Конечно, во главе ельцинского режима было еще много коммунистов и экс-коммунистов, включая самого Ельцина. Эти люди были неглупы и многие из них искренне восприняли новые принципы. Но они достигли вершин власти через систему «номенклатуры», специально рассчитанную на то, чтобы честолюбцы могли сделать карьеру лишь раболепствуя перед государством. К концу 80-х годов эта система начала разваливаться. Теперь новое поколение могло продвинуться в жизни благодаря собственным усилиям и талантам. Там, где когда-то царил всеобщий застой, высшие руководители — как в провинции, так и в Москве — менялись с поразительной быстротой: честолюбивые мужчины прокладывали себе дорогу в жесткой и некрасивой борьбе за власть и богатство.
На этом бурном фоне коммунистическая партия теряла свои позиции. Зюганов, однако, был настолько искусен, что удерживал свои фракции в единых рамках. Партия не раскололась на экстремистов и социал-демократов, как ожидали многие. Но сам он все чаще впадал в какую-то невнятную и путаную смесь ортодоксии и ветхозаветного русского национализма, не способного склонить на свою сторону новых избирателей; в рядах партии оставались в основном пожилые и правоверные коммунисты, которые с тоской вспоминали былые времена. И тем не менее, на президентских выборах 1996 года он достиг неожиданно хороших результатов, заставив Ельцина вступить с ним во второй тур. Хотя из разговоров с коммунистами было ясно, что и сам Зюганов, и его последователи утратили волю к победе. Они не рассчитывали победить, и, похоже, их даже это не слишком интересовало. Коммунисты продолжали получать голоса, но с коммунизмом как угрожающей силой в России было покончено.
В 1998 году Ельцин уволил премьер-министра Черномырдина. Черномырдин прослужил целых пять лет, но начинал проявлять неуместные президентские амбиции. Свыше года Ельцин экспериментировал то с одним премьер-министром, то с другим. Дольше всех продержался Евгений Примаков, навязанный Ельцину Думой под обещание обеспечить стабильность, выплату зарплат и пенсий и восстановить доброе имя России в мире. Кое-какого успеха Примаков все же достиг. Но он совершил три ошибки: начал бороться с коррупционерами, находившимися в опасной близости к ельцинскому окружению; не проявил достаточной энергии, чтобы противодействовать растущему намерению парламента объявить импичмент его шефу; к тому же о нем начали поговаривать как о потенциальном президенте.
Но к этому времени Ельцина интересовала уже не политика, а необходимость найти преемника, который гарантировал бы ему и его семье иммунитет, после того как он покинет свой пост. В мае 1999 года Ельцин уволил Примакова и после очередного неудачного эксперимента назначил в августе своим последним премьер-министром Путина. Накануне нового 1999 года он совершил один из самых эффектных политических трюков своей карьеры. Он объявил по телевидению, что уходит в отставку за полгода до официального истечения срока своих полномочий. Он принес русскому народу извинения за свои неудачи и назвал Путина исполняющим обязанности президента и выбранным им преемником. Выборы, состоявшиеся в конце марта 2000 года, утвердили Путина в должности — он получил немногим более 50 процентов голосов. Противником его был, как обычно, коммунист Зюганов.
Если Горбачев был Моисеем, который вывел советский народ из Египта, то Ельцин был Аароном, хотя новая Россия, которой он правил, совсем не походила на страну с молочными реками в кисельных берегах. Эти два человека были ровесниками, оба прошли с помощью партийной машины путь от рядовых аппаратчиков до наивысшего поста в государстве. Но трудно было представить себе более несхожие личности. Ельцин был человеком крупным, солидным, в каком-то смысле тяжело думал, но с необыкновенно развитым политическим чутьем. Ему были чужды непосредственность Горбачева, его открытость, интеллектуальная любознательность и сообразительность. По своему политическому стилю он был «быком», тогда как Горбачев напоминал «угря». В Ельцине была склонность к рискованной игре, совершенно чуждая Горбачеву. Горбачев был блестящим учеником, который прошел путь от деревенской школы до Московского университета: выгодное начало партийной карьеры. Ельцин же получил образование в провинции, там прошла и значительная часть его политической карьеры. Он был прирожденным «аутсайдером». Горбачев всегда хотел быть «своим». Ельцин же выступал против системы и завоевал сердца всех тех, кто ее ненавидел.
Тем не менее, Ельцин был во многих отношениях гораздо более традиционным русским руководителем, чем его предшественник. Вначале это никак не вредило ему в глазах избирателей, многие из которых все еще тосковали по неудобным, но таким простым и понятным временам не оспариваемой центральной власти. Его политические манипуляции интригами в Кремле возвращали назад, к замкнутому дворцовому политиканству политбюро и царей. Горбачев был окружен коллегами, которые сами по себе были видными политическими деятелями. Ельцин заботился о том, чтобы даже самые компетентные из его соратников зависели от его милостей. Он преспокойно жертвовал ими, если считал, что они позволяют себе больше, чем им положено по чину. Прозвище Ельцина «Царь Борис» было ироническим лишь наполовину.
