— Почему задержались? Время известно?
— Да вот с Ямщиковой тут случай такой…
— Что такое?
Оля стала весело объяснять:
— Понимаете, товарищ инструктор, парашют раскрылся… В машине. Случайно… Вот смеху-то! Ну, протащил он меня немного по земле. Собрали, все нормально… Тащит меня по полю, а я никак не погашу!
Оля, рассказывая, заливалась смехом, но Мошковский был сейчас серьезен.
— Хорошо сложили?
— Да хорошо! Чего там…
— А дырок нет? Проверяли? Только — честно!
— Вроде нет…
Она произнесла это не совсем уверенно — ведь нельзя было поручиться: складывали наспех, могли и не заметить.
Мошковский внимательно посмотрел на Олю.
— Вроде? Ну вот что, Ямщикова, прыжки мы начинаем… И так опоздали… Сорвем весь праздник… Тут еще эти, планеристы, собираются… Можем не успеть… Обменяемся!
И он стал быстро снимать с себя парашют. Оля сначала не поняла, чего хочет от нее Мошковский.
— Так я готова, — сказал она.
— Вот — бери мой! Снимай свой, я с ним прыгну.
— Зачем?! — испугалась Оля. — Нет, нет, я не отдам! А вдруг там что-нибудь…
— Вот поэтому я и беру его! — решительно ответил Мошковский, снимая с нее парашют. — Быстро надевай мой!
Самолеты стояли, готовые к взлету. Моторы работали. Времени на споры не оставалось, Мошковский торопил ее, и Оля отдала ему свой парашют.
Отдала и сразу подумала: «Эх, надо было сказать, что проверила как следует!.. Он бы не забрал. А если действительно там дырки? При чем тут Мошковский — отвечать должна я сама…» Но теперь, она знала, поздно — Мошковский своего решения не изменит… Эта мысль угнетала Олю.
Оказавшийся рядом с ней Аркаша, который всегда понимал Олю без слов, успокоил ее:
— Расстроилась? С куполом все в порядке — я внимательно смотрел, когда укладывали.
Качнув недоверчиво головой, она ничего ему не ответила и попробовала заговорить с Мошковским.
— Яков Давыдович…
— Что случилось?
— Я хочу прыгать со своим парашютом! Я же проверяла!..
— Вот и прекрасно! Скоренько в самолет, не задерживай других!
— Но я…
— Без разговоров!
Прыжки прошли гладко, без происшествий, купол оказался цел. После этого случая Оля прониклась к Мошковскому еще большим уважением и поняла, что быть инструктором — это значит не только учить, но и полностью отвечать за жизнь ученика.
Любовь и небо
Окончив Центральную парашютную школу, Оля получила назначение в Воронеж, где должна была готовить парашютистов из поступающих в аэроклуб юношей и девушек. В августе ей предстояло там провести День Воздушного Флота с участием парашютистов.
Степе дали назначение в Полтаву. Как ни добивались они, чтобы их послали на работу вместе, ничего не получилось: всех инструкторов посылали в разные аэроклубы. Правда, была некоторая надежда…
— Знаешь, Леля, мне обещали, что тебя потом переведут ко мне в Полтаву! — незадолго до отъезда радостно сообщил Степа. — Сначала тебе надо наладить работу. Там больше некому. Ты постарайся… Главное — хорошо организуй праздник! А потом тебе на смену пришлют кого-нибудь, мне точно обещали!
— Ты не волнуйся, Степа. Я напишу тебе, как у меня сложатся дела. Никуда я не денусь…
Первым уехал Степа. Расставаясь с Олей, он печально смотрел на нее и, прощаясь на перроне, повторял:
— Я там устроюсь, сниму квартиру, и ты приезжай… Приедешь?
— Приеду, — обещала Оля.
— Будем вместе жить и работать. Я буду очень ждать…
— Я приеду, Степа…
Спустя два дня Оля собрала свои вещи и ахнула: четыре места! Два узла, чемодан и плетеная корзина — многовато. Набралось порядочно всего: сапоги, шинель, комбинезон, одеяло, книги, одежда…
Надев в дорогу платье в серую клеточку, она прицепила новенький значок парашютиста (порядковый номер у значка был семнадцать) и перекинула через плечо планшет. Посмотрела на себя в зеркало: прямо перед ней стояла высокая светлокосая девушка, загорелая, с ясными зелеными глазами, чуть озабоченная, но веселая.
— Вот ты, Лелька, и начинаешь самостоятельную жизнь…
Так подумала Оля, рассматривая себя, и улыбнулась: на крепких округлых щеках появились ямочки, полные губы с мягким изгибом рта слегка разошлись, ниточки-бровки взлетели выше…
На вокзал ее проводил Аркаша, который собирался на работу в Ленинград.
— А зря ты, Олюшка, отказалась от Ленинграда. С ним вместе хотела? Ну вот и добилась: ни туда, ни с ним…
— Как-то неудобно мне в Ленинград — я ведь там бегала замухрышкой-мотористкой…
— Ну и глупо! — воскликнул Аркаша. — Что ж такого: была мотористкой — стала инструктором! Сочиняешь ты… Знаешь, что я тебе скажу: поработай немного в Воронеже и переводись в Ленинград!
Оля с улыбкой смотрела на Аркашу и не отвечала.
— Эх, ты… — махнул он безнадежно рукой. — Ладно, поезжай к нему, в Полтаву…
Он долго стоял на перроне, глядя вслед уехавшему поезду.
