Что же мне расстраиваться. Ведь это ему расстраиваться надо. Ему отказала. А потому огорчился, что уже начал строить воздушные замки. Она настолько хороша, что нельзя с ней просто так подойти и познакомиться. Забыл уже, что сам с ней познакомился именно так.
А что она должна была делать? Поджать губы и отвести глаза? Это я знаю, что он приставала. А для неё он – популярный артист. Вся страна его знает. Надо понять, что к ней будут приставать всегда. И встречные, и поперечные. Вопрос в том, как она будет реагировать. А ведь пристают только к тем, кто хочет, чтобы к ним приставали. К остальным если и пристают, то недолго.
Я повёз её домой.
– Я его раньше очень любила, – рассказывала Таня о муже. – Я была совсем молоденькой девчонкой, когда познакомилась с ним. В училище училась и комнату в Москве снимала. У меня был другой парень, а Сергей такой настойчивый оказался. Он от меня ни на шаг от отходил. Всюду ждал меня. Я могла уйти со своим парнем, а Серёжа ждал. Однажды у меня было свидание со своим парнем, и пришёл Серёжа. Он долго уговаривал меня. Я опоздала на час, и вот мы идём к метро, а тот парень стоит и ждёт меня. Я готова была провалиться. Вот Сергей и добился своего, я вышла за него замуж. Жить было негде. Я и в училище чудом поступила. Из меня актриса в театре, наверное, не очень хорошая получается, у меня там всего две роли. А для кино я подхожу. В кино важны естественность, фактура. Я уже снималась, роли, правда, небольшие, но говорят, сыграны хорошо. Мы случайно тогда квартиру нашли и поженились. Так всё вначале хорошо было. Куда всё потом подевалось? Он занимается только работой. Кажется, что он никого, кроме себя, не любит. Он для людей что-то делает, только когда они ему нужны. Однажды привёз к нам домой своего друга с проституткой. Так ему друг нужен был в тот момент. А потом, когда использует, даже и не вспоминает о них. И ко мне, наверное, он относится так же. Я ему нужна была, он добивался. А теперь я нужна только, чтобы готовить, убираться, ребёнка воспитывать.
И ещё чтобы все видели, что у него красивая жена. А где видеть-то? Мы же никуда не ходим. Вам это всё неинтересно, да?
– Мне интересно.
– Первый год я его каждый вечер так ждала. Вот сидела и ждала. Может, потому из меня и актриса не очень-то получилась. Я заметила, что хорошие актрисы все свои эмоции на сцене проживают. Там всё – и любовь, и счастье, и несчастье. Для жизни уже ничего не остаётся. А у меня всё это происходит в жизни. Я его любила, а он ко мне относился как к мебели. Красивая, дорогая, но мебель. Я его, наверное, и сейчас ещё люблю. Но всё равно разведусь. Он меня однажды даже ударил. Представляешь? Вот тогда я и решила – разойдусь. И по сей день это во мне. И я от этого уже не смогу избавиться. Я его простила, но обиду не забыла.
– Так простила или нет?
– Простила, – упрямо повторила она. – Но не забыла.
Мы доехали до какого-то парка возле её дома. Расставаться не хотелось.
– Мы можем пойти в лес? – попросил я. – Ненадолго?
– Совсем ненадолго, – сказала она.
Было довольно прохладно, и лужи стояли на дорожках. Мы прошли метров двести. Дошли до пруда. Какие-то редкие прохожие тенями прогуливались по парку с собаками. Мы остановились возле дерева. Я обнял её. Она смотрела на меня так доверчиво. Поцеловал в щёку. Она не отстранилась. Я поцеловал её в губы. Она мне ответила. Целовалась она как ребёнок. Будто лизнула меня в губы. Губы у неё удивительно мягкие и приятные. Счастью своему не поверил. Я даже не ожидал, что мне так понравится целоваться с ней. Провёл рукой по талии и дальше. Буквально чуть-чуть вниз. Вот то самое место было таким крутым, что, наверное, можно было положить на него, допустим, записную книжку, и книжка бы не упала. Такое замечательное место я видел только у знаменитой Синди Кроуфорд. Помню, меня изгиб той талии поразил. Но ведь она одна в мире. А тут вот и вторая обнаружилась, незнаменитая, но такая близкая. Мы ещё раз поцеловались, и я сказал:
– Вам пора. – Я специально сказал это первым.
– Да, – согласилась она.
Наверное, это был лучший момент в наших отношениях. Впрочем, и каждый следующий мне казался лучшим. Но тогда… Тогда этот пустой парк, холодный пруд, беззащитные глаза и первый наш поцелуй.
Я робко погладил её руку, поднял и поцеловал ладошку. Мы пошли к её дому. Я не удержался:
– Ты такая чудная.
Я тоже перешёл на «ты», хотя, по анекдоту, поцелуй – не повод. Она ничего не ответила. Улыбнулась довольная. Чудные они всё же, эти женщины. Уж она-то точно знает, что хороша, и знает, что целуется замечательно, а приятно, что понравилась. Она очень хочет нравиться.
Остановились у подъезда, но Таня попросила проехать дальше. Все здесь знают её. Видели по телевизору, она вела передачи на местном телевидении. Мы отъехали метров на сто. Я поцеловал её на прощание. Она ушла не оборачиваясь, махнула мне рукой. А я сидел в машине, и уезжать совсем не хотелось. Сидел и вспоминал, как мы только что целовались у дерева. Ехал домой и тоже вспоминал. Каждое-каждое её слово вспоминал. Казалось бы, ничего интересного мы не говорили, а мне всё это так интересно. Все слова её наполнены каким-то глубоким смыслом.