Сначала русские либералы и западные интеллектуалы считали, без сколько-нибудь явных оснований, что Ельцин предан демократии больше, чем Горбачев, что ему удастся провести либеральные экономические реформы, которые не осуществил его предшественник. Когда Ельцин встал после 1991 года к кормилу власти, казалось, он действительно решил, что путь реформ возобладает и что эта политика обеспечит ему место в истории. Поддержать всей своей властью программу радикальной реформы Гайдара его побудило не столько интеллектуальное убеждение, сколько инстинкт игрока и склонность повелевать. Если не считать Чечни, он продолжал уход от империи, поддерживая при этом довольно сносный порядок.
Мое собственное предубеждение против Ельцина питалось слухами, распространявшимися о нем шепотом. Мне не нравились отсутствие, на мой взгляд, у него обаяния, его грубые манеры и скудость идей, его неустанная деструктивная оппозиция Горбачеву. Его воспоминания, которые я прочитал в июне 1990 года, дали мне первое представление о его мужестве и силе воли. К тому времени, когда я нанес ему последний визит в мае 1992 года, он почти совсем завоевал меня. Он был деловит, раскован, весел и разбирался в сложных вопросах сам, без всяких записок. Я подумал: он значительно вырос с тех пор, как стал общепризнанным президентом реальной страны, новой России. Однако многие продолжали относиться к нему с подозрением. Пылкий бородатый журналист из «Московского комсомольца» предостерег меня, что Ельцин — пьяница, автократ, которым манипулирует его окружение, сам же он способен на любое злоупотребление властью. Когда я воздержался от комментариев, журналист обвинил меня в том, что меня соблазняет обаяние, исходящее от самой власти. Возможно, он был прав. Профессиональная болезнь чиновников — представлять в самом лучшем свете действия человека, находящегося на вершине властной пирамиды.
Однако Ельцин тоже был переходной фигурой, не способной осуществить все возлагавшиеся на него надежды. Его преданность демократии и власти закона не была, как у Горбачева, следствием интеллектуального убеждения. Он проявлял мало понимания и интереса в отношении деталей экономической реформы. Его манипуляция Конституцией и терпимость к коррупции даже в самом близком окружении не способствовали становлению правового государства, которого в России никогда не было. Леон Арон приводит непревзойденный образ, характеризующий Ельцина в последние годы его правления: «На русском политическом небосводе Ельцин все больше походил на «черную дыру»: гигантскую звезду, оказывавшую громадную силу притяжения на все окружающее, но близящуюся к концу своего существования за недостатком горючего и ввиду неспособности давать свет»[92].
И все-таки, вырвав факел реформы из слабеющих рук Горбачева, Ельцин пронес его через следующий жизненно важный отрезок пути. Несмотря на коррупцию и сумятицу последних лет его правления, ему удалось не дать искре реформы погаснуть. В конечном итоге он сыграл важную роль — роль неуверенного гаранта еще не установившейся демократии.
С приходом Путина; второго выборного Президента России, в русской и иностранной печати началась нескончаемая вереница лихорадочных догадок: кто такой Путин? Имеет ли значение то, что первые 25 лет своей профессиональной жизни он прослужил в КГБ? Возьмут ли снова верх сторонники жесткого курса?
Путин был выходцем из довольно скромных слоев старой номенклатуры. Пройдя курс юридических наук, он пошел служить в КГБ, но после многих лет службы дослужился только до звания полковника — и это в том возрасте, когда два его предшественника, Горбачев и Ельцин, уже начали играть важную роль в политике страны. После недолгого пребывания на посту заместителя мэра Санкт-Петербурга он был вызван в Москву для работы в кремлевской администрации; с этого момента началась его настоящая карьера.
Путин быстро стал главным русским политическим деятелем своего времени, столь же популярным, как Ельцин в расцвете сил. После многих лет коррупции и неразберихи русские явно ждали нового человека, который навел бы в стране порядок, кого-то честного и трезвомыслящего, кто понимал бы особенности жизненного уклада России. Они не ждали и не искали нового диктатора, как того опасались иностранцы. Им нужен был настоящий лидер на время кризиса и национального упадка, подобно тому, как англичане ждали прихода в 1940 году такого человека, как Черчилль, а в 1979-м — как Тэтчер. Это было вполне законное чаяние, и Путин, видимо, отвечал этим ожиданиям.
Путин без промедления информировал народ, в сколь скверном положении тот находится. Если рост благосостояния России будет в течение 15 лет составлять 8 процентов в год, то она достигнет лишь нынешнего уровня Португалии. России, сказал он, нужны свободные политические партии, свободна