— Ну и что ты себе думаешь? Всю жизнь так и будешь прыгать как козочка? — требовательно спрашивал Федя. — Пора и угомониться — семья же у тебя!
— Федя, не дави на меня.
— Так я же в твоих интересах! Женское ли это дело!
И Оля прибегала к хитрости:
— Ладно, пусть будет по-твоему: переменю профессию — артисткой стану! Драматической!
Укоризненно качнув головой, он умолкал.
После спортивно-молодежного вечера прошло совсем немного времени, и Оля получила рекомендательное письмо от Ленинградского обкома комсомола. В первый момент от радости сильно застучало сердце, и сразу же стало страшновато — ведь там, в академии, экзамены. Но теперь уж никак отступать нельзя. Беспокоила мысль о Феде — ему ничего пока не известно. Как отнесется он ко всему этому? Она знала, трудно будет договориться с ним, обидится не на шутку: только недавно переехали из тесной комнаты в новую квартиру…
Когда Федя вернулся из очередного рейса, Оля, не откладывая в долгий ящик, сразу же сообщила:
— Знаешь, Федя, я собираюсь поступать в Военно-воздушную академию.
— Когда это ты придумала? — засмеялся он, но чувствуя, что на этот раз Оля не шутит, насторожился.
— Окончательно — только теперь. А вообще-то я об этом думаю уже несколько лет.
— Вот как? Что-то не слышал. А мы — куда? Или не нужны тебе больше?
В голосе его прозвучала обида, недаром он объединил себя и дочку Галочку, как бы предостерегая — дочка останется с ним.
— Ну почему же не нужны? Зачем ты так? Понимаешь, Федя… Учиться я хочу. В академии.
— Обязательно в академии? Но это же в Москве!
— В Москве.
— Ну?
— Значит, поеду в Москву. Пока, конечно, одна, а потом… Надо сначала поступить. Да ты же в Москву регулярно летаешь!
Он горько засмеялся, не сводя с нее печального взгляда, промолчал и с застывшей улыбкой произнес:
— Мало ли куда я летаю… Значит, на семью тебе наплевать. Ну, а экзамены? Тебе ж не сдать, люба моя!
— Подготовлюсь. Еще три месяца.
— Глупости! Выбрось из головы! — решительно сказал он.
— Я серьезно, Федя. Вот и рекомендательное письмо.
Он не стал смотреть, махнул рукой, не поверив, что Оля все же настоит на своем. Однако настроение у него упало.
До поры до времени Оля решила не заговаривать больше об академии, но раздобыла учебники и подолгу просиживала над ними. Многое забылось за несколько лет, приходилось вспоминать, учить заново. Сложнее всего оказалось с химией, которую Оля никогда не любила, почти не знала и, что ужаснее всего, не хотела знать.
Часто прибегала Рая, энергичная, напористая, создавала атмосферу подъема, горячо одобряла Олю.
— Молодец, Лелька! Зубришь? Не сомневайся — примут! С такими данными! А письмо какое! Мы тебе тоже характеристику дадим, я так распишу тебя — в тот же миг схватят и не отпустят!
Сверкая ровными белыми зубами, Рая посмеивалась, щурила красивые ласковые глаза. Два года назад после возвращения из Москвы она стала работать инструктором, и ее, способную, неутомимую, выбрали секретарем комсомольского комитета аэроклуба. На этой работе она буквально горела, всех тормошила, тянула, отчитывала, подбадривала.
— Химию боюсь, — призналась Оля. — Терпеть ее не могу.
— Ты — химию? — удивилась Рая. — Да это же прелесть! Все вокруг нас — химия! Всюду в природе химические процессы. Вот возьмем хотя бы…
— Ну, ладно, ты мне сейчас голову не морочь. Как-нибудь сдам.
— Сдашь, конечно, сдашь! Слушай, Лелька, по секрету скажу — я тоже собираюсь в Москву.
— Из-за Жени? Значит, он согласился?
— Да, его туда переводят. Но главное — буду там летать в пилотажной женской пятерке, понимаешь? Акробатикой будем заниматься, в воздушном параде участвовать. Девчата зовут, скоро начнут тренировки. Там Женя Прохорова, Лера Хомякова — золотые девчата! Как хорошо жить на свете, Лелька! Нет, ни на что не променяю полеты!
Оля погрустнела: а у нее как сложится с полетами? Машинально взяла со стола учебник, посмотрела на обложку — химия! И швырнула в сторону. Что, если в академии не дадут летать? Скажут — времени не хватает, лекции нужно слушать, к занятиям готовиться, да и вообще — инженеры, зачем летать… Может, на другой факультет? Нет, тогда лучше совсем не поступать — только на инженерный!
— Ты что, Тарзан? Боишься, летать не дадут? — мгновенно догадалась Рая.
Отвернувшись, Оля молчала, раздумывая.
— Тогда сбегу, — сказала наконец.
— Правильно, Лелька! Лучше летать, чем киснуть в инженерах! Но ты зубри, зубри! Не вздумай бросать! По-моему, все будет зависеть от тебя. Я знаю — все летчики там тренируются, и на инженерном тоже. Ну, мне пора, я побежала!
И Оля продолжала готовиться к экзаменам.
Мария Павловна не отговаривала Олю, наоборот, поощряла ее в решении учиться в академии.
— Ты, Леля, должна прочно стоять на собственных ногах. А главное — никогда не поддавайся мещанскому влиянию, оно губит в людях все высокое, истинно человеческое, — говорила она.
