– Ага, и потом собирать их по всей долине, – сказал Рон, улыбаясь.
Пенни была так счастлива, что с трудом удержалась от пения. Взглянув на Мэтта, она увидела его улыбку, в ней гордость и что-то еще. Что-то, от чего перехватывало дыхание. И тут зазвонил телефон. Момент был испорчен.
Их конвейер разбился. Рон заменил Мэтта, Пенни принялась более медленно выпускать овец.
Команда продолжала работать, но Мэтт ушел, чтобы поговорить с кем-то наедине. А потом вернулся… и не нужно было ничего говорить. Пенни по его лицу поняла, что все изменилось.
Закончив работу, Мэтт взял коня и отправился обследовать дальние стада. Он делал это каждый вечер, но сегодня поехал один и задержался. «Мне нужно время подумать», – сказал он Пенни, и она с тяжелым сердцем отправилась в дом.
Она успела сходить в душ, переодеться, приготовить ужин и даже поесть. И как всегда, вышла на веранду, но ее мучило дурное предчувствие. Почему Мэтт, поговорив по телефону, вернулся с таким лицом?
Наконец он пришел, вытащил бутылку пива, взял тарелку из духовки и вышел на веранду к Пенни.
– Все в порядке, – коротко бросил он.
Пенни промолчала, зная, что он не говорит ей всей правды. Она обняла Самсона. Ожидая Мэтта, она помыла пса, и он теперь благоухал, снова став маленьким белым пуделем, и выглядел вполне нормально. Хотя… что значит «нормально»? Разве ту жизнь, которой они жили раньше, жизнь до Мэтта можно назвать нормальной?
– Очень вкусно, – сказал он, и, поглядев на него, Пенни забеспокоилась еще сильнее.
– Сосиски и картошка, простоявшие на подогреве больше часа? Не думаю, что очень вкусно.
– Ты всегда хорошо готовишь. – Он пожал плечами и попытался улыбнуться. – Ты прекрасна.
– Что случилось?
Мэтт не ответил и не подошел к Пенни, как делал всегда. Он сидел в тени на диване и молчал. Что-то произошло – что-то страшное?
– Мэтт? – спросила она.
Он поднялся и подошел к перилам. Постоял, глядя в ночь, и наконец произнес:
– Пенни, Лили приезжает.
– Это же хорошо – разве нет?
– Неподходящее время, но да, хорошо.
– Почему время неподходящее?
– Не думал, что она приедет так скоро. – Мэтт помедлил. – Честно говоря, вообще не думал, что она приедет.
– Так почему сейчас они решились?
– Днем мне звонила Дэррилин. По-видимому, прошлым вечером Лили и дружок Дэррилин поругались. Этот ее Рэй – охотник, и по всему дому у них лежат его трофеи. Он недавно съездил в Африку и привез с собой пару голов – а Лили… Дэррилин говорит, что она сказала что-то резкое, и Рэй ее ударил. А потом они ушли, оставили Лили одну, а она взяла ножницы и бритву и побрила все головы животных.
– О! – Пенни едва удержалась от смеха. А девочка-то не лишена чувства юмора.
– И Рэй хочет, чтобы она уехала прямо сейчас. Сейчас каникулы, но они не хотят даже ждать начала семестра. А Дэррилин… я вообще сомневаюсь, что дочь ей нужна. Она родила ее, чтобы получить мои деньги. Так что она сейчас улаживает вопросы со школой, но на время пришлет Лили ко мне. Возможно, сейчас она сажает ее в самолет.
Я заберу ее в Аделаиде и привезу сюда. Ненадолго, правда. Дэррилин перебирает школы – несомненно, ищет ту, что подороже.
– Я поняла… Мне нужно ехать.
– Нет, – произнес он, но по его глазам Пенни поняла, что права.
– Нам было хорошо, – произнесла она, вставая и ставя Самсона на землю. – Но я тебе тут не нужна больше. Лили понадобится твое безраздельное внимание.
– Я хочу, чтобы ты осталась.
– Правда? – Пенни почувствовала внезапный прилив ярости. Она уже пережила достаточно, чтобы уметь смотреть правде в глаза. Извинения, сожаления не могли скрыть горечь. – Мэтт, я приехала сюда без приглашения. Мне тут было хорошо, и ты мне по-царски заплатил. Это была чудесная работа, нам обоим понравилось. Но нам с Самсоном пора двигаться дальше.
– Пенни, ты мне нужна.
– Почему?
– Потому что я думаю, что влюблен в тебя.
– Нет, – резко ответила Пенни. – Любовь для меня ничего не значит. Сколько мы друг друга знаем? Это же сумасшествие – говорить о любви. Нам нужно принять правду: последние несколько недель были чудесны, но я тебе больше не нужна. Когда Лили пойдет в школу и вы с ней успеете побыть вдвоем, я, может, и приеду, но не буду обещать. Не усложняй свою жизнь еще больше. Мы с Самсоном утром уедем.
– Что ты будешь делать?
Смирился, поняла Пенни, осознал, что выбора нет. Что ж, он любит свою дочь, и он честный человек.
– Я поеду в Сидней, – сказала она. – Соберусь с силами и начну заниматься своей карьерой вместо того, чтобы бежать в глушь. Помогу матери со свадьбой.
– Пенни, не надо!
– Я должна, – сказала она. – Потому что я люблю маму. А ты любишь Лили. И не нужно заставлять себя отрицать это. Ты же знаешь, что твоя первостепенная задача сейчас – это Лили.
– Да, – проворчал Мэтт. – Но мне это не нравится.
Пенни, улыбаясь, покачала головой:
– Это твоя дочь. Что тебе не нравится? Любовь между нами? Не знаю. Во всяком случае, мы не можем пока это контролировать. Зато мы можем отступить, потому что знаем, что ничего не выйдет. Но любовь к родным – это неоспоримо.
Тут Пенни не удержалась и, встав на цыпочки, поцеловала Мэтта, но быстро отстранилась.
– Ты чудесный парень, Мэтт Фрейзер, – сказала она. – Мы чудесно провели время вместе. Ты меня спас, но сейчас мне пора двигаться дальше.
Мэтт долго сидел на веранде.
Было поздно – даже собаки ушли спать, и он был один. Один – как и обещал Лили. Похоже, одиночество его больше не устраивает. Он обидел Пенни. Можно ли ее вернуть? Может быть… Но пока нужно думать о дочери. У него единственный шанс, и его нельзя упустить.
Глава 10
Итак, куда направиться? У Мэйли ее не ждут, а если и ждут, то это слишком близко к Джиндали – слишком близко к Мэтту. Пенни поехала в Сидней, потому что мольбы матери не давали ей покоя, и потом, странно, но она вдруг поняла, что сможет присутствовать на свадьбе. Откуда взялась эта уверенность? Она словно переродилась – стала другой. И по пути домой она не проронила ни слезинки, а вместо этого опустила откидную крышу машины, включила музыку – самых известных певиц, которых знала, – и принялась подпевать. Приехала в Сидней без голоса, но разве это имело значение? Откуда ни возьмись в ней появилась решимость. Однажды из-за любви к матери она отставила в сторону карьеру. Потом потеряла голову, встретив Бретта, – и что вышло? Нет, отныне она не станет рисковать собой. Потому что любовь приносит боль.
– Я никому не нужна и потому не хочу быть нужной другим, – сказала она Самсону. – Кому нужна любовь? Хотя было интересно попробовать.
Мать была вне себя от радости. Но Пенни приезжала домой лишь на ночь. У нее были свои дела. Странно – она и впрямь изменилась. Раньше, например, она безмолвно внимала упрекам отца и слушала его брань. Но теперь…
– Я хочу открыть компанию по обеспечению людей едой, – сказала она. – Планирую готовить настоящие домашние блюда. Если, скажем, молодая мать оправляется после родов, я обеспечу ей полноценное питание. Если в семье больной, я помогу им с готовкой. Начну с малого, но в конце концов, думаю, у меня будет свой персонал и транспорт для доставки еды. Буду готовить и сама. Кому понадобится настоящая домашняя еда – я тут как тут.
– Не потерплю, что моя дочь станет прислуживать, – привычно завелся отец, но Пенни оборвала его:
– Я не буду прислуживать – это, скорее, раньше я, пытаясь тебе угодить, была похожа на прислужницу. Теперь я делаю то, что хочу, и не смей пытаться повлиять на маму. Я не останусь в Сиднее, перееду в Аделаиду или Мельбурн – где смогу найти здание. На это потребуется время, но я справлюсь. Мама, я не позволю отцу меня шантажировать через тебя, так что знай.
Они были крайне удивлены, отец особенно, ведь он не привык, чтобы ему кто-либо перечил, и уж тем более если речь шла о его семье. Однако Пенни не обращала внимания. Она решила остаться на пару недель, помочь со свадьбой, собраться с мыслями и уехать.
«Сделай это и забудь, – сказала она себе. – Я все могу, я женщина».
Итак, две недели спустя после отъезда из Джиндали, за пять дней до свадьбы сестры, Пенни собиралась на предсвадебный ужин. Правда, готовила на сей раз не она – родители наняли модного повара. Наверное, будет что-нибудь из японской кухни – непременно зелень, может быть, водоросли. Представив, как отреагировали бы на это ребята из команды Мэтта, Пенни невольно улыбнулась. Она спускалась по массивной лестнице в столовую, когда зазвенел звонок. Кто бы это мог быть? Будущие молодожены уже пришли десятью минутами раньше, и можно было услышать, как отец с Бреттом разглагольствуют о чем-то в столовой. Дворецкий распахнул дверь. На залитом светом крыльце стоял Мэтт.
Пенни стояла на лестнице. Такой Мэтт еще никогда ее не видел: в небесно-голубом коктейльном платье, подчеркивающем изгибы фигуры, с глубоким вырезом, открывающим грудь, крохотными рукавчиками, поясом и юбкой, мягкими складками ниспадающей чуть ниже колен. На девушке были серебристые туфли на высоком каблуке и серебряные затейливые сережки, волосы ее были уложены в свободный узел с выбивающимися из него локонами. Это была совсем не та Пенни, что знал Мэтт. Сейчас перед ним стояла другая девушка, и она принадлежала этому миру.
Он смутился и почувствовал себя здесь лишним. Но… раз уж он все же приехал – а это стоило ему немалых усилий… Например, чего стоили одни ворота, за которыми начиналась подъездная аллея. Чтобы их открыли, Мэтту пришлось позвонить дворецкому, чей телефон он искал в Интернете, наплести ему какую-то небылицу и отдать немалую сумму денег. Итак, он здесь – но хочет ли его видеть Пенни? Точнее, эта прекрасная незнакомка с глазами Пенни.
Эти последние две недели Мэтт отчаянно боролся сам с собой и проиграл. Он приехал в Сидней – а это было так близко от Пенни, – и он помнил ее рассказы о предстоящем ужине. Он не мог оставить ее одну. Так он утешал сам себя, но правда была другой: проведя две недели в одиночестве, Мэтт не мог это вынести.