— Тогда все в порядке. Начнем с этого самолета.
Это было днем, после обеда. Небо прояснилось, по-весеннему пригрело солнце, взлетная полоса высохла после короткого быстрого дождя, освежившего воздух, и призывно поблескивала, убегая вдаль. Оле разрешили сделать несколько ознакомительных полетов на новом, но уже облетанном самолете.
Чистенький светлый истребитель послушно ждал, когда придет и сядет в кабину пилот. У самолета прохаживался техник. Увидев Олю, которая шагала прямо к истребителю, он замер на месте, недоверчиво и подозрительно хмыкнул.
— Готов? — спросила Оля и, не услышав ответа, более требовательно повторила: — Самолет готов?
— Готов, — вяло сказал техник.
Сделав вид, что не замечает его настроения, Оля улыбнулась и сама себя подбодрила:
— Отлично!
Очень важно перед полетом сохранить бодрость духа и уверенность в себе — у нее это всегда получалось. Больше того, даже если и были какие-то тревоги, огорчения, неприятности, она немедленно забывала о них, как только усаживалась на свое место в кабине и бралась за ручку управления. Так было и на этот раз.
Надевая парашют, она пока еще продолжала жить земными заботами, от которых сегодня трудно было отрешиться. С непривычной поспешностью застегивала лямки — все казалось, что в последний момент полет отменят.
— Значит, полетите? — спросил неожиданно техник с сомнением и, как показалось Оле, с иронией.
— Полечу! Обязательно полечу!
Тогда он повел головой, усмехнулся и, тронув обеими руками крыло, стал любовно гладить гладкую поверхность, негромко приговаривая:
— Ой, как жаль машину! Совсем новая… Хорошая… До чего жаль!..
Слегка покраснев, Оля промолчала и решительно села в самолет. Сразу почувствовала себя полной хозяйкой, знакомое ощущение подъема и уверенности пришло к ней, как обычно в эту минуту.
Она порулила к старту, где ее уже ждали.
— Напоминаю, Ямщикова — три полета! Выполняйте! — крикнул Прошаков, который заранее дал ей все инструкции, хотя полеты были самыми простыми.
Получив разрешение на взлет, Оля дала газ, и машина побежала по бетонке. Зная, что на нее смотрят, Оля чувствовала себя как на экзамене, но ни чуточки не боялась. Наоборот, летела как птица, вырвавшаяся на волю. Если в первом полете она обращалась с машиной с некоторой осторожностью, изучая ее возможности и особенности, то уже во втором и третьем, убедившись, насколько легок и послушен истребитель, смело, по-фронтовому, взлетала под крутым углом, разогнав самолет у земли, и так же лихо садилась, подводя его совсем низко к земле и лишь в последний момент перед посадкой выпуская шасси. Получалось эффектно, и Оля, довольная собой, подумала, что Прошаков при всем желании не сможет ни к чему придраться.
Когда она села и зарулила на место, техник встретил ее широкой улыбкой на загорелом обветренном лице. Глаза его искрились, он был неузнаваем. Бросившись к самолету, влез на крыло и буквально на руках вынес Олю.
— Ши-кар-но! Ну, спасибо, спасибо!.. Ши-кар-но!
Но не так думал Прошаков и остальные.
— Капитан Ямщикова, что это за посадки? Я спрашиваю — что это за цирк?!
Ничего не понимая, Оля вздернула брови, округлив глаза. Кажется, все было хорошо, даже — отлично! И особенно посадки, которые она умела делать мастерски, без задоринки — словно припечатывала самолет.
— Товарищ подполковник, я же нормально…
— Какое — нормально! Где — нормально?! Чтоб я больше не видел этих фронтовых штучек, ясно? Забудьте напрочь! Вы — испытатель! А значит — везде осторожность, осторожность и еще раз осторожность! Мыслимое ли дело — выпускать шасси у самой земли! А если не выпустится? Если неисправно? Успеете на второй круг? Или, чего доброго, самолет — опытный, второго такого нет?.. Мало ли что может случиться с ним… Лихачество свое бросьте!
— Ясно, товарищ подполковник.
— Вот так.
Успокоившись, он хотел что-то добавить, но сдержался — хвалить после головомойки не следовало, однако Оля поняла, что других замечаний у него нет.
— Еще три полета! — разрешил он и дал дополнительное задание.
Наконец Оле поручили провести настоящие испытания. Правда, несложные, но требовавшие определенного умения и опыта. Во время контрольно-летных испытаний серийного самолета Як-9 предстояло проверить работу опытных фотоустановок в различных режимах полета. Оля должна была фотографировать с воздуха указанные объекты и участки местности.
Держалась она спокойно и уверенно, стараясь никому не показать своей радости, но все видели — в глазах ее загорелся задорный огонек и бегали бесенята: вот теперь она будет на равных с другими летчиками и пусть только кто-нибудь попробует отнестись к ней иначе. В сущности, задание было простое — строго выдержать каждый режим полета, провести самолет на заданной высоте точно над указанными в плане пунктами, выполнить все необходимые операции по фотографированию…
Ведущий инженер, с которым ей предстояло работать, узнав, что на этот раз испытания будет проводить женщина-летчик, был явно разочарован. Однако в присутствии Оли он ни словом об этом не обмолвился. Очень сухо поздоровался и, стараясь не смотреть ей в глаза, стал монотонно объяснять задание с таким видом, будто его вынудили это делать, но он не сомневается, что говорит впустую. Когда он кончил, Оля, которой теперь уже никто не мог испортить настроение, кивнула и коротко сказала:
— Понятно.
