– Извини, – пьяно сказал он. – Я думал, что она с тем иностранцем. А у иностранцев не грех и отбить.
Плохо помню, что там дальше происходило. Помню только, что чуть с кем-то не подрался, и опять из-за Тани. Да что же это такое! Прямо наваждение какое-то. Всё время её у меня пытаются увести. Один подвыпивший бард, которого я знал уже лет десять, ещё по Германии, бабник редкостный, но очень обаятельный, подошёл и пьяно сказал:
– Чего ты гордишься? Ты гордишься, что у неё задница большая, а так нет в ней ничего, ваще.
Я сказал ему:
– Врезал бы я тебе сейчас по физиономии, да ты пьяный, потом даже не вспомнишь, за что получил.
– Ты прав, – сказал он и пошёл по стенке дальше.
В общем, к концу праздника я понял, что проблем у меня с Танюшкой всегда будет предостаточно. Что же это такое? Были же у меня и до неё красивые женщины. Но чтобы так все летели на этот огонёк… Нужны крепкие нервы, чтобы всё это выдержать.
Татьяна встретилась с Кнышевым. Не помню уж, кого она перед ним снимала, но этого Кнышева запомнил как следует.
Я немного поплыл. С одной стороны, мне было приятно, что все так реагируют на неё. С другой – что-то во всём этом было противное. Они все хотели её. Одни выражали это вежливо, другие бестактно, начинали приставать. Я стал вспоминать, а почему я за ней побежал. И вспомнил – она смотрела на меня так, будто я ей очень нужен. И я на этот крючок попался. Конечно же, она и на других смотрит именно так. И не только в её красоте дело. Не первая красавица. Столько ходит по улицам красивых. Никто же не бегает за ними, не хватает за руки.
Впрочем, интересно, что все они действуют по одному и тому же плану, будто чувствуют её слабые места. Они начинают заботиться о ней, предлагают ей работу. Либо сниматься, либо позарез нужен редактор, этому необходим пресс-секретарь, тому – референт для работы с иностранцами. Когда Татьяне в открытую предлагают квартиру и содержание, тут, понятно, она отвергает. Идиотское предложение при живом-то муже, но вот когда предлагают работу, разговор продолжается.
Она всё больше втягивалась в телевизионную работу, сама монтировала, и ей этот процесс очень нравился. Мы с ней иногда встречались, даже довольно часто, но заманить её на госдачу мне не удавалось. А однажды вёз её к ней домой, заехал в аллею Сокольников, хотел поцеловать, она сказала:
– Нет, здесь может проехать муж, не могу.
Я не чувствовал, что её ко мне сильно тянет. Обычно девушки, полюбившие меня, охотно шли на ласку, и скорее я отклонялся от этих ласк, так что меня обычно считали довольно холодным, а тут всё поменялось.
И ещё одно событие произошло. Радостное. В театре начались репетиции. И Татьяне наконец-то дали желанную роль. Удача шла к ней. Я давно заметил, что если я за кого-то болею, принимаю участие, удача идёт в ту сторону. Тому человеку везёт, будто я подпитываю этого человека энергией.
Подруга моя давнишняя, деловая женщина, жутко энергичная Лидия Манучеровна, говаривала:
– У тебя такой поганый характер, что давно бы тебя послала, но, что с тобой ни начнешь делать, всё получается.
Да, Татьяне-то я помогал, а сам тонул всё больше и больше. Сорвался я на Кнышеве. Она сказала, что ездила к нему договариваться, потом на съёмку, потом за кассетами.
Потом так совпало, что времени у неё для меня стало не хватать. Я затосковал. Я помню, как приехал на телевидение, искал её. Не знал, где искать, но искал. Интуитивно шёл по коридорам и так хотел увидеть её. Стою у лифта на четвёртом этаже. Вдруг открывается лифт, и она в нём одна.
– Я не знаю, – говорит она, – почему я нажала на этот этаж, мне ведь надо было на второй.
Я так обрадовался, что не мог скрыть своей радости.
А Татьяна говорит:
– Мы начинаем новую передачу. Сейчас придёт женщина-редактор и спонсор из Ростова.
Для меня времени не было. Я сказал, что подожду.
Я сидел в баре и ждал четыре часа. Я писал ей стихи. Честное слово, приличные стихи, можно было печатать. Я ждал её четыре часа. Никого и никогда я так не ждал.
Она пришла опустошённая. Видно было, что ей не до меня. Она прочла стихи. Сказала:
– Такие хорошие, можно печатать. – Но ей было не до меня.
Я отвёз её домой. По пути она вдруг сказала, что, наверное, всё же любит мужа. Он уехал в Голландию за машинами, и она вдруг поняла, что любит его. Она вдруг поняла, что любит его. Театр абсурда. А кроме того, ей придётся поехать с режиссёром в Ростов к спонсору. Ясно было, что спонсор положил на неё глаз, а без денег спонсора передача не получится. Я понимал, что сильно проигрываю.
Невольно, не желая того, я стал искать виновника своего поражения. Естественно, я искал его не в себе, а в окружающих. Я решил, если он есть, я тут же уйду. Как бы я ни скучал по Татьяне, я бы перестал звонить. Пропал и пропал. Надо было уже сейчас, не находя виновника всех своих бед, перестать звонить. Но на это не было сил. Не хватало воли. Кто ищет, тот всегда найдёт. Я позвонил Кнышеву. Мы никогда не были друзьями, но я к нему хорошо относился и с его стороны никакой неприязни не ощущал. Я сказал ему всё прямо. Сказал, что ревную к нему. Если у них что-то есть, я тут же ухожу.
Он откровенно сказал мне, что девушка Таня – удивительная и в другое время он с удовольствием за ней поухаживал, но сейчас ему не до неё. И в ответ рассказал о своих проблемах. Он влюблён был в какую-то женщину и надеялся, что это взаимно. Так что Таня действительно приезжала за оставленными кассетами, и больше ничего. Я ему поверил.
Вроде можно было бы и успокоиться. Но ничего не получалось.
В какой-то день я договорился встретиться с ней. Я хотел отвезти её в Загорск. Почитал о Троице-Сергиевой лавре, чтобы рассказать Тане и показать эту красоту. Я-то в ней часто бывал. Хотелось поделиться. Я готовился к встрече, как к экзамену.
Она пришла и сказала, что у неё сейчас будет монтаж, но его же не должно было быть! Мы же договорились!
– Внезапно дали монтажную.
Она увидела, как я расстроился, сказала:
– Если хочешь, я откажусь от монтажной, и мы поедем.
Я сказал:
– Не хочу, раз надо работать, иди.
Я задолго до майских праздников предлагал ей поехать в Кисловодск. Хотел показать ей этот замечательный город. Даже билеты взял на самолёт. За неделю до отъезда она сказала, что поехать не сможет. Я сдал билеты.
5 мая у меня день рождения. Я договорился в трёх местах ей на выбор. Вечером она со мной пойти в ресторан не могла. Но так хотелось провести хоть часть этого дня с ней, что я договорился. Во-первых, с одним своим приятелем – он предоставил мне свою шикарную квартиру. В гостинице я договорился по поводу номера люкс. И мой директор освободил мне дачу – так они все ко мне нежно относились. Видно, видели, что я влюблён и мне очень нужно. Директор даже сказал:
– Хочешь, сам выйду её встречать.
Нет, этого я не хотел. Он же не знал, что она терпеть не может этих его дач.
5 мая я, при полном параде, в два часа дня, ведь вечером ей домой, к мужу и ребёнку, я стоял в полной боевой готовности в дурацком чёрном костюме при галстуке, в новой сорочке и вообще во всём новом. В день рождения обязательно в новом.
Стоял я у лифтов в «Останкино» и ждал Татьяну. До этого я уже слегка отметил свой день с телевизионщиками в чьём-то кабинете.
В два её нет. В два пятнадцать тоже. Без пятнадцати три – её всё нет. А мимо всё время проходят знакомые. Дима Крылов спросил:
– Что это ты так вырядился?
– Да так, – говорю, – надо же когда-то.
Ещё кто-то спросил.
Я уже говорю:
– Нельзя прилично одеться, все спрашивают.
Сам в этом жениховском костюме. В руках сумки с едой, с шампанским. На квартиру с девушкой собрался. Дурак дураком.
В три я понял, что больше ждать не могу. Весь издёргался. Побежал искать. В противоположное здание – прямиком в бар. Сидят. Две какие-то женщины, мужик и она. Пьют кофе, что-то обсуждают. Хотел перевернуть столик. Подошёл.
Она сказала спокойно:
– Подожди, пожалуйста, пять минут. Я сейчас.
Отошёл. Сел за соседний столик. Сижу. Весь киплю. Переполнен обидой, гневом, негодованием и так далее. Пять минут показались вечностью.
Она подошла. Я сказал:
– Я жду уже час у лифтов. Я час стоял и ждал.
– А я думала, ты там, в кабинете у телевизионщиков, думала, освобожусь и приду.
Мы вышли из бара в безлюдный коридор.
Я сказал:
– Мы же договорились, что в два часа я буду ждать тебя у лифтов.
– А тут разговор серьёзный, решается судьба передачи.
– Если ты задерживаешься, позвони или подойди к лифту, скажи, что встретимся позже.
– Я думала, ты там, в кабинете, с друзьями.
И тут я заорал. Я так орал, что она побледнела. Я видел, что она испугалась.
Я орал:
– Я что, скотина, которую можно лупить палкой, когда захочется? – Ну, и так далее, и тому подобное.
Она испугалась, сжалась, сказала:
– Извини. Я пойду за сумкой. Подожди меня в машине. Пять минут.
Сижу в машине. Сижу и думаю: «Подняться наверх – три минуты, взять сумку – ещё две, спуститься и выйти ко мне – ещё три. Прошло уже пятнадцать, а её нет».
Наконец-то она появляется.
– Я недолго?
– Недолго.
Мы едем. Меня зациклило. Я не могу остановиться:
– Мы же договорились – в два у лифта. Я стоял, а все проходили и видели, как я стою дурак дураком.
Я не выдерживаю, из глаз вдруг, как у клоуна, брызгают слёзы. Жалко себя стало. Она сидит и молчит. Ещё раз извиняется. Я не могу успокоиться. Она уже не спрашивает, куда мы едем. Она боится о чём-либо спросить. Я еду на дачу. Мы едем. Вот и домик. Спальня, гостиная, кухня. Я раскладываю закуску. Открываю шампанское. Разливаю по бокалам.
Она говорит:
– За твоё здоровье.
Я выпиваю полный бокал, она едва пригубила. Она вообще почти не пьёт.
Мы пошли в комнату, сели на диван. Я попытался поцеловать её.
Она сказала: