы видели, да? – удивилась она.
– Я почувствовал. Он просил телефон.
– Пытался.
– А что произошло?
– Когда вы вышли, он ведь до этого глаз с меня не сводил, а когда вы вышли, он поднял бокал за меня. Я кивнула. Неудобно было не реагировать. Он тут же вскочил, подбежал к нашему столу: «Оставьте хоть телефон».
– А вы?
– Я не ответила. За кого он меня принял? Он думает, что я вот так просто могу дать ему номер телефона?
– Вы ему кивнули, ему этого было достаточно, чтобы перейти к более активным действиям.
Честно скажу, я расстроился. Не потому, что она кивнула, а от липкости этого типа. Какой-то уличный приставала.
– Я уверена, – сказала она, – вы всё это видели. Не может быть, чтобы так вот догадались.
А что тут было догадываться? Я слышал, что он сексуально озабоченный. Такая у него слава. Да и на лице у него это отпечаталось. Ясно было, что он обратит на неё внимание. И сел-то он напротив, хотя свободных мест было полно. И как только я вышел, он попытался познакомиться. И я когда-то знакомился на улице, в ресторанах, может, не так воровато, но знакомился.