Приблизительно в это же время, то есть месяца через полтора после разрыва, я познакомился на улице с молоденькой симпатичной женщиной. Разговорились. Я спросил её, кем бы она хотела стать. Она училась в строительном институте, но счастье строить вентиляционные сооружения ей не улыбалось. Когда-то она ходила на дубляж фильмов, ещё в школе пригласили. Несколько лет она этим подрабатывала.
Я спросил её:
– А не хотите попробовать стать диктором? – Очень хотелось доказать что-то Татьяне. – Вы, – продолжал я, – хорошенькая, говорите правильно. Давайте попробуем.
– Попробуем, – сказала она.
Мы попробовали. Она оказалась жутко сексуальной. При внешней замкнутости – полная внутренняя раскрепощённость. Причем казалось, что ей это и не особенно было нужно. Но раз надо, значит, надо.
Я попросил её написать пару этюдов, чтобы понять, может ли она хоть что-то написать. Она написала замечательно. С юмором и хорошим языком.
Она ходила на работу к моему приятелю. Но сделать из неё ничего было нельзя. У неё не было главного – честолюбия. Она была аккуратной исполнительницей и не более того. Не получается, ну и не надо. Я не хотел бы рекомендовать своим друзьям кого-то, кто сам не добивается. Она не добивалась. Не было у неё этой хватки, благодаря которой и добиваются результатов в любом деле. Может быть, и есть люди, которым подфартило, и вот так, без особого труда, они стали знаменитыми. Но я таких не встречал. Наоборот, как правило, видел, как талантливые люди отвоёвывают пядь за пядью своё жизненное пространство. Карабкаются, срываются, снова лезут вверх. Нет, не получилось у меня на примере этой девушки что-то доказать Татьяне.
Кстати, о Татьяне. Мысли о ней всё время крутились в моей голове. Я всё время разговаривал с ней мысленно. Ругался с ней. Спорил, доказывал, злился. Вообще-то мне надо было благодарить Господа за то, что она меня бросила. Надо было принять эту ситуацию. Конечно, обидно, противно, досадно. Но надо же понимать – сам виноват. Сотворил её до кумира. Всё должно быть в меру. Даже если очень любишь, никого силой не удержишь. Ничью свободу нельзя ограничивать. Ведь я не дам ограничивать себя. Вот теперь-то я всё понимаю. А тогда? Я встречал её на телевидении и в театре. Я проходил мимо. Вот она стоит слева. Такая же красивая и вредная. Теперь она казалась мне очень вредной. Она стоит и смотрит в мою сторону. Лицо злое. А я, не оглянувшись и не поздоровавшись, прохожу мимо. И сердце колотится. И думаю потом о ней, думаю. Когда мы расстались, я несколько дней не мог есть. Спал по три-четыре часа в сутки. Я всё время думал о ней. Это были мучительные мысли. Столько обид. Прости, Господи, эти обиды. Я не понимал, что это лечение моё, посланное мне свыше. «Тоскливо жизнь моя текла, – так, кажется, пел генерал из оперы, – тоскливо».
Однако где-то через месяц после расставания стало полегче. А месяца через полтора появилась эта молоденькая и симпатичная. Отношения с ней были странные. Я знал, что у неё есть какой-то парень, который пьёт, а она хочет его бросить. Она очень хотела замуж и даже призналась, что с удовольствием вышла бы за меня. Я сказал, что никак не могу.
Тогда она сказала:
– Сами не можете, познакомьте меня с каким-нибудь симпатичным и приличным человеком.
Увы, вокруг меня таковых на этот момент не оказалось. А если бы и были, я не стал бы подкладывать им такую подлянку. Или он ей не понравится, или она ему, а виноват буду я.
Так мы с ней и встречались. Иногда куда-то ходили – в театр, на концерт. Я ей, естественно, подбрасывал деньжат. Когда забывал сделать это, она мне напоминала, но с юмором:
– Надо помогать бедным студенткам.
Потом она сама познакомилась с каким-то парнем и стала с ним встречаться. Однако со мной она не порывала. Быстро поняла, что с тем претендентом нет будущего, бросила его и стала искать следующего. Вот такая была целеустремлённая девушка.
Она мне постоянно врала, но мне это было безразлично. Да и понять я не мог, зачем ей мне врать, если я ничего от неё не требую, ни верности, ни постоянства. Встречались мы всё реже и реже, как вдруг она приехала советоваться со мной. Нашёлся какой-то тип лет тридцати двух, владелец коммерческих палаток. Она там у него подрабатывала. Он в неё влюбился и предложил замужество.
Мне снова стало интересно. Мы снова стали встречаться.
Вот так, влача это жалкое существование, я и доехал до марта месяца. Как пелось в одном романсе, «без слез, без чего-то ещё и без любви».
Однако любовь-то была. Никуда она и не девалась. Жила себе тихонечко и жила «в моём сердце…» и так далее, вы, наверное, помните слова этого бессмертного романса.
Однажды, когда я думал, что всё у меня уже нормально, что забыл я Татьяну начисто, а прошло уже восемь месяцев, как мы расстались, и вот, утром, читаю я в газете «Вечерняя Москва» гороскоп: «Тельцу предстоит встреча, которая заставит усиленно биться его сердце».
Вообще-то я на эти гороскопы не обращал никогда никакого внимания. И вдруг тут обратил. Вот, думаю, сегодня оно и произойдёт. Сегодня я её встречу, и как-то особенно встречу. И уже заранее волнуюсь. А ехать мне как раз сегодня на телевидение. Приехал. Прошёл мимо лифтов и понимаю, ещё нет, ещё не встречу. Зашёл в правый коридор, посмотрел, как там бананы продают, и сам себе сказал:
– Нет ещё. Рано.
Вышел из коридора, прошёл и ларьки, не вижу её у ларька, а себе говорю, или кто-то мне говорит:
– Вот теперь встречу.
Подхожу к ларьку. Она! Я ей говорю:
– Здравствуйте, я сегодня в газете прочитал: «Тельцу предстоит встреча, волнующая встреча».
Она говорит:
– Я ведь тоже Телец, значит, и мне эта встреча предстояла.
Мы пошли в бар. Я взял кофе, бутерброды. Сели за стол.
Я спросил:
– Как вы живёте, Таня?
Она сказала:
– Плохо, – и заплакала. – Ты не представляешь, что это был за год. Ты меня проклял.
Я, конечно, её успокаивал. Рассказал, что тут же побежал в церковь и покаялся. И вообще молился за неё каждый день.
Что же у неё было? Ребёнок болел, сама болела, на работе чёрт знает что. Рубрику давно прикрыли. Единственная радость – пьесу всё-таки ставят. Вот это была новость. Мою пьесу ставят, а я об этом ничего не знаю.
– Ставят, – продолжала она. – Частная антреприза. В нашем театре ничего не вышло.
Это я знал. В моем любимом театре давно изменились планы. Вместо моей пьесы ставили какую-то другую. А мою «красавицу» уже ставят в другом театре. Набрали не самых плохих артистов. На главную роль пригласили популярного, известного всей стране артиста. На женские роли тоже двух прекрасных актрисуль. И Татьяна в роли горничной. А почему же мне ни слова? Наверняка какие-то денежные дела. И вот сидим мы с ней. Она перестала плакать. Лицо её по-прежнему прекрасно. Тот же милейший овал. И глаза совсем не злые, огромные детские глаза. Падающие пшеничные волосы.
– Ну а что в личном плане?
Я ей рассказываю про Наташеньку, которую я хотел сделать телеведущей. Она поняла мой план, улыбнулась.
Теперь настала её очередь, и она сказала:
– Пока тебя не было, я влюбилась.
Это естественно, что-то в этом роде должно было произойти. Девушка красивая, почти свободная, ищущая.
– У нас с ним ничего не было. Один раз сидели в машине. Один раз поцеловались. Вот и всё.
– И кто этот счастливчик?
– Один режиссёр, а кто, я не скажу. Тем более что ничего между нами нет и, скорее всего, не будет. Мы не встречаемся, но я в него влюбилась. Вот и всё. Вся моя жизнь. С мужем совсем плохо. Смотрит на меня волком. Всё время кричит на меня. Один раз чуть не ударил. Представляешь, если он меня ударит, что от меня останется? Ребёнка жалко. Всё это у него на глазах.
Так мы и поговорили. Отвёз её домой. Ехал назад и думал: «Что же теперь делать? Ну, влюбилась в кого-то. Это, конечно, ерунда. Да ведь и я к ней теперь отношусь иначе. Не дрожу при встрече».
– Видишь, – сказал я ей, – оказалось, что у меня всё же есть воля. Не бегал за тобой, не унижался, не звонил.
– А я и не сомневалась в этом.
Конечно, я унижался до какого-то предела. Но потом удержало меня моё презренье. Так, кажется, у Есенина. Но оказалось, что любить её я не перестал. И надо было чётко понять, что делать дальше. Как себя вести. Я решил, что умный мужчина – а я себя таковым наивно считал – способен покорить женщину своей мечты. Это тот случай, когда я должен выложиться и во что бы то ни стало добиться её любви. Я должен стать ей необходимым. Она должна привязаться ко мне так, чтобы дня без меня не обойтись. Я должен каждый свой шаг, каждое своё слово продумывать. Она влюблена. Пусть. Я пережду. Я перетяну её на свою сторону. Судя по всему, тот режиссёр не пылает любовью к ней. Значит, скоро и её влюблённость закончится. Она бы не плакала, если бы всё у неё было хорошо.
Я решил попробовать сыграть в эту игру. Я звонил ей очень редко.
Я поехал в театр, где ставили мою пьесу. Естественно, всё дело было в деньгах. Они хотели поставить пьесу, а потом сыграть на моих авторских чувствах. Режиссёром оказалась женщина, так что сразу отпали подозрения, что это тот самый режиссёр. Я заключил с ними договор. А антрепренёром оказалась тоже женщина, жуткая хохотушка, но уже имела опыт всяческих постановок. Шли репетиции, иногда я приходил. Никаких замечаний не делал. Если Татьяна спрашивала что-нибудь, только тогда давал советы. Герой у нас был хорош. Даже странно, что он решился пойти в этот проект. Но, видно, рассчитывал на деньги.
Однажды Татьяна с подругой собрались поехать к Зайцеву в Дом моды, на представление.
– У нас всего два билета, – сказала она.
Я подвёз их и проводил в Дом моды. Случайно в вестибюле оказался сам Зайцев. Мы расцеловались. Когда-то в молодости я брал у него интервью, и иногда в театре мы встречались на тусовках.
Я старался понравиться Таниной подруге и, кажется, преуспел.
Зайцев сам проводил нас в зал. Таня усердно стала уговаривать меня остаться. Ход её мыслей был примерно таков: через меня можно было у Зайцева что-нибудь купить со скидкой. Да ведь и домой я наверняка потом отвезу.