Лежа, она вытерла две крупные слезы, выступившие на глазах. Она чувствовала себя очень несчастной, но полной решимости. Недаром в жилах ее семьи вот уже десять поколений течет кровь шотландских горцев. Внезапно она затосковала по маленькой деревушке, где родилась и прожила первые семнадцать лет своей жизни, вот уже три года, как она уехала оттуда. Она снова прикрыла глаза и, стараясь заснуть, стала считать овец. Но те овцы паслись на скалистом, так хорошо ей знакомом, поросшем пучками травы склоне. И сон не приходил.
— Господь, всемогущий и милосердный… — прошептала она. — Из всех девушек я, наверно, самая плохая. Но ты один меня понимаешь. Потому что люди, верно, не поймут…
Глава вторая«…Там будет только пустота и тишина…»
Роберт Рютт сидел за столом, стоявшим посреди комнаты, с пером в руке, и внимательно читал машинописный текст, сверяясь время от времени с кипой заметок, лежавших справа от него. Он не заметил, что дверь приоткрылась, так как сидел к ней спиной. И ничего не услышал, потому что она была хорошо смазана и открылась совершенно бесшумно. Обнаженная женская рука высунулась из дверной щели и медленно заскользила по стене в сторону выключателя. Пальцы нащупали кнопку, и комната погрузилась в темноту. Рютт вскочил.
— Кто здесь? — невольно спросил он шепотом.
— Тихо… это я…
Женщина закрыла за собой дверь так же бесшумно, как и открыла ее.
— Сильвия! — В его голосе было такое замешательство, что она замерла. — Как ты могла?.. Кто-нибудь мог тебя увидеть! Он… он может войти сюда!
— Он в саду… — прошептала Сильвия Бедфорд. Рютт услышал ее тихие шаги, приближающиеся к нему. Его глаза уже слегка привыкли к темноте. Он видел ее силуэт в светлом халате на темном фоне стены.
— Ты не можешь сейчас здесь оставаться…
— Перестань! — сказала она резко, чуть повышая голос. — Меня никто не видел, когда я входила, и никто не увидит, как я уйду. Я сейчас уйду… Но сначала мне нужно с тобой поговорить…
— Ради Бога… — Роберт подошел и положил руку ей на плечо. И хотя прикосновение это не было грубым, в нем не было и ласки. — Разве мы не можем найти другой возможности, чтобы поговорить? Умоляю тебя…
Она стряхнула его руку с плеча и повернулась к нему. В темноте он не видел ее лица, но хорошо мог себе представить его выражение. Он отступил на шаг.
— Я бы даже хотела, чтобы кто-нибудь сюда вошел и чтобы эта комедия наконец кончилась! Что-то все-таки должно было бы произойти, если бы он меня здесь нашел!
— Ради Бога… — повторил Рютт. — Миссис Юдита спит за стеной…
— Ну и пусть спит! Она потушила свет уже час назад. Впрочем, какое мне дело до Юдиты. — Но при этом она все-таки оглянулась на стену, за которой находилась комната Юдиты, и понизила голос. — Нечего бояться, — прибавила она спокойнее, — наверняка она уже спит как убитая… Она ведь работала целый день.
Рютт бросил быстрый взгляд в открытое окно. Далеко внизу, перед экраном, пылал яркий огонек. Он увидел две фигуры, склонившиеся над маленьким столиком около него. Вздохнул с облегчением. Не спуская глаз с этих фигур, освещенных фонарем, он сказал:
— Я должен кончить этой ночью корректуру его рукописи. Мне осталось еще восемьдесят страниц. Если ты уверена, что она спит, быстро скажи, что случилось. Надеюсь, что он не заметил…
— Нет, ничего он не заметил… — Она презрительно пожала плечами. — Впрочем, он считает, что я стою настолько выше всяких подозрений, что не поверил бы, даже если бы увидел меня сейчас, здесь, собственными глазами. Ты ведь его знаешь… А Юдита спит…
Но она ошибалась, так как в этом момент Юдита Бедфорд не только не спала, но даже не лежала. Услышав шепот в соседней комнате, она сорвалась с кровати и босиком подбежала к камину. Нагнувшись, она всунула голову в отверстие топки. В этот момент она выглядела как ведьма из страшной сказки — в развевающейся рубахе, с глазами, сверкающими в темноте. Затаив дыхание, она слушала…
— Не сердись. Я должна была прийти, — сказала Сильвия.
Она тихо подошла к Роберту и обвила руками его шею, почти силой заставив отвернуться от окна. Стараясь не упускать из виду того, что происходило в саду, он неуверенно обнял ее за талию.
— Я больше не могу… — Она положила голову ему на плечо. — Это должно уже кончиться. Должно, понимаешь? Я не могу больше улыбаться ему, я не могу выносить его поцелуев ни на ночь, ни утром. Не могу думать о том, что должна ехать с ним в Америку. Ох, убила бы его не дрогнув!.. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Я могла бы его убить, и убью, если ты ничего не придумаешь! — При последних словах голос ее зазвучал громче.
— Ти-и-хо… — Он прижал ее к себе, но она, видимо, почувствовала, что он сделал это только чтобы приглушить ее голос, и мгновенно отпрянула.
— Ты же видишь, что они ловят там этих проклятых бабочек… — сказала она со злостью.
— Но твоя невестка… Если она услышит хоть одно слово, тотчас донесет ему… Она тебя ненавидит…
Он замолчал и быстро прижал ладонь к ее губам, предвидя ответ.
