Сразу же по приезде в Варшаву Домбровский разыскал хорошо знакомых ему Каплинского и Потебню. Они рассказывали о военной организации, Домбровский — о петербургских офицерских кружках. Совместно обсудили положение дел в организации русских офицеров в Польше.
Постепенно Домбровский познакомился со многими звеньями военной организации, быстро растущей и вглубь и вширь. На его глазах, при его участии возникали новые кружки, а существовавшие раньше росли и крепли. В Ревельском пехотном полку Гаврилов, Ган и Лагуна довели численность кружка до десяти человек. Авторитет их среди остальных офицеров так вырос, что они потребовали от командира полка назначить на очень важную должность полкового адъютанта либо Гаврилова, либо Лагуну. В Шлиссельбургском пехотном полку кружок достиг примерно такой же численности. Вместо Потебни, которому приходилось заниматься делами всей организации, руководителями его стали опытные конспираторы Дмоховский и Барановский. В Ладожском полку действовали создатели быстро растущего кружка Болгов, Гебасевич, Грон, Яковлев и приехавший недавно из Петербурга, Варавский. В Галицком полку выделялись Доброгойский.и Бронезский, в Муромском — Криер и Наперстков, в Смоленском, где в кружок входило более пятнадцати человек,— Крупский[4], Полодьев, Тутакевич, в 4-м стрелковом батальоне очень активно действовали Арнгольдт и Сливицкий, а в 6-м — Голенищев-Кутузов, Новицкий, Огородников. Все меньше и меньше становилось таких войсковых частей, где не было участников офицерской организации. Многочисленные кружки существовали в артиллерийских бригадах; бы ли кружки также в саперных батальонах, в крепостных частях, в ряде штабов и военных учреждений.
Весной 1862 года в организацию входило около трехсот человек. Численность кружков в частях колебалась от пяти-шести до тридцати-сорока человек, чаще всего в кружке было восемь-десять участников. Поручики, штабс-капитаны и капитаны, имевшие возраст не моложе двадцати четырех — двадцати пяти лет и не менее чем пятилетнюю выслугу в офицерских чинах, составляли во всей организации примерно половину, а среди ее актива — семьдесят процентов Почти две трети участников организации были воспитанниками петербургских военно-учебных заведений. Домбровский и Потебня сами учились в столице и прекрасно понимали, в чем тут дело.
По своему национальному составу революционные кружки были смешанными Домбровский, например, был поляк, Потебня — украинец, Арннльдт из 4-го батальона — латыш, а в 6-м батальоне кружок состоял почти сплошь из русских. В другие кружки входили наряду с русскими и поляками также белорусы и литовцы, немцы из прибалтийских губерний, татары и т д Поляки составляли немногим больше половины во всем списке и примерно одну треть среди актива организации. Если говорить о сословной принадлежности и имущественном положении участников организации, то на /ю это были дети дворян, однако почти никто из них не владел недвижимым имуществом и не мог надеяться на наследство, так как их родные также не имели ничего, кроме дворянского звания.
Возглавляя городскую организацию и входя в руководящий центр Комитета русских офицеров в Польше, Домбровский стал связующим звеном между ними. В то же время он сохранял связи с участниками петербургских кружков.
Вскоре после приезда в Варшаву Домбровский получил письмо от Варавского, задержавшегося в Петербурге в ожидании назначения и заболевшего Вспоминая горячие дискуссии в кружке генштабистов, Варарский писал о том, что старые разногласия между Людвиком Звеждовским и Францишком Далевским, находящимися в Вильно, всплыли «наверх, как масло», и парализуют действия кружковцев в Петербурге. Домбровский знал, что Звеждовский был ярым сторонником восстания, а Далевский доказывал, что многое, если не все, может быть достигнуто мирным путем. У Домбровского были доводы против точки зрения Далевского, мешающей его друзьям заниматься делом, и он поспешил сообщить их в Вильно и в Петербург.
В марте или апреле 1862 года из Петербурга друзья прислали прокламацию «Офицеры» и пачку других нелегальных изданий. А вскоре Комитет русских офицеров в Польше выступил уже со своей собственной листовкой «Чего хочет русский народ и что должен делать тот, кто его любит». Текст ее подготовили Домбровский с Потебней, сильно сократив распространявшуюся с сентября 1861 года прокламацию Н. В. Шелгунова и М. И. Михайлова «К молодому поколению» и добавив в конце несколько фраз, обращенных к русским войскам в Польше Рукопись была передана надежным людям из литографского заведения штаба 2-го армейского корпуса, которые вместе со служебными циркулярами уже не в первый раз литографировали революционные прокламации.
Отчасти через Сераковского и своих петербургских друзей, отчасти непосредственно Домбровский поддерживал постоянные контакты с революционным подпольем в Москве, Вильно, Киеве. Иногда он получал весточки от друзей и единомышленников из Казани, Перми, Саратова, Нижнего Новгорода, Астрахани. Он переписывался не только с поляками, его связи не были ограничены военной средой. Революционное тайное общество всероссийского масштаба, ставившее своей целью борьбу за землю и волю, складывалось, росло и крепло при активном участии Домбровского Он прекрасно знал, что недовольство существующими порядками зреет в России, что русские революционеры ждут взрыва и готовятся к тому, чтобы использовать его для свержения самодержавия и окончательной ликвидации крепостничества. Среди руководителей варшавских конспиративных организаций весной 1862 года не было, пожалуй, другого такого деятеля, который бы так же хорошо, как Домбровский был информирован о положении во всей Российской империи, который так же глубоко понимал бы, что успех революции возможен только в том случае, если выступление будет одновременным и в Польше и в России, если польские и русские революционеры будут помогать друг другу. «Русские, — доказывал он своим соратникам в ЦНК, — также хотят свободы, хотят сбросить ярмо ненавистного им царизма. Мы должны действовать вместе с ними, и мы достигнем осуществления наших надежд в не столь далеком будущем».
Будучи убежденным революционером и обладая познаниями в военном деле, Домбровский после прибытия в Варшаву все чаще и серьезнее задумывался над тем, какими должны быть первые шаги вооруженного восстания в Польше. Постепенно у него начал складываться план, учитывающий реальную силу конспиративных организаций и всю совокупность собранных сведений о важнейших объектах атаки Настал момент, когда Домбровский счел возможным поделиться своими соображениями с наиболее близкими и надежными из единомышленников: с Потебней, Хмеленским, Матушевичем. Собираясь вместе то у Хмеленского в Саксонской гостинице, то у перебравшегося на Налевки Домбровского, друзья снова и снова обсуждали план, выверяли каждую его деталь.
Царизм имел в Польше свыше ста тысяч войск, из которых примерно пятнадцать тысяч находилось в Варшаве и ее предместьях. Наличие революционной организации в войсках несколько ослабляло эту огромную силу, но сломить ее можно было только вовлечением в восстание широких народных масс. Понимая это, Домбровский и его товарищи рассчитывали на то что конспиративным организациям удастся поднять сначала трудящиеся слои населения Варшавы и других городов, а затем и многочисленное крестьянство. Против регулярных войск, вооруженных ружьями и пушками, не пойдешь с голыми руками. Захватить оружие и раздать его восставшим — в этом несомненно, заключалась первая и важнейшая задача начального этапа восстания, которое намечалось на август 1862 года.
План Домбровского опирался на тесное взаимодействие двух основных реальных сил конспирации — варшавской городской организации и Комитета русских офицеров в Польше. В Варшаве обе эти организации располагали наиболее сплоченными и многочисленными группами. Намечались два важнейших объекта для атаки — Варшавская цитадель и расположенная в сорока верстах от Варшавы крепость Модлин. Овладев этими укрепленными пунктами, повстанцы получили бы до ста тысяч ружей и боеприпасы к ним, а также создали бы прочную базу для дальнейших действий Захват Модлина и цитадели предполагалось осуществить путем неожиданного нападения отрядов, состоявших из членов городской организации, при поддержке изнутри специальными боевыми группами участников военной организации. Кроме того, военная организация должна была в первый момент снабдить оружием хотя бы часть повстанцев и попытаться нейтрализовать царские войска, собранные в Повонзковском военном лагере под Варшавой. Предполагалось, что некоторые рас пропагандированные подразделения присоединятся к восстанию, а всех остальных участников офицерской организации с помощью фальшивого приказа удастся поднять по тревоге и увести подальше от города.
Успех дела был немыслим без соблюдения строжайшей тайны. Даже самым надежным подпольщикам сообщили план не целиком, а лишь ту его часть, в осуществлении которой им предстояло участвовать. Домбровский видел, что участники городской и военной организаций горячо одобряют любые практические шаги, связанные с подготовкой к вооруженному выступлению. Совершенно по-иному были настроены подверженные влиянию белых соглашательские элементы, влившиеся в партию движения после присоединения к ней Студенческого комитета, кружка «сибиряков» (то есть бывших ссыльных, возвратившихся по амнистии из Сибири), некоторых других дворянско-чиновничьих и интеллигентско-студенческих по своему составу объединений. Домбровский и его сторонники встретили очень серьезную оппозицию а их стороны в тот момент, когда решились на одном из июньских заседаний ЦНК сообщить о своем плане первого этапа восстания и о подготовке к его осуществлению, которая началась несколько месяцев тому назад и зашла уже далеко.
Домбровский вынес свой план на обсуждение ЦНК в связи с тем, что изменившаяся обстановка толкала его к перенесению срока выступления на более близкое время. Августовский срок был выбран весной: он оставлял вполне достаточное время для подготовки восстания, он соответствовал планам русских революционеров, которые ожидали в это время крестьянских и иных антиправительственных выступлений в России. Но пропаганда в Польше шла успешно и, как казалось, давала результаты значительно большие, чем предполагалось. В то же время с мая 1862 года перешла в контрнаступление реакция. Провокационные пожары и аресты в Петербурге, провалы в некоторых звеньях военной организации, начавшиеся аресты среди варшавских рабочих, участвовавших в конспирации, — все это, а также многое другое беспокоило Домбровского, наводило на мысль, что до августа условия могут существенно измениться в худшую сторону. Арнгольдту и его товарищам из 4-го стрелкового батальона явно угрожал смертный приговор — оставлять их в беде не хотелось. Многие активисты военной и городской организации, с которыми беседовал Домбровский, высказывались за немедленное выступление. Ближайшие его соратники — Потебня, Хмеленский, Матушевич придерживались такого же мнения.