[55]. В апреле Черняев известил Майкла Александера, постоянного британского представителя в НАТО, что Горбачев сам хочет, чтобы НАТО оставалась как стабилизирующая сила теперь, когда Варшавский пакт рухнул. Но НАТО не должна приближаться к советским границам или поддерживать старые страхи перед советской угрозой: такой угрозы более не существует, кто бы ни пришел к власти в Москве. Настоящая угроза возникла бы в результате распространения ядерного оружия в случае распада Союза. Маршал Ахромеев приводил такие же аргументы. Отношения между Востоком и Западом должны строиться на доверии. Русские не хотят конфронтации с американцами: более того (поразительное признание!) они его уже не выдержат. Советский Союз останется великой державой, однако, не имея собственных союзников, он все еще имеет против себя большой и крепко спаянный альянс. Как солдат, Ахромеев не мог игнорировать эти реальные военные обстоятельства.
Заверения, данные западными политиками относительно будущего НАТО, не были обязывающими, они нигде не были записаны, их давали люди спешившие, поглощенные стремлением достигнуть более непосредственных задач. Их целью не было ввести в заблуждение. Но русские, конечно же, истолковали их в том смысле, что дальнейшего расширения НАТО на восток от новой границы Германии не будет. Последующая политика расширения НАТО была для них явно недобросовестной.
Роль Англии в этих великих событиях была минимальной. На стороне Запада ведущая роль, естественно, досталась немцам и американцам. Но как одна из стран-победительниц, Британия по праву участвовала в переговорах о Германии. Однако г-жа Тэтчер решительно отказывалась взглянуть в лицо реальной действительности. Я посетил ее на Даунинг-стрит в начале сентября 1989 года. Когда я пытался развивать какие-то мысли по поводу того, что происходит в Германии, она отрешенно смотрела в пол. Немцы, заявила она, согласятся на нейтралитет, на воссоединение, или и на то и на другое. Она списала их со счета.
Несколько недель спустя она прибыла в Москву на обратном пути из поездки в Токио. Она посетила нас фактически впервые. До этого она приезжала в 1987-м в качестве премьер-министра и еще один раз, когда утратила этот пост. Всякий визит премьер-министра дело хлопотное. Случалось, что неугодных послов увольняли с работы. Но есть здесь и компенсирующие моменты. Премьер-министров во время их путешествий сопровождает высоко профессиональная и опытная команда: личный секретарь, советник по печати, секретарши, делопроизводители и небольшая группа военных полицейских для обеспечения безопасности. Г-жа Тэтчер пронеслась через наш дом освежающим вихрем. Ее штат обычно завладевал моим кабинетом, и его постоянно кормила посольская прислуга, работавшая на кухне. Секретарши посольства водили секретарш премьер-министра по городу, показывая им достопримечательности. А потом все они уезжали. Сотрудники посольства издавали коллективный вздох облегчения, когда самолет премьер-министра отрывался от взлетной полосы и мы могли вернуться к нормальной жизни.
Поскольку визиты г-жи Тэтчер были должным образом организованы, они доставляли нам меньше забот, чем посещения министров более низкого ранга с неопытным штатом и преувеличенным представлением о значимости своей персоны. Как гость, она была приятна, интересна, откровенна и совершенно раскованна в разговоре. Но что самое главное, она была неизменно добра и заботлива в общении с нижестоящим персоналом, что можно сказать далеко не о каждом высокопоставленном руководителе. В роли премьер-министра ее сопровождали Чарльз Пауэлл, личный секретарь и доверенное лицо — человек выдающихся способностей, Бернард Ингам, ее сварливый пресс-секретарь, и ее парикмахер. Она вставала на рассвете и вызывала ее причесать Нину, одну из русских женщин, служивших в резиденции посла. После завтрака мы снабжали ее информацией, собираясь для этого небольшой группой, потому что в таком случае у нее было меньше соблазна порисоваться и она слушала более внимательно. После этого она стремглав отправлялась выполнять свое немыслимо трудное расписание деловых встреч, сопровождаемая обычно только личным секретарем Чарльзом и переводчиком.
В этот визит она приземлилась уже за полночь 23 сентября, после заправочной остановки в Братске, в Сибири, где очаровала несгибаемых местных коммунистов. Как всегда неутомимая, она с радостью уселась поболтать с нами часок за виски с содовой, прежде чем пойти спать. На следующее утро она встретилась с Горбачевым в элегантном Екатерининском зале Большого Кремлевского дворца и передала ему ободряющее послание от Буша. Горбачев был, рассказала она мне позже, спокойным и уверенным, несмотря на трудности. В армии положение напряженное, сообщил он. Но он имеет сильную поддержку. Это были стандартные хвастливые слова, хотя с ней он был откровеннее, чем с другими, потому что (как отметил Черняев) знал, что «она внимательно изучает нашу ситуацию и лукавить с нею рискованно»[56]. Наиболее важной частью беседы был разговор о Германии. Г-жа Тэтчер считала (она пишет об этом в своих мемуарах), что Германия «по самой своей природе — дестабилизирующая сила в Европе». И объяснила Горбачеву, что союзники Германии с опаской относятся к воссоединению, вопреки их традиционным заявлениям в поддержку этой акции. Горбачев сказал, что русские тоже не хотят воссоединения Германии. «Это укрепило меня, — писала она впоследствии, — в моей решимости замедлить уже набравший крайне быстрый темп ход событий». Но она неправильно поняла Горбачева: он не собирался бессмысленно противостоять натиску истории. Его проблема заключалась в другом: добиться наибольшей выгоды в обмен на неизбежное отступление России.