— Пойми… — неуверенно договорил он, — я ведь ему всем обязан. Я не могу вынести мысли о том, что он о нас знает… Что мы именно здесь, под его крышей…
— Под его крышей! — Какое-то время она смотрела на него в темноте, и Роберт почувствовал внезапную надежду, смешанную с болезненным унижением: может быть, в этот момент она поняла, что любит человека, который только ассистент знаменитого профессора и который не хочет быть никем иным до конца своих дней, а роман с его женой считает самой большой, хотя и самой приятной ошибкой своей жизни? Но скорее всего, Сильвия хотела быть слепой. Как большинство женщин с сильным характером, она не замечала самых очевидных истин, если не хотела их видеть.
— Какое мне дело до его крыши?.. Впрочем, если ты тоже не можешь этого больше выдержать, то давай сбежим. — Она снова подошла к нему и схватила его за плечи. — Слышишь? Уедем еще сегодня или завтра! Я больше этого не выдержу!.. Ох, если бы он умер! Я была бы самой счастливой женщиной на свете!
— Ти-и-хо… — прошептал он невольно, но как молния мелькнула у него мысль о том, что если бы действительно Гордон Бедфорд каким-нибудь чудом умер этой ночью, то он, Роберт Рютт, тоже почувствовал бы себя самым счастливым человеком на свете. Или если бы умерла она? При мысли о том, что случится, если эта отчаянная особа выдаст их отношения, его прошиб холодный пот…
— Слушай… — мягко сказала Сильвия, прерывая ход его мыслей, — я вышла за него потому, что он был добр ко мне и очень богат. Я тогда очень устала от жизни, и мне казалось, что ничего, кроме покоя, мне не нужно, и поэтому я легко справлюсь. Но теперь я не хочу ни доброты, ни денег этого старого ревматика. Хочу тебя. И ты будешь моим явно, открыто, перед всем миром, так, как женщина должна иметь мужчину.
Роберт подумал, что это скорее мужчина должен так говорить женщине, которую желает, но смог только снова сказать:
— Тише, ради Бога…
— Именно! — Сильвия тряхнула головой. — Хватит с меня шепотов, свиданий и лжи. Если ты меня любишь так, как говоришь, или даже если наполовину так, как говоришь, то сбежим, или… или… Слушай, мы должны что-нибудь сделать! Это не может продолжаться таким образом… Роберт!.. — Она обхватила его голову руками и заставила его посмотреть ей в глаза. — Ты меня слышишь? Скажи же что-нибудь…
— Слышу тебя… — прошептал он. — Но что мы можем сделать? Пойми, если бы я уехал сейчас с тобой, я потерял бы работу. Я ведь его секретарь и живу на те деньги, которые он мне платит… На них я содержу мать и младшую сестру. Я не говорил тебе об этом… — прибавил он быстро, — потому что мы как-то никогда не говорили о моих делах. Но это правда. Я отвечаю за их судьбу. Но ты… ты тоже все потеряешь, когда уже не будешь его женой. Теперь тебе кажется, что все легко, а позже? Ведь я не мог бы обеспечить тебя и сотой долей того, что дает тебе он. Я люблю тебя, но я не настолько безумен, чтобы загнать нас обоих в ситуацию без выхода… наша любовь растаяла бы в нищете и угрызениях совести. Мы должны спокойно все обдумать. Когда ты вернешься из Штатов, что-нибудь придумаем…
Он вдруг замолчал и посмотрел вниз в сад. Огонек горел по-прежнему. Тени двух огромных фигур скользили вокруг экрана. Роберт быстро отвел глаза и посмотрел на Сильвию. Этот аргумент о матери и о сестре пришел ему на ум в последнюю минуту. Он вздохнул с облегчением. Этого довода надо держаться.
— Хорошо… — сказала она после некоторого раздумья. — Возможно, ты прав. Мы должны все спокойно обдумать, но…
— Слушай… — Рютт снова бросил быстрый взгляд в окно. — Они ведь могли заметить оттуда, что свет погас. Ведь профессор… я хотел сказать — твой муж знает, что я сижу сейчас над текстом и должен отнести рукопись ему, как только кончу. Уже почти два часа, и они сейчас перестанут ловить бабочек. Профессор никогда не остается позже на свежем воздухе… Сама ведь знаешь… Я сейчас спущусь к ним и спрошу его о чем-нибудь… Этим можно объяснить, почему здесь погас свет. А поговорим мы утром, или, еще лучше, когда ты вернешься из Америки. Нам ведь нужно время. Позволь мне все обдумать… А теперь я пойду…
Он сделал шаг, но остановился. Сильвия стояла неподвижно, всматриваясь в него в темноте. Потом подошла, обняла его и, прижимаясь головой к его груди, проговорила почти с отчаянием:
— Господи… Господи… Как я, глупая, сильно тебя люблю. А ведь должна бы презирать тебя, труса… Но не могу, не могу, не могу…
— Кто-то идет из дома, — сказал сэр Гордон Бедфорд и, прикрыв глаза ладонью; повернулся спиной к экрану, стараясь рассмотреть фигуру человека, обходящего клумбу и приближающегося к ним.
— Я не помешал? — Рютт остановился в нескольких шагах от братьев.
— Вы мне никогда не мешаете, Роберт, — усмехнулся Гордон. — Что случилось? Какие-то вопросы по корректуре?
— Нет, господин профессор. Несколько замечаний по пунктуации, но это я сам сделал ошибки, когда переписывал. Я пришёл спросить, принести ли вам рукопись, как только я кончу проверку, чтобы вы ее просмотрели до отъезда?