Перед самым отъездом Оли мать посоветовала:
— Лелька, не вздумай одеться как мужлан! Оденься как можно элегантнее, чтобы на тебя было приятно смотреть. Ведь ты не скроешь, что ты женщина, так будь же по крайней мере привлекательной!
Послушав мать, Оля надела свой модный темно-синий костюм с узкой длинной юбкой, белоснежную кофточку, туфли на высоком каблуке.
В день отъезда погода была пасмурная, ветреная, моросил дождь. В плаще и легкой светлой шапочке, которая еле держалась на уложенных вокруг головы косах, с тяжелой сумкой, где лежали книги, Оля вышла на улицу вместе с Федей. Молчаливый и хмурый, он нес в обеих руках вещи, останавливался каждые двадцать шагов, в сердцах ставил чемоданы на мостовую, спрашивал:
— Ну, не передумала?
— Нет. Пошли, Федя! Опоздаем на поезд!
— На поезд! О чем ты только думаешь? Бросила ребенка…
— Да ведь я учиться еду, Федя! Сдам экзамены, заберу Галю…
— А — я? Меня уже и не считаешь!
— Ладно, пойдем!
— И какие экзамены? — не унимался он. — Семь лет прошло — все давно выветрилось.
— Бери чемоданы!
— Не возьму!
— Тогда я сама…
Поправляя сползавшую шапочку, Оля с решительным видом бралась за чемоданы, но он выхватывал, и они шли дальше по мокрой мостовой, пока Федя опять не останавливался. Тронув пушистый светлый кепи, покрытый дождевыми каплями, засовывал руки поглубже в карманы кожаного реглана, сжимал там в кулаки, чтобы успокоиться. Изменив тактику, начинал ласково уговаривать:
— Слушай, рыбонько, ну что тебе не сидится? Ты ж всю жизнь мою разбиваешь…
— Но почему, Федя?
— Эх… Ну подумай — как мне потом с тобой рядом, с академиком? Ты и смотреть на меня не захочешь.
— Какие глупости! Идем скорее, Федя! Опоздаем!
— А может, ты — к нему?
— К кому?!
— Сама знаешь. Если это так…
— Я тебя предупреждала, Федя, не смей даже в мыслях, иначе я… Иначе пожалеешь!
— Ну ладно, ладно. Чем я тебе не угодил?
Оля спешила, спотыкаясь на каблуках. За ней уныло, сутулясь, шагал Федя, понимая свое бессилие.
Оставалось четыре минуты до отхода поезда, когда они остановились у вагона. Только теперь Оля вдруг по-настоящему осознала, что в ее жизни произойдет крутой поворот. Выдержит ли она? Впереди — несколько лет учебы, армейская жизнь. Что там ждет ее в этом новом плавании? Уезжая от семьи, от любимой работы, она чувствовала себя виноватой, хотя не признавалась в этом ни Феде, ни даже самой себе. Но если бы ей предстояло заново решать, она бы поступила точно так же: ее влекла, неудержимо тянула за собой жажда нового, желание испытать себя.
Обняв Федю, она посмотрела ему в лицо — его темные глаза подозрительно блестели. У Оли сжалось сердце, запершило в горле.
— Ну, Федя…
Он порывисто поцеловал ее и поспешно стал поднимать вещи, провожая Олю в вагон. Преодолев себя, в последние минуты он держался бодро.
— Ну, академик, если засыплешься, шли телеграмму — встречу с оркестром!
— Не надейся, Федя!
— А химия? — напомнил он.
— Вызубрила!
Когда поезд тронулся, он пошел рядом, стараясь не отстать от убегающего окна, из которого усиленно махала рукой Оля.
— Я скоро прилечу! Жди! — крикнул на прощанье.
Несмотря на внушительную рекомендацию и характеристику, Олю не сразу допустили к экзаменам — женщин, как правило, в военные академии не принимали.
— Да, у вас все документы в порядке, но это еще далеко не все. Зайдите к начальнику академии, поговорите с ним. Если разрешит… В общем, поговорите с начальником академии, — посоветовали ей в приемной комиссии.
Перед тем как войти в кабинет, Оля постояла в коридоре у окна, собираясь с мыслями.
— Простите, вы здесь работаете? — услышала она голос и обернулась.
Светлоглазый лейтенант с загорелым лицом смотрел на нее, чуть улыбаясь.
— Нет. Я просто… Поступить в академию хочу.
— Ну, и конечно, вас не принимают? — догадался лейтенант. — К Померанцеву идете?
— Даже к экзаменам не допускают.
Он сочувственно кивнул, разглядывая Олю.
— Между прочим, я здесь уже встречал нескольких девушек. А вы откуда? Простите, что я расспрашиваю…
— Я из Ленинградского аэроклуба. Инструктор. Ольга Ямщикова.
— Ямщикова? Так вы — планеристка?
Оле было приятно, что он знает о перелете. Да и сам лейтенант ей понравился — среднего роста, широкоплечий, русые, чуть волнистые волосы, взгляд внимательный и в то же время веселый, даже немного насмешливый, но доброжелательный. Как-то сразу он сумел расположить Олю к себе, и ей захотелось посоветоваться с ним.
— А я приехал из части. Летчик. Владимир Воронов. Так чем же вам помочь? Наверное, вы боитесь, что он вам откажет? И тогда — все?
— Да. Вот и думаю, что сказать ему.
— Знаете, мне приходилось встречаться с ним. Думаю, он человек добрый. Скажите ему прямо, что у вас есть летный опыт, что вы любите авиацию… Он поймет. Кстати, он сам — летчик. Не бойтесь — идите. Хотите, я подожду вас?