Вскоре впереди показались темные тучи, не предвещавшие ничего хорошего. Прогноз оправдался: надвигалась гроза. В районе Геническа, который был последним по маршруту поворотным пунктом, планеры вошли в зону дождя. Началась сильная болтанка. Мокрые от дождя, непрерывно работая рулями, девушки старались удержать планеры, которые метало из стороны в сторону, неожиданно резко бросало куда-то вниз или вверх, так что невозможно было с ними справиться. Воздушный вихрь то швырял легкий планер прямо на самолет, то замедлял его скорость так, что трос готов был лопнуть…
Беспрестанно оглядываясь, Вера старалась держать планеры в поле зрения, опасаясь случайного столкновения или повреждения хвоста самолета. Убедившись, что болтанка не ослабевает, она приняла решение по возможности обойти грозу, поднявшись выше.
И вот Р-5 натужно лезет вверх, таща за собой три непослушных планера. Мотор работает на пределе, высота растет медленно… Наконец, перестало болтать — две тысячи метров. Ветер устойчивый.
А впереди уже видны Крымские горы. Где-то левее — в долине поселок Коктебель и гора Узун-Сырт, а на ней — небольшая площадка, куда должен приземлиться «поезд».
Быстро, чересчур быстро наступает темнота. Вера часто проверяет горючее — хватит ли? Слишком много израсходовано — набор высоты, обход грозы…
Поезд снижается. Справа — темные горы. Они растут прямо на глазах — все выше, выше… А вот и площадка среди гор, где из огней выложен посадочный знак.
Планеры один за другим приземляются, садится самолет. Девушек поздравляют с мировым рекордом планеристы — участники слета.
Одиннадцатый слет проходил успешно. Здесь Оля увидела множество планеров — их было больше сотни. Самых разных конструкций, размеров: планеры с длинным узким крылом, бесхвостки, стрелоподобные, треугольные… Белые, желтые, красные. У знаменитой планеристки Маргариты Раценской — черный, да и сама голубоглазая Маргарита, одетая во все черное, была эффектна. Прошло несколько дней, и планеристка установила мировой рекорд продолжительности парения — на своем Ш-5-бис она продержалась в воздухе 15 часов 39 минут. Другая известная планеристка Зеленкова с пассажиром на борту парила в течение 12 часов 9 минут. Третьим женским мировым рекордом явился перелет из Ленинграда в Крым — планерный поезд пролетел 1950 километров, это был рекорд дальности.
Пробыв в Коктебеле до конца слета, Оля и ее подруги на планерах вернулись в Ленинград.
Снова началась будничная инструкторская работа — полеты, полеты, иногда — прыжки с парашютом. Приказом по аэроклубу Олю за отличную подготовку учлетов назначили командиром звена самолетов. Теперь она несла ответственность не только за учлетов своей группы, но и за парней, которые учились у двух других инструкторов ее звена.
Время, заполненное работой, текло быстро. В конце лета, в августе, у Оли родилась дочь, которую назвали Галей. Девочка, смуглая и темноглазая, была похожа на отца. Теперь Федя, гордый и счастливый, был озабочен тем, чтобы обеспечить семью жильем — в общежитии, где не хватало удобств, оставаться не хотелось.
Мария Павловна предложила Оле и Феде переехать с ребенком к ней. Отношение ее к Феде постепенно изменилось, теперь она его находила симпатичным и очень милым.
— Переезжайте — вам будет удобнее. Комната светлая, большая — поместимся. Я смогу присмотреть за Галей — не оставлять же малышку одну…
— Спасибо, Мария Павловна, но мы найдем няню, — сказал Федя, которому Оля категорически заявила, что работы своей не оставит несмотря на рождение ребенка.
Некоторое время Оля с дочкой жили у мамы. Федя, не желая стеснять их, жил пока на прежнем месте, но вскоре снял хорошую комнату недалеко от аэродрома. Нашлась и няня, которая ежедневно приходила к девочке, так что Оля опять включилась в работу.
Из Москвы писала Рая:
«Лелька, поздравляю с дочкой! Я с утра до ночи занята — готовлю летчиков, инструкторов-парашютистов, увлекаюсь пилотажем. Задержусь еще на полгода: нужно закончить программу. Вернусь — будем опять вместе летать! Сейчас так нужны летчики! Дадим стране 100 000 летчиков!..»
Занимаясь любимым делом — полетами, Оля постоянно следила за успехами выдающихся советских летчиков, которые добивались новых рекордов, летая все выше, быстрее и дальше. Скоростные, высотные полеты Владимира Коккинаки, Юмашева, Алексеева, Полины Осипенко, Валентины Гризодубовой, дальние беспосадочные перелеты Чкалова и Громова — все это воодушевляло, заставляло по-новому взглянуть на будущее. Практические полеты давались Оле легко, но авиация развивалась так быстро, что одного практического опыта уже оказывалось недостаточно, чтобы не отстать от времени. Эта мысль возникла, растревожила и в суете жизни, полной повседневных забот, быстро где-то затерялась…
Весной 1938 года из большого морского похода возвращался в Ленинград легендарный ледокол «Ермак». Тысячи ленинградцев, охваченные патриотическим чувством, вышли встречать его. Народ все валил и валил к берегу, к порту, где на ветру трепетали красные флаги.
