— Постараюсь, — ответила Оля.
— На Ш-2 летала? — на всякий случай уточнил он. — Самолет знаешь?
— Знаю.
Это был самолет-амфибия, который совершал взлет и посадку как на суше, так и на воде. Пилот, сидя в кабине, мог убрать или выпустить колеса. Когда-то Мошковский с такого самолета бросал своих питомцев прямо на воду, и тогда же Оля сделала на Ш-2 несколько полетов.
В назначенное время аэроклубовский автобус остановился неподалеку от самолета Ш-2. Торжественный и величавый в своем одиночестве, он возвышался на берегу Финского залива, привлекая всеобщее внимание. От самолета полого спускались специальные деревянные мостки, по которым на колесах он должен был съехать на водную поверхность. По всему заливу плавали лодки — гулянье было в полном разгаре.
Вместе с парашютистом Оля вышла из автобуса и направилась к самолету, где уже находились официальные представители. На Оле был надет легкий синий комбинезон и летный шлем. Парашютист, высокий плечистый парень, тоже был в комбинезоне и шлеме. Парашют свой он надел заранее, чтобы не терять времени. Пока они шли, с набережной, переполненной народом, доносился гул голосов, всем хотелось увидеть летчиков. Толпа колыхалась, словно море, на них с любопытством смотрели, махали кепками, платочками.
При виде массы людей, которые словно ждали от нее чуда, Оля ощутила подъем и в приподнятом настроении, раскрасневшись от возбуждения, тоже помахала рукой публике.
У самолета Олю радостно встретили организаторы гулянья.
— Сейчас мы проведем митинг. Люди хотят вас послушать.
— Меня?
— День Воздушного Флота, а вы — известная летчица, парашютистка. Расскажите о советской авиации, о себе.
— Но я…
— Ничего, ничего. Все будет отлично.
Кто-то уже объявлял митинг открытым, и в ответ послышалось одобрительное гудение. Было произнесено короткое вступительное слово, после чего речь держала Оля. Она рассказала о аэроклубе, о друзьях-инструкторах, о горячем желании молодежи летать.
— Спасибо! Прекрасно! — благодарили ее. — Продолжим нашу программу…
— Садись! — сказала Оля парашютисту и приготовилась влезать в самолет.
— Минуточку, минуточку! — услышала она за спиной.
Два опоздавших фоторепортера, отдуваясь после бега, уже направляли свои фотоаппараты на них, чтобы запечатлеть событие. Один из них обратился к парашютисту:
— Позвольте, мы — для газеты. Вы пилот? А девушка — пассажир? Как ваша фамилия? Станьте здесь, ближе к самолету. Улыбнитесь, девушка, посмотрите в аппарат, а теперь в сторону — на публику, пилот, взгляните в небо из-под руки. Нет-нет, голову не задирайте, наклоните немного. Теперь еще раз — девушку…
Когда настойчивые репортеры сняли со всех сторон самолет и экипаж, Оля снова сказала парню:
— Садись!
К удивлению репортеров она уселась на место пилота, а парашютист примостился рядом.
— Момент! — крикнул репортер и, щелкнув затвором, снова запечатлел обернувшуюся к нему Олю.
Наконец можно было подумать и о взлете. Пока шел митинг, значительное пространство залива было очищено от лодок. Сейчас Оле предстояло разогнать самолет на водной глади и поднять его в воздух, на глазах у любопытной публики, с нетерпением ожидавшей зрелища. Ей вспомнилось, как легко, почти незаметно, отрывалась от воды машина во время тренировочных полетов, когда отрабатывались прыжки с парашютом на водную поверхность.
Подняв руку, Оля попросила разрешение на взлет — с причала ей ответили в рупор: «Взлет разрешаю!» Толпа заколыхалась сильнее. Оля смело двинула вперед сектор газа, предварительно улыбнувшись фоторепортерам, и самолет понесся, скользя по воде.
Встречный ветерок ласково гладил лицо, самолет увеличивал скорость разбега, рассекая поплавками спокойную, отливающую сталью поверхность Финского залива. Машина стремительно пронеслась мимо набережной, мимо веселой толпы, заполнившей берег. Пора было отрывать самолет, и Оля уверенным движением потянула ручку управления на себя. Однако самолет на это не отреагировал — он по-прежнему продолжал скользить по воде, и Оля поддернула ручку сильнее. Нет, не отрывается… Еще раз — и опять напрасно… В чем дело?
Она решила прекратить взлет. Убавив газ, плавно развернулась, оставив на воде красивый след — большой полукруг. Возвратившись к месту, откуда начинала разбег, Оля мило улыбнулась публике, которая бурно приветствовала ее, и приготовилась взлетать заново. А на душе кошки скребли — почему не оторвался самолет?
И снова машина устремилась вперед. Наступило время отрывать самолет, и теперь уже с волнением Оля решительно рванула ручку, потом еще… Нет, не хотел самолет отделяться от воды!
Сердце упало — какой позор! Взоры тысяч людей устремлены на нее, а она не может поднять самолет в воздух… Не понимая, в чем дело, Оля в отчаянии, словно моля о помощи, взглянула на парашютиста — парень во все глаза смотрел на нее, не шевелясь, как парализованный…
Ничего больше не оставалось, как все повторить: опять красивый полукруг и — к берегу. А оттуда весело машут, что-то одобрительно кричат — давай, мол, еще, здорово получается! И Оля снова улыбается, машет в ответ рукой, делая вид, будто все идет по плану, как и задумано, а сама лихорадочно соображает, что же происходит с самолетом, почему его невозможно оторвать от воды. Нервничая, совершенно забыв о парашютисте, не находя объяснения странному поведению самолета, она приготовилась взлетать в третий раз. Неужели опять не получится? Теперь она была в этом совершенно уверена. Что же предпринять? Ведь была же какая-то причина! И мысленно успокаивая себя, она твердила: спокойно, необходимо все продумать, все действия по порядку. Перебирая возможные причины неудачи, вдруг вспомнила: ведь на этом самолете перед взлетом нужно убрать шасси! Как же она могла забыть! Вот же оно, колесо, которое следует крутить левой рукой! Теперь все в порядке, теперь нет сомнений — самолет взлетит!
Разгоняя машину на воде, она изо всех сил крутила колесо, убирая шасси. И вот — самолет в воздухе! От радости Оля рассмеялась, оглянулась: в ответ парашютист тоже расплылся в улыбке, но спохватился и стал деловито поправлять парашют, готовясь к прыжку и поглядывая вниз.
— Не дрейфь! Сброшу, куда надо! — подбодрила его Оля.
Набрав высоту шестьсот метров, развернула самолет, показала парню место приземления. Он согласно кивнул, вылез на крыло.
— Готов? Пошел!..
Парень медленно повалился с крыла.
Сделав несколько кругов над Финским заливом и островом, Оля низко, бреющим полетом, промчалась над восторженной толпой и, убедившись, что парашютист благополучно выбирается из тесного кольца зрителей, совершила посадку на воду.
Вечернее солнце клонилось к горизонту, собираясь опуститься в воду, розоватые лучи освещали причал, где ее ждали, и Оля, выбравшись из самолета, сразу очутилась среди массы гуляющих. К ней поспешили товарищи по аэроклубу, чтобы увести от натиска любопытных.
Гулянье продолжалось до позднего вечера, но Оля уже в девятом часу отправилась домой, чтобы успеть встретить Федю, который должен был вернуться из командировки. Он непременно огорчился бы, если бы не застал Олю дома.
Однако она прождала его до десяти, потом легла, почитала книгу с полчаса и уснула крепким сном. А утром, проснувшись, сразу увидела Федю с чайником в руке — он уже успел приготовить завтрак. В майке и пижамных брюках, крепкий, соскучившийся по ней за две недели отсутствия, он смотрел на нее влюбленными глазами, и Оле показалось, что он давно так стоит и смотрит. На диване лежали подушка и сложенное одеяло — он не захотел будить ее.
— Здравствуй, Федя! Почему не разбудил? Я ждала тебя.
— Доброе утро, моя люба. Ты так крепко спала, что жалко было тревожить.
Он сел на кровать, обнял Олю.
— Знаешь, Федя, вчера я так оскандалилась!
— Та не может быть, кохана. Чтоб — ты? Ни за что не поверю!
— Да-да! Я забыла, что на Ш-2 нужно убирать шасси — три раза взлетала…
Хитро улыбаясь, он сказал:
— Ну? А в газетах пишут — все было отлично.
— В газетах?
Федя взял со стола газету, протянул.
— Свежая. Посмотри там, на первой странице — узнаешь?
С первой страницы, где была помещена заметка о массовом гулянье, смотрела незнакомая девушка, широколицая, зубастая, с диковатыми глазами.
— Это кто — я?
— Прочитай. Там ясно сказано: «Пилот Ольга Ямщикова» и так далее.
Оля внимательно прочла маленькую заметку, улыбнулась. Было приятно, что о ней писали, хотя фотография и огорчила.
— Нравится? — спросил Федя.
— Совсем непохожа. И рот как у щуки, — ответила она с обидой в голосе.
— Та я ж не про то. Нравится, что пишут про тебя, хвалят, фотографию поместили?
Склонив свою красивую голову набок, Федя, прищурив глаза, хитровато и в то же время как-то грустно и ласково всматривался в ее лицо, по-детски припухшее после сна, и почти бессознательно пытался определить, как сложатся их отношения в будущем. Понимая, что любовь к нему для нее не самое дорогое в жизни, что любит она его, скорее, по его же внушению, он постоянно боялся потерять ее. К тому же он уже достаточно изучил Олю и знал, что, несмотря на мягкость и доброту, она свободолюбива и упряма и вряд ли когда-нибудь поступится своей независимостью даже во имя любви.
— Почему ты так спрашиваешь? Я думаю, каждому должно быть приятно. Только не это главное, — она изучающе посмотрела на него. — А ты разве недоволен? Я ведь твоя жена!
— Жена…
Федя вдруг порывисто обнял ее и, вздохнув, погладил по голове, как маленькую девочку.
— Не понимаю, Федя, чего ты от меня…
Но он не дал договорить, поцеловал ее и крепко прижал к себе.
— Ничего, ничего. Молчи. Все будет хорошо, — сказал он шепотом, словно успокаивал сам себя.
Как-то раз в конце лета к Оле подошла Люся Чистякова, работавшая инструктором в планерной группе аэроклуба. Крупная веселая девушка, подвижная и смешливая, она была к этому времени уже известной планеристкой, не раз участвовала во всесоюзных планерных слетах, которые ежегодно проводились в Крыму.