За ним бесшумно я летела — страница 7 из 23

— Как что? — Паркер пожал плечами. — Скорее всего, он держал в руках блюдце, на котором стояла эта чашка, как делают многие люди. Когда он выпил кофе, смерть наступила мгновенно. Чашку он в это время держал в правой руке, а блюдечко на ладони левой.

— Да… Ты прав. — Алекс кивнул. — Поэтому чашка упала, когда он выпустил ее из остывающей руки, а блюдце просто соскользнуло у него с колен… Вот тут есть след капель пролитого кофе, — он показал на брюки умершего. — Да… — Он обошел кресло еще раз и осмотрел все снова. — Должно быть, так оно и было… Интересно…

— Больше всего мне интересно, почему тебе не интересно прочесть второе прощальное письмо самоубийцы?

— Как это? Интересно, и даже очень! — Джо поднял брови. — Но еще больше меня интересует, что здесь произошло. Тот первый лист был напечатан на машинке, даже подпись была напечатана. Это та машинка?

— Да. — Паркер кивнул, подошел к маленькому столику и легко ударил по одной из клавиш. — Это «Ундервуд», купленный полгода тому назад и находящийся всегда в распоряжении всех домочадцев. Оба письма написаны на нем. То, второе письмо я нашел здесь… — Он подошел к столу и поднял лежавшую на нем открытую книгу. Под ней находился сложенный вдвое листок бумаги. Паркер молча подал его Алексу.

«Больше выдержать я уже не могу. Я стою на пути двух любящих друг друга людей, так ценимых и уважаемых мною. Если я не уйду, то стану виновником трагедии, которая протянется через всю их жизнь. А поскольку их счастье кажется мне гораздо более важным, чем моя жизнь, то, размышляя о них и о себе, я нашел единственный выход, представляющийся мне возможным. К сожалению, я не смог бы жить без той одной, единственной женщины, которую полюбил в жизни. Любимая, не гневайся. Прости мне этот шаг. Пойми, что здесь я страдал бы непрестанно, глядя на вас. А там будет только пустота и тишина… Страшно подумать, что больше я уже никогда не буду держать тебя в объятиях, Сильвия, единственная моя. Но судьбу еще никто и никогда не обыгрывал. Видимо, так и должно быть. Спокойной ночи. Да хранит тебя Господь. Думай обо мне иногда. Это все, о чем я тебя прошу. Я любил тебя так, как никогда никто никого. Спокойной ночи — навсегда».

Джо дочитал и отдал письмо Паркеру, тот всунул его в конверт, в котором уже лежало письмо № 1.

— Да… очень занятно…

— Меня это смешит немного меньше… — пробурчал Паркер. — Ты, по крайней мере, понял хоть что-нибудь из этого?

— В лучшем случае сэр Гордон похож на человека, который желал совершить самоубийство и старался выбрать себе для этого наиболее эффективный повод. Пока что он предложил нам два: угрызения совести и разочарование в любви. Жаль только, что он предложил их нам одновременно. Кроме того, меня интересует, как можно писать такие экзальтированные, скажем, письма на машинке?.. А ведь умел же он писать пером…

Он подошел к столу и еще раз приподнял открытую книгу, из-под которой минуту назад Паркер вытащил письмо № 2. Внутри книги, у корешка, лежало незакрученное вечное перо.

— С него сняты отпечатки пальцев?

— Конечно.

Джо переложил перо на стол и взглянул на книгу.

— Это его переплетенная рукопись… — громко констатировал он то, что было ясно и так. — Похоже, что именно ее он поправлял, тут всюду видны отпечатки пальцев.

Он замолчал и заскользил глазами по открытой рукописи, беззвучно шевеля при этом губами. Наконец он прочел вполголоса:

— «В окрестностях западного Лондона пролеты Atropos L. наступают в период…»

Он поднял голову и посмотрел на Паркера, который, стоя неподвижно, со скрещенными на груди руками, внимательно на него глядел.

— Интересно, да? Ведь такой специалист, как сэр Гордон, знал наверно, в каком периоде наступают пролеты Atropos L в окрестностях западного Лондона?

— Боже мой! О чем ты? — Паркер подошел к нему и заглянул через плечо.

— О том, что я удивлен тем, почему сэр Гордон прервал работу на этом месте. Как видишь, это поправка, она написана на странице ниже. Похоже, он дочитал именно до этого места и хотел вписать эту фразу, но что-то ему помешало, и он не докончил.

— Да… — Паркер взял в руки лежавшее на рукописи вечное перо. — Может, просто не успел сделать этого перед смертью?

— Именно. А кроме того, мне кажется несколько неправдоподобным, чтобы он прервал фразу на половине, отложил перо и совершил самоубийство. Как ты думаешь?

Не отвечая, заместитель начальника Криминального отдела вынул свою записную книжку, а потом быстро написал одно слово:

Убийство!!!

После последнего восклицательного знака он поднял ручку, оглядел перо, потом сравнил свою запись с фразой в рукописи.

— Да, чернила те же, светло-зеленые.

Как бы не слыша этих слов, Алекс закрыл рукопись и прочел то, что было написано на наклейке посредине переплета:

Гордон Бедфорд

МИГРАЦИЯ ATROPOS L

(К вопросу изучения особенностей данного явления на основании исследований в 1957–1961 годах)

Джо положил книгу на прежнее место и посмотрел на мертвого, который сидел теперь со слегка откинутой головой, глядя в пространство неподвижными, сощуренными в страшноватой усмешке глазами.