Когда поезд, замедляя ход, стал подходить к вокзалу и Олиным глазам открылся город Воронеж, она засуетилась — все вещи сразу не вынести. Попросить некого: пассажиры, поглощенные сборами, перекладывали, громоздили один на другой тюки, чемоданы, корзины. Все были перегружены, толпились, пробираясь к выходу. Подождав, пока основная масса протиснется вперед, Оля, захватив два узла, вышла на перрон и, осмотревшись, увидела столб неподалеку от вагона. Здесь, у столба, она и оставила узлы. Вернувшись в купе за чемоданом и корзиной, стала искать глазами вещи. Но купе было пусто — ни людей, ни чемодана, ни корзины. Тогда она поспешно выскочила из вагона — у столба тоже было пусто…
Постояла, растерянно провожая взглядом пассажиров, проходивших мимо. Люди суматошно толпились, спешили, проталкивались куда-то вперед, неся чемоданы, сумки, корзины… Кто-то из них, вероятно, торопился унести и ее вещи. Вот разиня!.. Ничего не осталось, ничего, кроме планшета. Оле стало жаль новенький комбинезон, еще ни разу не надеванный… А книги… Эх, Воронеж, эх, Воронеж! Гляди в оба — проворонишь!..
Расстроенная, Оля пошла с вокзала. Отправилась искать в городе штаб аэроклуба — адрес был в планшете. Долго ходила, спрашивала улицу — никто не знал. Наконец на окраине нашла глухой тупик и двухэтажный дом. В полуподвале небольшая комнатушка, в которой, кроме стола, шкафа и стула, другой мебели не было. За столом пожилой седоватый мужчина пил чай.
Поздоровавшись, поискала глазами другой стул, но не нашла, и мужчина предложил ей свой, но Оля не села.
— Еле нашла вас. Моя фамилия Ямщикова. Я приехала работать в аэроклубе инструктором…
Лицо мужчины выразило удивление, и она быстро спросила:
— Что, может быть, я не туда попала?
— Нет-нет, все верно. Только вот… аэроклуба еще нет. Пока нет. Начинаем создавать.
— Но меня направили сюда, чтобы провести праздник Воздушного Флота. Подготовить парашютные прыжки… Я — инструктор!
— Понимаю, понимаю. Но ни самолетов, ни, тем более, парашютов…
Он развел руками, словно извинялся перед Олей.
— А вы… работаете здесь? — спросила Оля.
— Да, я веду дела. Вот с бумагами…
Он показал на шкаф, где за стеклом лежали две тонкие тетради.
— Ну а еще кто-нибудь есть? Начальник?
— Сходите на аэродром. Это в пяти километрах отсюда, за городом.
Оле очень хотелось чаю — в дороге она ничего не ела и не пила, но попросить стеснялась, а мужчина не догадался предложить. Долго шла Оля в указанном направлении, миновала деревню и через час оказалась в поле, где стоял старенький, видимо, давно списанный автобус. Осторожно заглянув внутрь, увидела несколько узких железных коек. В углу сидели трое и о чем-то спорили.
Оля объяснила, зачем прибыла, и тот, кто временно исполнял должность начальника аэроклуба, сказал:
— Так вот, дорогая девушка. Спасибо, что приехали, — только рановато еще. Нет у нас еще даже помещения, живем здесь. Самолеты обещают дать месяца через два-три… Зачем вас прислали? Кого учить и на чем? Поместить вас некуда. Так что — решайте сами…
И Оля, не задерживаясь, вернулась в Москву. Ехала обратно налегке, вещей не было. В ЦК Осоавиахима ей сказали:
— Ну если так, Ямщикова, поезжайте в Ленинград и начинайте работать — там для вас место найдется: желающих летать много!
— А в Полтаву можно? Обещали же!
— Вот туда как раз ни к чему — там инструкторов хватает, а самолетов только два. Так что давай — в Ленинград!
Надеясь, что со временем все уладится и Степу из Полтавы переведут к ней, Оля села в поезд. В Ленинграде прямо с вокзала поехала к маме, домой. Квартира оказалась запертой, но Оля знала, где находится ключ, и, отперев дверь, вошла в большую светлую комнату, где жила раньше с мамой.
За год ничего не изменилось: простенькая мебель стояла на прежних местах, на полу — ковровая дорожка, книжные полки до отказа забиты. На столе — кипа тетрадей, которые мама обычно проверяла по вечерам.
В тот же день Оля явилась в аэроклуб. Как и предупреждали ее в Москве, парашюты еще не поступили, ей предложили пока начать работать летчиком-инструктором, обучать курсантов летать. Она с радостью согласилась и побежала на почту, чтобы дать телеграмму Степе, который, возможно, уже написал ей в Воронеж.
На следующий день, в воскресенье, отправилась разыскивать Аркашу. Жил он по соседству с аэродромом, в «инструкторском» доме, где ему дали комнату. Дом был деревянный, двухэтажный, с коридорной системой. Аркашина комната находилась на втором этаже, и Оля, поднявшись по скрипучей лестнице, постучала в дверь.
— Можно?
Послышались шаги, и она быстро осмотрела себя — Аркаша еще не видел ее такой нарядной: в синем костюме с узкой юбкой, модном берете, в туфлях на высоком каблуке.
Дверь открыл незнакомый молодой человек, летчик. Атлетически сложенный, щеголевато одетый, он был так ослепительно красив, что Оле захотелось зажмурить глаза. Сделав шаг в сторону, летчик молча пропустил ее, и только тогда Оля, спохватившись, спросила: