тивным манагером" я быть не хотел.
Кое-какие решения мне, впрочем, принимать пришлось. Во-первых, нужно было создать трибунал для суда над преступниками. Но для этого необходимо было сформировать судебную коллегию, найти прокуроров и адвокатов, а также определить законы, по которым мы будем судить англичан. Английское право решительно не подходит – острова были русскими в момент их подлого и вероломного захвата, и расправа над населением должна преследоваться по нашим законам, да и после этого они оставались в силе. Но уголовного кодекса в Русской Америке пока ещё не имеется. Подумав, я перепоручил эти вопросы ребятам с юридическим образованием – таких у нас оказалось трое, один с "Паустовского" и двое с "Москвы". Хотя, конечно, окончательное решение придётся принимать мне после обсуждения с советом.
Но меня заинтриговал вопрос об ирландцах, бежавших на Главный остров. Во-первых, они, скорее всего, тоже не в лучшем виде. А, во-вторых, всё-таки это наш остров, и нам не хотелось бы, чтобы там действовали неучтённые люди, которые, в частности, могут принять нас за врагов.
– К моему счастью, я к этому отношения не имел. – вымученно улыбнулся Пикеринг, когда я задал ему этот вопрос. – Несколько человек привёз королевский бейлиф, некто сэр Вильям Фитцсаймон. Именно он настоял на том, чтобы пятеро из них содержались под охраной его людей в Малом корпусе тюрьмы. Но на все вопросы он отвечал, что не может раскрыть нам их имён. Когда они бежали на Главный остров, сэр Вильям возглавил две экспедиции, чтобы их вновь задержать. Это стоило жизни многим моим людям, а во время второй экспедиции он и сам погиб вместе со своими тюремщиками.
– А сами ирландцы?
– Рассказывали, что кого-то якобы подстрелили. Впрочем, кого, неизвестно – там же были и русские. Но я вам уже рассказывал, что весной здесь сделает остановку отряд для Элизабеттауна; мы рассчитывали, что они и зачистят остров.
Ну что ж, англичане не знают, а ирландцы, судя по всему, что-то знают, но ничего не скажут. Остаётся самому спросить у беглецов.
Ничто сегодня не напоминало про вчерашний дождь – синее-синее небо, яркое солнце, пение местных птиц, и, главное, практически никакого ветра… Подумав, я поднял квадрокоптер и направил его туда, где, по словам Варвары, она видела неопознанных людей. И мне сразу же повезло – из какой-то дыры в земле буквально выползли, один за другим, двое – один рыжий, другой белобрысый. Огляделись, и побрели к воде с самодельной удочкой. Даже с квадрокоптера было видно, насколько они были оборванные и исхудалые.
Ну что ж, по крайней мере ясно, где их лежбище находится. Сегодня уже было поздновато – всё-таки в начале февраля солнце садится довольно-таки рано. Поэтому я попросил наших девушек сшить мне некое подобие ирландского флага тех времён – золотую арфу на зелёном фоне. А на следующее утро, едва забрезжил первый свет, мы уже летели на моторке в направлении Внутренней гавани – лодка всяко должна была обойти препятствия. И менее чем через полчаса мы были на месте.
Мы – это я, Саша, и отделение морпехов при полном параде. Мы пришвартовались у мыса метрах в трехстах от места и тихо (как мне показалось) подобрались к входу в пещеру. Я шёл первым, с ирландским флагом в руках.
Но когда оставалось метров, наверное, с тридцать, из пещеры сквозь кусты показались голова и ствол ружья, а затем слабый голос спросил:
– Кто вы и что вам надо? Предупреждаю, живыми мы не дадимся.
– Можно поговорить с вашим главным? Я приду один и без оружия.
Саша покрутил пальцем у виска, но я уже отдал ему свою винтовку, затем пистолет и нож, и приказал:
– Ждите меня здесь ровно десять минут. Если я умру…
– Считать тебя коммунистом?
– Только не это. Можете их зачистить.
Меня втащили за ноги и посадили на какой-то чурбан. После яркого солнца, мои глаза не сразу привыкли к полутьме, но вскоре я увидел, что нахожусь в вестибюле метра два на три, освещаемый той самой дырой в потолке. Пещера шла под наклоном вниз, а в этой её части находились три охапки сопревшей травы и ещё четыре чурбана, вроде моего. На двух из них сидели вооружённые люди – один из них был, мне показалось, тем самым, с кем я имел удовольствие пообщаться наверху. Третий лежал на одной из охапок, такое впечатление, что в полузабытье.
– Здравствуйте. Я Алексей, русский князь Николаевский и Радонежский.
– Русский? – удивился тот, что сидел подальше. – А я слышал, что всех русских перебили эти проклятые англичане.
– Было дело. А теперь мы вернулись. И Бермуды вновь наши.
– И что вы хотите от нас?
– Мы предлагаем вам еду, ночлег и медицинскую помощь – вашему приятелю она, похоже, ох как нужна, да и вам, наверное, тоже.
– А после этого нас продадут в рабство… – протянул тот.
– Зачем в рабство? – удивился я. – У нас нет рабов. И, если бы у меня были нехорошие мотивы, то я бы, наверное, сам бы не пришёл.
– Да, если ты и правда князь, – усмехнулся тот. – Да и люди твои не похожи на англичан. И флаг наш в твоих руках… хоть арфа и неправильная. Да и воевать с вами нам вряд ли по силам. Но…
– Я им верю, – раздался тихий голос того, кто лежал на соломе. – Позвольте представиться, Ао О'Нил, граф Тиронский.
– Очень приятно. Вы, я так понимаю, сын того самого Ао? И потомок Высокого короля Ирландии Нила Глундуба?
– Вы, я вижу, неплохо разбираетесь в нашей истории.
– Да, но давайте поговорим потом, когда вас подлечат. А пока нужно вас поднять на поверхность. Могу позвать своих людей.
– Мои люди справятся. Они были со мной всё это время – точнее, они и ещё двое, которых убили наши враги. Это – честь, которую я не могу у них отобрать.
– Хорошо, я выйду и скажу своим, чтобы были готовы.
Оба ирландца, хоть и падали с ног от слабости и усталости, донесли своего сюзерена до шлюпки, после чего отключились сами. Мы доставили их к Ренате, которая, осмотрев всю троицу, сказала мне, чтобы я приходил не раньше, чем через три дня. Как ни странно, первым оклемался Ао, о чём мне немедленно сообщила гроза медчасти.
Увидев меня, наследник ирландских высоких королей улыбнулся:
– Англичане говорили, что русские – исчадия ада. А ваши врачи меня спасли. Благодарю вас, князь.
– Благодарите врачей. Они вас спасли.
– Если бы не вы, мы бы так и подохли в той проклятой пещере.
– Скажите спасибо вашим людям, что решили меня выслушать. Иначе кто знает, как дело бы обернулось…
– А что, кстати, с ними?
– Они тоже на пути к выздоровлению. По словам врачей, дня через два вы сможете повидаться, а ещё через неделю или две вас выпишут.
– И что теперь будет с нами?
– Всем ирландцам мы даём выбор. Или вы принимаете российское подданство и остаётесь здесь – при условии, что вы выучите русский язык и перейдёте в православие. Либо мы можем доставить вас в испанские владения. Они – католики, англичан они не жалуют, вас примут с распростёртыми объятиями.
– Благодарю вас за столь щедрое предложение, милорд. Но я не хочу жить в мире и довольствии, пока наши враги топчут священную землю Эйре[46]. Поэтому я предпочёл бы пренебречь возможными опасностями и вернуться на родину.
– Но…
– Давайте я вам немного расскажу про себя. Тогда вы поймёте, что выбора у меня нет.
Вы знали моё имя. Следовательно, вам знакома и история Тиронского восстания, которое англичане называют Девятилетней войной.
– Самая малость. В том числе и то, что именно ваш отец возглавил это восстание.
– Как вам, наверное, тогда известно, мой отец был сторонником мира с англичанами. После преждевременной смерти матушки, он даже женился на сестре английского правителя Ольстера, Генри Бэгнэла – и это после того, как проклятый валлиец казнил МакМагона, правителя Монахана. Впрочем, Бэгнэл ненавидел и моего папу – ведь для англичанина, пусть он на самом деле из Уэльса, женитьба сестры на "грязном ирландце" – позор. Но всё-таки отец стал его родственником, и потому Генри вымещал свою злость на других вождях кланов, и казни продолжались под надуманными предлогами. В частности, на эшафот повели вождя О'Фарреллов в Лонгфорде и О'Рейлли в Восточном Брейфне. После этого, Ольстер восстал, а за ним и вся Ирландия, кроме земель вокруг Дублина, где уже давно живут лишь англичане. И отец его возглавил.
Первоначально, фортуна была на нашей стороне, но англичане вспомнили про правило "Разделяй и властвуй". А после поражения при Кённсале, который англичане именуют Кинсейлом, победа англичан была лишь вопросом времени. И в 1603 году к моему отцу прибыли гонцы от Елизаветы с предложением мира. Условия были вполне приемлемые – разве что обязателен был переход на английский язык – и отец подписал договор, известный под названием Меллифонтского. Сначала казалось, что англичане выполнят свои обязательства – ему и другим вернули некоторую часть земель и вновь признали их титулы. А меня, как и сыновей некоторых других гэльских дворян, послали учиться в Англию. Я оказался в Кембридже, в колледж пресвятой девы Марии[47]. Мне там нравилось, удручало лишь то, что в колледже не было других ирландцев, точнее, были – но из дублинских англо-норманских дворян, которые ко мне относились весьма неприветливо.
Вскоре умерла королева Елизавета, и на престол взошёл Яков I, шотландский король. Первым делом он назначил Лордом-наместником Ирландии сэра Артура Чичестера, чему несказанно обрадовались дублинцы. Меня это не заинтересовало – мне нравилась жизнь студента, походы в местные пабы, театры, а иногда и в дома терпимости.
А в один прекрасный день меня вызвал ректор колледжа. Недоумевая, чем вызвана такая честь – вроде я последние два месяца ни в чём замечен не был уже потому, что отец по какой-то причине прекратил присылать деньги. Но, когда я подошёл к двери кабинета, я не успел даже постучаться, как меня под белы рученьки взяли вооружённые люди, сковали и препроводили в лондонский Тауэр, где я попал в камеру в подвале одного из зданий. Мне сообщили, что меня обвиняют в измене. На моё требование рассмотреть моё дело в суде мне было сказано, что, так как я подданный Ирландского