— Бабочки и кредиты… — Алекс подошел поближе и некоторое время внимательно вглядывался в лицо покойного. Он походил на того, кем и был: спокойный, одержанный, интеллигентный англичанин, приличный человек, честный, решительный. Этот мощный подбородок свидетельствует об уверенности, что жизнь — это не извилистый, полный ям и ухабов тракт, но ровная дорога, по которой можно превосходно ехать при условии, что будешь точно придерживаться правил… Он почитывал Шекспира, брезговал враньем, употреблял хорошую лаванду, любил монархию и верил, что человек должен работать солидно, занимать то положение, которое ему определили судьба и происхождение… Презирал в душе слабых и колеблющихся, не знал страха, уважал открытую, прямую игру и родился с опозданием на несколько десятков лет. Наверно, был очень педантичным…

Джо еще раз взглянул на высокий, прорезанный несколькими поперечными морщинами лоб, за которым теперь навсегда уснули, уложенные на вечный покой, сведения о шестиногих крылатых ночных созданиях и о платежном потенциале экзотических стран.

— Интересно, почему на нем такой толстый свитер? Ночью было очень тепло, собиралась гроза…

— Кажется, у него был ревматизм… — пробурчал Паркер. — Там, на полочке, рядом с баром, лежат болеутоляющие таблетки.

— Именно… — Алекс обвел глазами поверхность письменного стола. — А в той рамочке, наверно, портрет его любезной Сильвии, ради которой, как гласит одно из его писем, он покинул сию юдоль скорби… Интересно, как она выглядит.

Он протянул руку и взял маленькую рамку, в которой едва помещалась фотография форматом шесть на девять. Минуту приглядывался к фотографии, потом кивнул.

— Если это миссис Сильвия Бедфорд то она мне кажется очень изящной, но, к несчастью, по этой фотографии трудно определить черты ее лица. Впрочем, посмотри сам.

Он подал Паркеру рамку. Паркер взглянул на нее без всякого интереса, потом посмотрел еще раз и, наконец поднес близко к глазам.

— А это что такое? — проговорил он.

Джо посмотрел на умершего.

— Надеюсь, что сэр Джон не был фетишистом. В Меланезии существуют некоторые племена, у которых есть обычай рисовать на своем теле портреты умерших для того, чтобы продлить им жизнь. Но я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь забирал с собой портрет любимой, собираясь в последний путь… Интересно, есть ли где-нибудь здесь этот недостающий кусочек фотографии? Эту комнату тщательно обыскали?

— Кажется, да… — Паркер машинально почесал голову. — Конечно, такую маленькую вещь, как человеческую голову, вырезанную из фотографии, мои парни могли и не заметить, особенно если она была среди бумаг, но…

Джо нагнулся и заглянул в корзину для мусора.

— Ты смотрел здесь?

— Да. — Паркер кивнул. — Мы нашли там только бабочку, очевидно теперь уже ему не нужную… Впрочем, ее тщательно сфотографировали, и если были на ней какие-нибудь отпечатки пальцев, то они у меня будут. Я велел положить всё обратно так, как это было до нашего приезда…

Алекс нагнулся над корзиной и выпрямился, держа в руках огромную бабочку.

Она была проколота длинной булавкой и мертва.

— Очень легкая… — сказал он тихо. — Скорее всего, она уже давно погибла и успела совершенно высохнуть…

Подошел Паркер, и они вместе стали рассматривать мертвое насекомое.

— Отвратительно… — сказал заместитель начальника Криминального отдела. — Не понимаю, как разумный человек может…

Он замолчал, потому что Алекс уже не смотрел на бабочку. Его взгляд быстро перебегал с витрины на витрину. Вдруг он остановился.

— А это еще что? — прошептал он и, продолжая сжимать в пальцах бабочку, быстро подошел к витрине, висящей на стене за плечами мертвеца.

Витрина была почти пуста. На темном фоне бархата, распятые на булавках, сидели в ней две огромные ночные бабочки, желтоватые, с толстыми мохнатыми брюшками, перетянутыми поперек коричневыми полосками и длинной синей линией вдоль. Посреди туловища у них были как бы изображения маленьких черепов.

Обе были абсолютно похожи на ту, которую Джо в этот момент держал в руках. Над бабочками — надпись:

ACHERONTIAE

ATROPOS L. (МЕРТВАЯ ГОЛОВА)

(пойманы в Лондоне 1–7 июня 1959 года)

Но оба стоящие перед витриной мужчины не смотрели на огромных бабочек. Неподвижными, удивленными глазами всматривались они в третий объект, помещенный как раз посередине между двумя насекомыми.

То была голова женщины, вырезанная из маленькой фотографии и проколотая булавкой.

Глава пятая«Все рапорты уже у меня…»

Первым очнулся Паркер. Он подошел к витрине так близко, что едва не стукнулся лбом о закрывавшее ее стекло.

— Пусть меня убьют… — сказал он наконец хриплым голосом. — Пусть меня превратят в бабочку и проткнут булавкой, если это не та голова, которой не хватает на нашей фотографии!