Ровно за месяц до падения Стены я присутствовал на совещании в Форин Оффис. К тому времени в Восточной Германии прошли массовые демонстрации, а Венгерская коммунистическая партия проголосовала за свой самороспуск. Мы все знали, что две Германии объединятся по модели Западной Германии, — нравится нам это или нет. Политическое обоснование наших оборонительных мер как-то вдруг стало казаться шатким. Если подавляющие по своей численности советские войска в Европе будут резко сокращены, либо в результате переговоров, либо вследствие отвода самих войск, то чем мы оправдаем размещение ядерного оружия для их сдерживания? Каким образом должны быть распределены между союзниками сокращения наших собственных обычных вооружений, с тем чтобы каждый получил справедливую долю «мирных дивидендов»? Кристофер Маллаби, ставший к этому времени нашим послом в Бонне, сообщал, что Геншер хочет включить Австрию, а со временем также Польшу и Венгрию в Европейское сообщество. Удобных простых понятий «холодной войны» более не существовало.
Однако г-жа Тэтчер приказала чиновникам даже не помышлять о воссоединении Германии. Она полагала, что Горбачев и Миттеран помогут ей переломить ситуацию. На встрече в верхах, состоявшейся в конце ноября 1989 года в Париже, она заявила своим европейским коллегам, что «всякая попытка говорить как об изменении границ Германии, так и о ее воссоединении подорвет позиции Горбачева и откроет ящик Пандоры — по всей Центральной Европе начнут выдвигаться претензии, касающиеся границ… Чтобы создать основу стабильности, мы должны сохранить как НАТО, так и Варшавский договор»[57]. Дабы усилить впечатление, она добавила, что смотрит довольно мрачно на перспективы Горбачева. Слухи о ее позиции начали циркулировать по Москве. Ее отношения с президентом Бушем ухудшились. Люди начали сознавать, что дни ее сочтены. Завистники и обиженные ею увидели, что им представляется случай расквитаться с ней.
В конце года премьер-министр, наконец, перестала прятать как страус голову в песок и признала, что Германия воссоединится. Однако ее идеи были нереалистично грандиозны: по ее мнению, НАТО и Варшавский договор должны сохраниться, чтобы уравновешивать друг друга. Однако их роли радикально изменятся. Американцы могут уйти из Европы. Теперь она требовала от своих чиновников, чтобы они думали о возможных альтернативах НАТО. В феврале 1990 года она признала в разговоре с прибывшим в Лондон членом политбюро Вадимом Медведевым, что с чаяниями немцев придется посчитаться.
Но если умом она признавала, что воссоединение Германии неизбежно, сердцем она еще никак не могла с этим примириться. Сразу же после встречи с Медведевым она призналась мне, что быстрота, с какой развертываются события, приводит ее в ужас. Джеймс Бейкер — слабак. Горбачев колеблется, несмотря на все, что он говорил ей в Москве. Советским войскам следует разрешить остаться в бывшей ГДР. Окончательная договоренность должна дать ясно понять, что немцам все еще не доверяют целиком и полностью. Через месяц она пригласила группу ученых в Чекерс на свой пресловутый семинар по германскому вопросу. Несколько участников выразили старомодные антигерманские настроения. Сведения о происходившем на семинаре проникли в печать. Немцы были обижены. Однако, что бы ни предприняла г-жа Тэтчер к тому времени, это уже никак не могло отразиться на ходе событий. Семинар подкрепил ее предубеждения и предрассудки, но никак не помог процессу разработки разумного политического курса. В июне 1990 года г-жа Тэтчер прибыла в Москву в последний раз в должности премьер-министра. К этому времени ее позиция изменилась, и она пыталась убедить Горбачева, что присутствие объединенной Германии в НАТО будет определенно выгодно Советскому Союзу. Она была несколько удивлена, когда не встретила негативной реакции с его стороны на это утверждение.
Теперь было уже слишком поздно исправлять нанесенный ущерб. Тщетная попытка г-жи Тэтчер противодействовать ходу истории подорвала международные позиции Англии и ее отношения с Германией. Если добавить к этому ее ошибки в решении европейских проблем и просчеты с определением подушного налога, ее предубеждение против воссоединения Германии показывало, что политическая интуиция «железной леди» более не служит так исправно, как прежде. Менее чем через два месяца после воссоединения Германии она лишилась своего поста.