. Можно ли вам доверять?
— А что он будет иметь с нас? — удивился Алекса. — Пусть идет. Втроем легче.
— Правда, быстрее отсюда! — сурово приказал Николай. — Там разбираться будете. А не хотите меня — ну что же, обойдусь и без вас. Но вам будет без меня труднее.
Они тихо дунули на лучину и неслышно растворились в темноте…
Но выйти к реке было не так-то просто. Прошло немного времени, и когда на унылое «Эгей!», которое регулярно доносилось с башни стражники не ответили, оттуда донесся топот тяжелых сапог. В Любече строго следили за порядком, и княжеский двор в нем считался образцовым, ибо недаром же отсюда, из Любеча, происходил сам дед великого Владимира Красное Солнышко, отец Добрыни и Малуши, Малк Любечанин! А потом поднялся бедлам — многочисленные смоляки осветили двор, туннель с двумя башнями у ворот, мост и мостовую башню. Но троица уже сидела в одной из огромных ям, предназначенных для хранения зерна. Яма находилась около одного из подземных ходов, ведущих к реке.
— Не успели! — прошептал Бибо, зарываясь в кучу мягкого, недавно собранного зерна.
— Тише! — прошипел Николай.
И правда — стражники добежали уже и до ям. Зорко оглядывали они каждую, даже бросили камень в одну из ям, уже заполненную на случай осады. Подошли и к той, где хранили зерно. Но неподалеку стоял стражник, смотрел преданными глазами на начальника стражников, и нельзя было поверить, что он задремал — может, только на одну минуту, как раз в ту, которая нужна была смельчакам, чтобы забраться в яму.
Стукнула крышка над головами Бибо, Николая и Алексы, и снова стало темно и тихо. Алекса с трудом высунул голову из зерна, вытер пот, проступивший на лице, тряхнул головой.
Только под утро удалось им выбраться из ямы и добраться до реки, а потом, переплыв ее на украденной у ротозея хозяина лодке, выйти на дорогу, которая шла вниз к Киеву. Нужно было обойти Киев, дальше — Переяславль и найти дорогу, которая прямо поворачивала на восход. Там, пройдя через степи, она приближалась к реке Дон, дальше круто поворачивала на юг, к самой Волге. Можно было идти на Тмутаракань — там ближе к яссам и аланам. Но самое главное — обойти Киев и Переяславль. Там, дальше, хоть и опасно, но зато свободнее.
Только через полтора месяца они вышли на большую дорогу. Хорошо наезженная, оживленная, по ней они первое время шли только в темноте, боясь погони.
Навстречу им двигались бесконечные караваны купцов. Везли в столицу русов — Киев дорогие ткани, стеклянные изделия, вино арабские, персидские, индийские купцы. Ехали и славянские купцы. В чужеземных обновах, смуглые от загара, будто еще покрытые пылью далеких стран, они выглядели как заморские гости, но трое смельчаков сторонились их. И все же как-то они заночевали на одной из станций вместе с полоцким купцом Рожденом, которого Алекса знал, потому что тот часто торговал на княжеском дворе. Рожден был одним из тех веселых, неугомонных молодцев, который с одинаковой легкостью мог бы хорошо молотить боевым цепом в битве и торговать всем, что пошлет ему Сворог. Высокий, дородный, круглолицый, он вышел утром по нужде и столкнулся с Алексой, вместе с Бибо выходившим из здания двухэтажной, из глины вылепленной и побеленной станции. Сам Рожден ночевал наверху — там устраивались на отдых богатые люди и важная чадь, а также княжеские посланцы. Кони же Рождена, его охранники и дружинники, а также телеги с добром ночевали отдельно, за высокой оградой станции, в специально отведенном для этого месте. Рожден был в красной островерхой шапочке с кисточкой наверху, в мягких сафьяновых туфлях и необычной, также красного цвета блестящей рубашке, и потому Алекса, услышав свое имя, испуганно и сразу мгновенно сжавшись уставился на купца, который весело смеялся ему навстречу:
— Ты что это, земляк, тоже в купцы подался?
Несколько мгновений Алекса раздумывал, а потом, оглядевшись и успокоившись — не успеют добежать до них Рожденовы молодцы! — ответил понуро:
— Да нет. Какие там купцы. По делу я.
— По делу? — широко раскрыл голубые, еще заспанные глаза Рожден. — И куда же это ты, молодчик, и по какому делу? Ты прости за любопытство, но мы же, купцы, столько невероятного видим вокруг себя, что стали любопытны, как те сороки, которые, увидев еще издали путника, летят за ним и кричат на всю степь… Да ты не бойся меня, парень! — еще шире заулыбался он, видя, как широкоплечий Бибо осторожно сунул руку в карман, будто невзначай что-то ощупывая там. — Кем бы ни был Рожден, но подлецом — никогда!
— Земляк начинает с того, что предлагает поесть, особенно в дороге, — проворчал себе под нос Бибо, однако, несмотря на то что сказал он это на своем языке, Рожден понял его — скорее, видимо, по выражению лица и по взгляду.
— Так пошли ко мне! — Он приветливо тронул Алексу за руку. — Княжескому дружиннику не годится голодать.