Оказавшись в это время недалеко от здания, где находилось зимнее помещение аэроклуба, Оля попала в толчею. Сначала она пыталась выбраться из толпы — ей нужно было в аэроклуб, но людской поток неумолимо нес ее все дальше, к набережной, пока она не очутилась в самой гуще встречавших. И тут вдруг увидела, как под звуки оркестра медленно и величаво причаливает «Ермак», громадный двухтрубный ледокол. Завороженная зрелищем, Оля перестала сопротивляться, отдавшись на волю стихии людского потока.
Гудела толпа, над которой громыхал усиленный рупором голос, по трапу с ледокола спускались члены экипажа, звучала музыка. Увлеченная встречей, Оля ликовала со всеми, вытягивала голову, старалась все увидеть и услышать. Вдруг ей бросилась в глаза высокая фигура летчика, энергично пробиравшегося сквозь толпу. Что-то знакомое показалось в нем. Неужели — Степа?.. И сердце забилось сильней. Козырек форменной фуражки, низко надвинутой на глаза, мешал рассмотреть лицо, летчик был виден сбоку, его закрывали чьи-то головы, шапки, руки.
Ей захотелось крикнуть: «Степа!», но она спохватилась — не услышит, да и не он это, наверное, просто сходство есть. Откуда ему тут быть? Олю оттеснили дальше, летчик затерялся и совсем исчез. Потеряв его из виду, она ощутила неясное чувство сожаления, утраты, которое долго не проходило.
Когда накал встречи упал и люди стали расходиться, Оля, наконец, добралась до аэроклуба. Заглянула, в канцелярию, где ей предстояло оформить свой отпуск.
Девушка, сидевшая у телефона, поспешила сообщить:
— Ямщикова, вам тут целый день звонили. Наверное, раз пять или шесть.
— Кто — муж?
Федя, работавший в Гражданском воздушном флоте, в этот день тоже оформлял отпуск — они собирались вместе уехать к морю, в Сочи. Ему, видно, срочно потребовалось посоветоваться о чем-то — скорее всего насчет путевки. Так подумала Оля, но девушка сказала:
— Не знаю. Возможно… Голос не похож!
— Несколько раз звонили? — переспросила Оля, раздумывая, кто же еще мог так настойчиво звонить.
«Степа!» — как-то сразу решила она и почувствовала, что краснеет. Да, это был он там, в толпе. Значит, он хочет увидеть ее. Но если там, в первый момент, ей самой хотелось позвать его, то сейчас вдруг стало страшно. Но почему ей страшиться? Прошло почти четыре года, все между ними давно улеглось, вполне вероятно, что и Степа женился.
Машинально расписываясь в бумагах, заполняя какие-то бланки, Оля закончила с формальностями. Со следующего дня начинался отпуск у нее, и еще спустя два дня — у Феди.
— Что передать, если будут звонить? — спросила девушка.
— Скажите — в отпуске, уехала.
— Хорошо…
Федя уже был дома, и на всякий случай она спросила:
— Ты сегодня не звонил мне, Федя?
— Н-нет. А что? — произнес он странным, тяжелым голосом.
— Ничего. Кто-то спрашивал меня. Ну, как с путевками? Получил?
— Получил. Так кто же звонил? И кажется, не один раз?
В голосе опять прозвучали ледяные нотки, и Оля поняла — ему сказали. Значит, предстоит объяснение.
— Не знаю, — ответила беспечно. — Мало ли кому я понадобилась — наверное, куда-нибудь приглашают выступить… Сегодня пришел «Ермак». Я там была — меня толпой унесло. С какого числа путевки?
— Значит, ты не знаешь — кто? Зато я знаю! — раздельно произнес Федя и, повернувшись, вышел из комнаты.
Оля опустила голову, села на диван, сложив руки на коленях. Откуда ему известно, кто звонил? Ведь она сама этого наверняка не знает! Или, может быть, Степа звонил и ему? Тогда понятна Федина ревность. Но ведь с тех пор, как Степе стало известно, что Оля вышла замуж, никаких вестей от него не было! Все давно прошло и забыто, у нее двухлетняя дочка, любящий муж. Что ж такого, если и позвонил Степа! Но сердце подсказывало, что неспроста Степа искал ее.
На следующий день Федя ушел на работу раньше обычного, даже не попрощавшись, и Оля, выйдя в кухню, уже не застала его.
После завтрака она отправила няню на рынок, а сама начала одевать Галю, чтобы погулять с ней в сквере, когда в дверь постучали.
— Минуточку! — крикнула Оля, вышла в коридор и открыла дверь.
Увидев перед собой Степу, застыла на месте. Высокий, в форменной фуражке и кожаной куртке, на смуглом длинноватом лице за дрожащими ресницами улыбаются ласковые глаза.
— Ну, здравствуй, Лелечка!
— Т-ты, Степа?!
В нерешительности Оля стояла и не знала, что делать. Испуг, радость, смятение мешали двинуться с места. Наконец, освободив ему дорогу, медленно, как во сне, повела рукой, пригласила:
— Входи… Раздевайся.
Степа смело шагнул к ней, но Оля быстро отпрянула, вытянув руки перед собой, словно защищаясь, и он остановился.
— Ты боишься меня? Лелечка, дорогая, я за тобой. Извини, что так поздно… Давно надо было, а я… Боже, а это что за прелесть?
Он увидел выглянувшую из комнаты маленькую Галю, смугленькую, черноглазую. Подхватил на руки, засмеялся, поцеловал, быстро оглянувшись на Олю, и, бережно опустив девочку на пол, поискал в кармане, протянул конфету.