Были намечены конкретные меры по усилению партизанской борьбы в южной части Королевства Польского.
У нас нет оснований утверждать, что на этом совещании обсуждался план взятия Траугутом руководства восстанием в свои руки, но сам авторитетный характер совещания, поддержка им предложений Траугута имели большое значение, это было как бы полномочие осуществлять руководство и впредь.
28 сентября (10 октября) Траугут, снабженный паспортом на имя Львовского купца Михала Чарнецкого, выехал из Кракова в Варшаву. Неделей позже он стал руководителем восстания.
Традиция, сложившаяся еще в период конспирации, определяла, что орган, руководящий движением, является органом коллегиальным, чаще всего из пяти человек. И хотя в те или иные периоды в таком коллегиальном руководстве на первый план выдвигалась крупная индивидуальность — Домбровский в Городском комитете, Бобровский в Исполнительной комиссии, Маевский в белом жонде, орган этот не переставал быть коллегиальным, и формально в нем не было поста председателя.
Трудно сказать, каковы были в этом отношении намерения Траугута в момент принятия власти из рук «сентябрьского» жонда. По свидетельству Дубецкого, Траугут заявил начальникам отделов жонда, что сноситься они будут только с ним лично, независимо оттого, сформирует он новый состав жонда или сочтет это нецелесообразным. Уже это указание, данное в день переворота, говорило о том, что Траугут принимает на себя, по существу, диктаторскую власть. Значение правительственной коллегии в этих условиях резко ограничивалось. Но она так и не была создана. Траугут на протяжении полугода руководил восстанием как диктатор, и его диктатура, официально никогда не объявленная, была реальной и прочной в отличие от шумно прокламированных, но эфемерных диктатур Мерославского и Лянгевича.
В этих условиях роль отделов жонда и секретаря жонда свелась к роли технических исполнителей указаний Траугута. Ни одно сколько-нибудь существенное распоряжение или инструкция не были изданы без его ведома и санкции; подавляющее их большинство было составлено им лично.
Траугут поселился в тихом, стоящем на отлете домике на малолюдной улочке. Владелицей «пансиона», где, кроме купца Чарнецкого, жил только учитель Мариан Дубецкий, была бывшая актриса Елена Киркор. Посетители в домике появлялись редко, необходимые встречи происходили в различных пунктах города, обычно в послеобеденные часы.
Среди ближайших сотрудников Траугута оказались люди разного склада. Некоторые, как начальник города Юзеф Пётровский, были связаны с «сентябрьским» жондом. Большинство составляли люди, входившие ранее в повстанческую адмийистрацию и вновь вернувшиеся на свои посты после отставки «сентябрьского» правительства. Это был бессменный с декабря 1862 года секретарь жонда архитектор Юзеф Каетан Яновский, человек политически бесцветный и малоинициативный, но добросовестный, методичный, «ходячий архив» организации; юный секретарь Руси Мариан Дубецкий, выполнявший по большей части функции личного секретаря Траугута. И они и многие другие члены повстанческого руководства не обманули доверия Траугута.
Совсем иной фигурой был Вацлав Пшибыльский. В молодости, в бытность студентом Петербургского университета, Пшибыльский был приятелем Зыгмунта Сераковского, но теперь его политические симпатии были целиком на стороне белых. Заняв весной 1863 года по уполномочию белого литовского отдела пост секретаря Литвы при Жонде Народовом, Пшибыльский летом 1863 года совмещал эту не слишком обременительную обязанность с постом начальника Варшавы и оказывал ценные услуги Маевскому в подавлении красной оппозиции в варшавской организации. Еще в летний приезд Траугута в Варшаву Пшибыльский быстро установил контакт с «земляком». Пшибыльский вновь на короткое время занял пост начальника города в октябре после ареста Петровского.
Белые симпатии определяли круг знакомств Пшибыльского, а его тщеславие и развязность побуждали его, с одной стороны, рекомендовать Траугуту для выполнения отдельных поручений таких, как показали дальнейшие события, случайных и ненадежных людей, как брат Вацлава доктор Кароль Пшибыльский и его коллега Цезарий Моравский, а с другой стороны, демонстрировать перед людьми такого сорта свою осведомленность. Болтливость Вацлава Пшибыльского дала в дальнейшем царским властям путь к обнаружению Ромуальда Траугута.
Сам Пшибыльский, который в декабре 1863 года благополучно убрался за границу с выданным ему Траугутом мандатом чрезвычайного комиссара, не только избежал репрессий, но и не услышал слова осуждения, каких не жалели другим виновникам ареста и гибели Траугута. Его позорная роль стала известна сто лет спустя, когда были опубликованы документы процесса Граугута.
Ромуальд Траугут был не единственным, кому пришлось пострадать по вине предателей и нестойких, недостойных доверия людей. Трагедия Траугута заключалась прежде всего в том, что он пришел к руководству восстанием, не имея уже возможности опереться на его лучших деятелей, которые разделяли его стремления и могли бы облегчить непомерный труд, принятый им на свои плечи.
Последовательно и неуклонно проводил Траугут намеченную им программу нового подъема восстания. Программа эта была единой, но целесообразнее будет рассмотреть последовательно три ее основных, взаимосвязанных аспекта: социальный, военный и международный.
Траугут повел решительную борьбу с укоренившейся среди повстанческих командиров «партизанщиной» — самовольными и нескоординированными действиями, а чаще бездействием, самовольными отлучками от отрядов на «отдых» и «лечение» в Галицию и т. п. Вместо существовавшей до того времени пестрой бессистемности больших и маленьких отрядов, командиры которых практически никому не подчинялись, изданный Траугутом в декабре 1863 года декрет вводил новую организацию повстанческих сил. Все они объединялись теперь в корпуса, корпуса делились на дивизии, дивизии — на полки, полки — на батальоны и т. д. Предусматривалось создание пяти корпусов: I — на территории Люблинского и Подляского воеводств, II — Сандомирского, Краковского и Калишского воеводств, III— Августовского и частично Гродненского воеводства, IV — Мазовецкого и Плоцкого воеводств, V — в Литве, Отряды, формировавшиеся в Галиции, составляли резервный корпус.
Может показаться, что правы те, кто считал этот декрет, изданный в момент, когда восстание уже клонилось к упадку, актом неуместного педантизма и прожектерства. Может показаться также, что это было проявлением тяги к созданию регулярной армии и отказом от методов народной, партизанской войны. Однако такие суждения были бы поверхностны.
Траугут выступал не против партизанской тактики, а против организационной анархии и бесконтрольности, против «партизанщины», нанесшей уже неисчислимый вред восстанию. Четкая, подлинно военная организация должна была положить предел недисциплинированности и подчиненных и начальников.
Но новая организационная структура имела еще одну, может быть, более важную цель. Недаром она строилась по территориальному признаку, и недаром декрет учреждал повстанческие дивизии и полки и на той территории, где движение к зиме 1863/64 года было уже подавлено (реально организованы были только I корпус, которым командовал Крук, а затем Валерий Врублевский, и II корпус, которым командовал Босак). Нужно было создать четкую организацию, готовую вобрать в себя многие тысячи новых бойцов, которые станут под знамя восстания весной 1864 года. В этот новый подъем Траугут твердо верил, с ним связывал он все планы и все мероприятия. И если перед действовавшими на юге Королевства Польского повстанческими отрядами, теперь превращенными в I и II корпуса, он ставил задачу продержаться зиму, «укорениться» в своих районах, то перед командирами еще несуществующих корпусов — III — полковником Скалой (Яном КозеллПоклевским) и V — полковником Яблоновским (Болеславом Длуским) — стояла задача накопить тайно в Восточной Пруссии повстанческие силы и оружие, чтобы весной 1864 года вновь развернуть боевые действия в Литве и смежных районах. Следует сказать, что в этом смысле было сделано немало.
Наряду с названными уже выше давними членами повстанческой красной организации Траугут поручил ответственный пост Людвику Звеждовскому (он командовал дивизией в корпусе Босака) и утвердил на посту руководителя восстания в Литве Константина Калиновского. Уже сдм этот круг имен много говорит о политической линии Ромуальда Траугута.
На новый, высший этап восстание должно было подняться благодаря опоре на «единственную силу каждой страны — народ». В своем циркуляре главным военным начальникам и воеводским комиссарам от 15(27) января 1864 года, откуда процитированы приведенные выше слова, Траугут писал:
«Жонд Народовый в течение последних трех месяцев действует главным образом в этом направлении, это цель всех распоряжений жонда...
Мы решительно предписываем вам прекратить всякую деятельность среди шляхты, которую следует принимать лишь постольку, поскольку она сама к этому стремится, а вместо того продолжать и развивать всяческую организационную и военную деятельность прежде всего среди простою народа и посредством народа, как деревенского, так и городского.
Шляхта взамен за это пусть несет материальные тяготы. Тот, кто сам отстраняется и бережет себя на лучшие времена, пусть жертвует для родины своим богатством. С уклоняющихся от всяких жертв нужно взыскивать вдвойне, взыскивать все, что на них наложено, без послаблений, а в случае сопротивления либо проявления злой воли привлекать к самой суровой ответственности...»
Траугут не ограничивался декларациями. Еще ранее, 15(27) декабря 1863 года Жонд Народовый издал декрет, которым предписывал безусловное и строгое осуществление январских аграрных декретов и устанавливал, что попытки взимания у крестьян оброка или других повинностей караются смертной казнью. Наблюдение за исполнением декрета поручалось делегатам крестьянских общин и судам, в которых крестьяне должны были составлять не менее чем половину членов.