Они поднялись на галерею, и купец приказал отроку, неслышно подошедшему к ним из-за колонны, подать поесть, что найдется лучшего в это время в гостинице. Нашлось много чего — хозяин, хитрый хазарин Павша, содержал свою гостиницу как должно быть. Говорили, что гребет он куны лопатой, что уже третий клад спрятал и закопал в потайном, ему одному известном месте, которое не смогли заметить двое его сыновей, хотя следят за ним день и ночь, и держит он их в черном теле. Принес отрок на металлическом подносе, чеканенном мудреными накладными узорами, дичи и чеснока, сыра и куски пирога с зайчатиной. Рожден сидел и нетерпеливо ждал, пока его неожиданные гости насытятся. Когда же в могучей руке Бибо исчез последний кусок, он вздохнул и снова переспросил:
— Так что за дела погнали тебя, княжеского дружинника, в эти места и куда дальше держишь путь?
— А ты мне сам ответь, не встречал ли по дороге или где-нибудь персидского купца Абдурахманбека, который живет в далекой Бухаре? — вопросом ответил Алекса.
— Абдурахмана? Не припомню, — задумался Рожден. — Извилисты пути купеческие, многих людей знаю, однако же и ты знаешь — годами путешествую по свету, столько имен и товаров перекручивается в памяти. А что он сделал тебе, этот купец Абдурахман?
А когда выслушал всю историю, стал серьезен улыбчивым лицом, задумался.
— Купец получил твою девушку в подарок, он не виноват ни в чем, — сказал наконец. — И ты поведешь себя как грабитель и человек без чести, если попробуешь забрать ее силой. Другое дело — выкупить ее.
— Пробовали! — с горечью воскликнул Алекса. — Сам княжич Всеслав — пусть сберегут его Род и роженицы! — ездил к злодею просить за Березу. Однако…
— И ты не мог и не можешь в Полоцке найти себе девушку лучше твоей Березы? — удивленно спросил Рожден. — Ну, хотя бы тут, на этих просторах, где столько девушек в каждой хате?
Алекса опустил глаза.
— Не иначе приворожила она тебя, — раздумывал дальше Рожден. — Такое слышу в первый раз. Правда, в далекой Хвалисе и Багдаде рассказывают о любви парня-степняка и девушки, от этой любви парень стал безумцем и писал стихи, которые потом распевали на ярмарках и постоялых дворах древних Согда и Бактрии. Но это же сказки…
— Чему ты удивляешься, полочанин? — Бибо гневно глядел на купца. Он даже вскочил. — У нас, в горах, тоже есть сказки о любви. И люди учатся на них, и плачут от тех сказок, и ищут в своих сердцах искорки, которые высекали слова песен.
— Удивляюсь тому, как это вы, люди юга, так горячи сердцем. Мы же живем на неласковой земле, она требует от нас столько сил, чтобы выжить! Потому души наши заняты не любовью, а борьбой — за жизнь, за волю, за землю. В конце концов, это твое дело. Я же подумал было, что ты убил кого и теперь убегаешь от расплаты. Правда, ты сделал большее — покинул свой край ради девушки, пусть себе самой красивой на свете. Я этого не понимаю. Однако… мы все любим слушать чудесные сказки. Особенно их любят слушать там, куда ты идешь. Но как же ты идешь, не имея денег?
— У меня сильные руки и широкая грудь, я заработаю себе на жизнь, хотя бы на такую бедную, какую ты видишь. — Алекса оглядел свои полотняные, латаные-перелатаные штаны, рубашку, почти прозрачную от старости, — только на это тряпье хватило у него монет!
— Ежели ты охотно слушаешь сказки, купец, то подари своему земляку несколько монет, — вставил свое Бибо. — Ему они очень понадобятся.
— Деньги и нам, купцам, не достаются даром, — почесал затылок Рожден. — Тем более мы привыкли давать их с отдачей. А тут… Нет, денег я не дам тебе, — наконец сказал он. — Но я посодействую тебе как земляку. И другое — одержимым нужно помогать, они под охраной… кого только, не знаю? Сатаны, может?
Он прищелкнул пальцами, и знакомый гостям отрок приблизился к ним бесшумной походкой. Купец сказал ему несколько слов, и отрок исчез за дверью.
Вскоре послышались тяжелые шаги, и на веранду зашел толстый челядин с коротким кинжалом, заткнутым за широкий желтый пояс. Кинжал блестел на простой рубашке челядина, как дорогая заплата на сермяге.
— Как Арслан? — тихо спросил у него Рожден.
— Дальше он не пойдет. А хозяин отказывается брать: дорого просите, говорит, за эту падаль…
— Хорошо, — так же полушепотом ответил купец. Погладив длинную русую бороду, он весело воскликнул, глядя на Алексу: — Царский подарок хочу я тебе сделать, земляк! Для князя и его дружины везу я несколько коней. Но один из троих немного приболел. Я дарю тебе Арслана. Вылечишь — цены ему не будет.
Алекса не все расслышал, о чем шептались между собой купец и его челядин. Но горец, с его чутким, как у волка, слухом, все понял и склонился в насмешливом поклоне:
— Благодарю тебя, полочанин! Земляк, видишь, ошеломлен твоей щедростью. Кланяйся! — Он силой пригнул Алексу к земле.
— Ну что же, — Рожден встал. — Идите смотрите коня. А нам тоже время собираться. Завозился я с вами… Подготовил ли ты зелье для жертвенника? — строго спросил он у челядина.
— Все сделано, господин, — торопливо заговорил тот. — Тимьян, чебрец, еще на последний раз его осталось…