История-то обычная. Муж, который не обращает внимания на жену. Жена – женщина, которая хочет нравиться. Всё старо как мир, и всё так же ново как мир. Мне уже жалко её, я уже переживаю, уже не люблю её мужа и злюсь на него. Он её ударил. Как можно её ударить? Как можно её не замечать? Как можно не говорить с ней? Подумать только, есть на свете человек, которому с ней неинтересно. Да ну его, этого человека. Подумать только, когда-нибудь я буду завидовать ему, потому что он смог её ударить.
Я ей позвонил, и мы снова встретились. На сей раз на телевидении, в «Останкино», у лифтов в час дня. У больших лифтов всегда уйма народу. Пока ждёшь, можно поглазеть на хорошеньких женщин. Их на телевидении полно. Нигде нет такого количества красивых женщин, как в «Останкино». И все они, как минимум два раза в день, здесь, на первом этаже у лифтов. Тем более что теперь здесь уйма коммерческих ларьков. Здесь продают «гжель», аппаратуру, косметику, обувь, одежду. Народ толпится, народ тусуется. Народ глазеет друг на друга, а я думаю: «Сколько же бездельников на этом телевидении». Вот они ходят, курят. Они сидят в баре часами, пьют кофе, потом опять курят, идут в туалет, потом снова пьют кофе. Потом садятся в редакциях, наводят марафет. Потом здесь же пьют кофе. Потом звонок, что-то там внизу привезли. Всё бросили, побежали в очередь. Отстояли, купили, пошли пить кофе. Потом пришли в редакцию, всем рассказали, что там давали, кому досталось и кого видели. Разволновались, пошли курить. Тут автор пришёл, надо идти с ним пить кофе, а заодно и поговорить о деле. Фу ты, вот и рабочий день кончился.
А есть другой тип редактора – деловая, целеустремлённая, всё, всё она сделает, всё организует, жутко избалована вниманием. Все от неё зависят, особенно в музыкальной редакции. Все хотят с ней дружить. Все стараются что-то для неё сделать. Достать билеты, устроить путёвку, помочь что-то достать. Она величественно принимает подарки. Может просто принимать, ничего не делая в ответ. За одну «дружбу» с ней надо платить. Их много пришло в 70-х и 80-х годах. В 90-х они уже дорабатывали. Кто сумел приспособиться к новой жизни – остался, остальным пришлось уйти.
Место престижное, все начальники устраивали сюда своих жён, детей и так далее. Ну, не работать же им простыми инженерами, учителями. А здесь можно было болтаться с утра до вечера. Ещё там и библиотечный день был, и к автору можно было уехать «поработать». Годами они бездельничали, пили кофе, выпускали время от времени средние передачи. Средние – это обязательно. У них выработалось чутьё. Нельзя было очень плохо делать, и нельзя было пропускать то, что очень хорошо. Вот и «подстригали» снизу и сверху. Они благополучно дожили до начала 90-х, а потом всё рухнуло. Появились новые: молодые, нахальные и способные, причём на всё.
Если раньше втихаря платили взятки, оказывали услуги, одним словом, дружили, то теперь всё это стало легальным. И хапают так, что прежним и не снилось.
Когда-то в 80-х я в шутку говорил, что надо повесить в редакциях прейскурант взяток, за песню столько, за интервью столько, за передачу вот столько. Теперь всё стало легально, надо платить по прейскуранту и ещё неофициальный откат.
В те времена у меня был друг, популярный композитор. Для него редактор или режиссёр были роднее родственников. Он для них готов был на всё. Он был действительно талантлив, и песни его пела вся страна. Но он на своём «мерседесе» ночью ездил в аэропорт встречать редакторшу. За мамой своей он посылал друга, а редакторшу встречал сам. А сколько их, талантливых, сгинуло, не найдя общего языка с редакторшами. Ну да ладно. Не об этом речь.
Встретились мы с Таней. Она пришла не одна. Какой-то тип провожал её. Тип ушёл. Таня осталась.
Мы пошли в бар. Взяли кофе, бутерброды. Она мне прочитала две заявки на телепередачи. В обе её зовут ведущей. Одна передача была просто глупой. Вторая ненамного, но всё же лучше. Я ей посоветовал эту вторую и даже рассказал, как её можно повернуть, чтобы что-то путное получилось. Советовать другим всегда легче, чем делать самому.
Она очень обрадовалась моим советам, сказала, что пойдёт доложит редактору, а мне оставила киносценарий с её ролью.
Она ушла. Я прочитал сценарий и даже вроде бы понял, что там можно улучшить. Стал набрасывать какие-то Танины реплики.
Она вернулась минут через сорок. Пришла не одна. Кто-то её снова сопровождал. Он ушёл. Я остался. Прочитал свои наброски. Она была счастлива. Честно говоря, я тоже порадовался, что смог хоть чем-то помочь. Рад был, что понравились мои переделки.
Она посмотрела на меня так, будто хотела что-то сказать, но не решилась.
Тогда я сам сказал:
– А в той пьесе я кое-что сделал специально для тебя.
Она же актриса. Это для неё самое главное.