— Все ясно? — спросил инженер, прищурив глаза. — Никаких вопросов? Никаких?
Теперь он так пристально смотрел на нее, открыто не доверяя ей, что Оля в первый момент смутилась, но тут же, быстро продумав предложенный ей план, вдруг сообразила, что в нем есть какая-то непоследовательность. В полете будет не совсем удобно выполнять этот план в том порядке, в котором он был намечен инженером. Что же он — недосмотрел или проверяет ее?
— Вот только лучше сначала фотографировать на этой высоте, — заметила Оля, указывая в листок, — а уж потом спуститься. Так легче… Для летчика так легче, — уточнила она.
Инженер удивленно поднял брови, подумал, глядя в листок.
— Пожалуй… Верно. Абсолютно верно! Так и делайте, — оживился он, и постное лицо его сразу подобрело.
Оля поняла — инженер просто не подумал, как удобнее летчику, ему нужны были результаты. Но ее замечание, говорившее о том, что она хорошо знает свое дело, обрадовало его.
Когда испытания были закончены и вся программа успешно выполнена, инженер пришел благодарить Олю.
— Я очень признателен вам. Получилось отлично. Честно говоря, я как-то… не ожидал. Знаете, женщин-испытателей не встречал. Весьма признателен.
Оля была счастлива — начало хорошее. Летчики подбадривали ее:
— Лед тронулся, Ольга! Жми дальше!
Время шло, и Оле стали поручать все более сложные задания, с которыми она вполне справлялась.
Как-то утром на аэродроме подошел к ней Кубышкин, Олин непосредственный начальник, с которым у нее с самого начала сложились хорошие, дружеские отношения.
— Ямщикова, тут есть заявка на испытание высотности опытной маслосистемы. А все летчики, как на зло, заняты.
— Давай! — поспешно сказала Оля.
— Только учти — работа грязная и нелегкая…
— В каком смысле?
Оля знала, что Кубышкин полностью доверял ей — так в чем же дело? На ее вопрос он ответил улыбкой — ему было известно, с каким желанием бралась она за любые испытания.
— В каком смысле? Да в самом прямом. Во-первых, маслосистема. Сама понимаешь, что это такое — с ног до головы в масле… Не отмоешься!
— А во-вторых?
— Ну а во-вторых — если масло выработается, значит, посадка без двигателя. Правда, у тебя это, кажется, получается здорово.
Действительно, садиться точно у посадочных знаков с отключенным двигателем Оля умела мастерски. С любой высоты делала точный расчет — ни малейшей ошибки.
— Ладно, можно без предупреждений. Где машина?
Заданию она была рада — это было интересней, чем фотоустановки…
Немало полетов сделала Оля на самолете Як-9, проверяя работу опытной маслосистемы на больших высотах. Система еще не была доведена и отрегулирована, масло выбивалось наружу, текло и быстро расходовалось. Выработав весь запас, вся забрызганная маслом, грязная, но счастливая, Оля опускалась с «потолка», с высоты одиннадцати-двенадцати тысяч метров, и частенько садилась с отключенным двигателем.
— Я — «Барс-19»! Я — «Барс-19»! Дайте посадку. Иду без двигателя! — сообщала она на землю.
В наушниках звучал измененный до непохожести голос Прошакова, руководившего полетами:
— Внимание, внимание! Очистить посадочную полосу! «Барс-19» садится без двигателя! Немедленно очистить полосу!
Она садилась, докладывала о проведенных испытаниях и шла отмываться.
— Ну и работку тебе дали! — посмеивались над ней. — Кто это тебе удружил, неужели Кубышкин?
— Ничего, мы не гордые! — отвечала Оля, чувствуя к Кубышкину только благодарность.
Володя, который испытывал бомбардировщики и летал в другом отряде, после полетов встречал Олю, и вместе они возвращались домой, обмениваясь впечатлениями, иногда советуясь.
— Ты, Ольга, не сердишься на меня? — спросил он однажды. — Только честно!
— За что?
— Ну, втравил тебя в это дело. Уговорил тогда. Теперь все думаю — зачем? Ты ведь инженер, жила бы тихо, спокойно, без испытаний.
Оля укоризненно качнула головой.
— И без тебя?
Он негромко засмеялся, по привычке запрокинув голову. Смех у него был мягкий, гортанный. Оле нравилось, как смеется Володя, может быть потому, что случалось это редко — обычно он лишь улыбался и глаза его оставались серьезными.
— Ну нет! — возразил он. — Я говорю о полетах. Запомни — без меня ты будешь жить только в одном случае: когда меня не станет.
— Не хочу ни без тебя, ни без полетов! — быстро сказала Оля. — И вообще на эту тему — хватит!
Володя положил ей руку на плечо, легонько похлопал, успокаивая.