Вначале Аня попробовала снять зажимное кольцо руками — не удалось. Кольцо не поддавалось…
Аня вытащила из сумки торцовый ключ, молоточек, отвёртку… Зажала кольцо ключом… Мягко повернула: «Раз… Два…» — Ни с места. С силой повернула ключ ещё раз: звякнув о металл, кольцо свалилось на пол… Бомба чуть качнулась. Девушка выждала секунду, вторую и на четвереньках пододвинулась к корпусу бомбы со стороны, где лучше виден взрыватель.
Горло пересохло. Хотелось пить.
«Спокойно, спокойно… Раз… Два…» — повторяла про себя Аня.
И, передохнув несколько секунд, снова прикоснулась рукой к бомбе, к взрывателю, вывернула его…
— Фу-у! — только и смогла она произнести и опустилась на обезвреженную бомбу… — Теперь бы глоточек воды…
Аня поднялась и не спеша вышла во двор трамвайного парка.
— Снять оцепление!.. — приказала она.
Более сорока бомб обезвредила Аня, Анна Николаевна Ковалёва. Орден Красной Звезды и медаль «За оборону Ленинграда» — её боевые награды.
ВИТЬКА КИСЕЛЁВ, БОРИС РАНГ,СТАСИК БАРТАШЕВИЧ И ФАШИСТСКИЙ АС
В июне сорок первого года Витьке Киселёву исполнилось четырнадцать лет. У него были два самых близких дружка — Боря Ранг и Стасик Барташевич. Жили все они в одном дворе, учились в одной школе.
Поздней осенью в городе стало совсем трудно. Пришёл голод. Хлеба выдавали рабочим 250 граммов, а всем остальным по 125 граммов. Это было уже пятое снижение нормы в блокадном городе…
— Что же, сынок, что будем делать? — с тревогой спросила Витьку мать.
— Собираюсь идти работать. Многие ребята из нашей школы — уже рабочий класс. Наш комендант дома, Дарья Матвеевна, предложила на кровельщика идти. Нужное дело… Сколько крыш худых от бомбёжек!
…На третий день обучения мастер, старый опытный кровельщик, сказал Витьке:
— Молодец, парень! Завтра пойдёшь на работу самостоятельно. Чую, получится из тебя толк. В четыре руки станем работать…
И на другой день Витька уже ставил заплаты на крышах своего и соседних домов.
Ночью с четвёртого на пятое ноября стоял сильный мороз. Светила луна. Фашисты бомбили город. Рёв бомбардировщиков, залпы зенитных орудий и треск пулемётов слились в один страшный гул…
— Воздушная тревога! Воздушная тревога!..
Женщины и дети, пожилые люди и все, кто не дежурил в этот час, торопились в бомбоубежища.
Виктор, Борис и Стасик поспешили во двор занять места дежурных на крыше. Только ребята подошли к пожарной лестнице, что вела на крышу дома, как над головой бабахнуло…
— Ложись, ребята! Фугаска! — крикнул Витька. — Рванёт сейчас…
Бросились ребята на землю. Лежат. Тихо. Взрыва нет. «Значит, — соображает Витька, — фашисты сбросили зажигалки».
Витька поднялся на крышу… Глядит — стоит на крыше, у карниза, пошатываясь, человек, орёт что-то, ругается, а над ним на радиоантенне парашют. Догадался Витька — немец. Не растерялся, закричал ребятам:
— Здесь лётчик! Фашист с парашютом!..
Услышали ребята — и за старшим по объекту. А старший приказал Стасику бежать в военную комендатуру. Сам же с Борисом на крышу, к Виктору на помощь.
Выскочили на крышу — видят: немецкий лётчик и парашют над ним…
— Ком хир! Ком хир! — крикнул старший. — Поди сюда!
Лётчик ругается, а сам ни с места. Шагах в трёх от него что-то чернеет на снегу.
— Осторожно, ребята! Тихо! Может, это граната? — сказал старший по объекту и шагнул к чёрному предмету, поднял его…
— Пистолет… То-то ругается!
Пригляделись ребята — не может с места сойти фашист… Спускаясь на парашюте, лётчик продавил крышу и одной ногой застрял в пробоине.
С трудом вытащили его, свели вниз, во двор. Там поджидали уже Стасик и патруль.
В комендатуре лётчика обыскали, отобрали документы…
— Ишь ты! — сказал капитан, рассматривая документы. — А ну, расстегнись!.. — капитан показал, что надо делать.
Лётчик понял, расстегнулся, и ребята увидели — на кителе у него немецкие кресты…
— Смотрите, ребятки, какого «гуся» вы поймали. Знаменитый фашистский ас!..
На другой день ребята прочли в газете, что фашистского аса сбил в ночном бою лётчик младший лейтенант Алексей Тихонович Севастьянов. За этот подвиг он был награждён орденом Ленина.
Виктор Киселёв, Борис Ранг, Станислав Барташевич были награждены медалью «За оборону Ленинграда».
КУСОЧЕК БЛОКАДНОГО ХЛЕБА
В окружённом врагами Ленинграде оставалось два с половиной миллиона человек. Только детей было четыреста тысяч — остались те, кого не успели эвакуировать.
Стояла зима сорок первого года. Первая блокадная зима. В городе не было света. Не было воды. Морозы доходили до тридцати градусов и более.
…Димка и Фимка считались во дворе бойцами противопожарной обороны. Они помогали старшим бороться с «зажигалками» и всё свободное время проводили на крыше дома.
В этот день было особенно холодно… Сначала ребята обошли крышу, проверили — всё ли в порядке. Потом зашли на чердак и устроились на ящике с песком. Здесь не так донимал холодный ветер.
— Ой, как есть хочется! — сказал Фимка и посмотрел на друга.
— Терпи! И мне хочется. Терплю ведь! Ты думаешь, хлеб теперь — это просто хлеб? Получил паёк, сто двадцать пять граммов, и ешь сразу? — сказал Димка.
— А как же? Думай не думай — хлеба больше не станет…
— Не скажи… Паёк-то можно есть по-разному, — рассуждал Димка.
— Как это по-разному?.. — не сдавался Фимка.
Димка поднялся с ящика, подошёл к выходу на крышу, прислушался. Тихо. Посмотрел на небо. Тоже как будто спокойно…
— Каждый человек, Фимка, должен сейчас найти самый «сытный» способ есть хлеб. Надо суметь, чтоб не сразу паёк в животе оказался. Меня этому мамка научила.
— Как это — самый «сытный»?
— А так! Одни по крошечке едят, чтоб дольше хлеб во рту был. Другие режут паёк на тоненькие пластинки. Отрежут и жуют.
— Нет, не могу я удержаться, Димка! Кусочек-то такой ведь ещё меньше. Съешь и не заметишь…
— А вечером как?
— Вечером мама придёт с работы. Посмотрит, вздохнёт… Отрежет мне кусочек от своего пайка… На, скажет, ешь, голова садовая.
— И ты ешь?.. Так она же работает… Ей же больше надо, чтобы силы сберечь… Будешь так дальше делать, не стану с тобой дружить… Понял?
— Понял, — хмыкнул Фимка. — Но есть-то так хочется…
— Хочется, хочется!!! Мне вот на крышу хочется… На небо поглядеть — не летит ли фашистский «Юнкерс», — рассердился Димка. — Давай, шагай за мной…
Где ступая смело, где осторожно, поддерживая друг друга, ребята осмотрели покрытую снегом крышу, взглянули на небо, успокоились и снова вернулись на чердак.
— У нас с мамой полный порядок, — продолжил разговор Димка. — «Получил паёк, раздели на три кусочка, — говорит мне мама. — Утром кусочек — на завтрак. Днём кусочек — на обед. Вечером — ещё кусочек, граммов сорок… Так и продержишься день…»
— Я тоже паёк на три части буду делить, — сказал Фимка.
— И правильно! Ты думаешь — бойцам много больше дают. Не очень-то. А они с фашистами дерутся. И мы с тобой тоже защитники Ленинграда, на боевом посту. Выходит, и нам надо держаться.
ДОРОГА ЖИЗНИ
Город-фронт жил и боролся. Но продуктов в городе оставалось всё меньше и меньше. Положение создалось тяжёлое.
И тогда было решено проложить дорогу по льду через Ладожское озеро, сразу как только замёрзнет на озере вода.
И 17 ноября рано утром из рыбачьего посёлка на западном берегу озера вышла группа разведчиков. Тридцать бойцов. Вёл группу воентехник 2-го ранга Василий Соколов. Группе было дано задание разведать и проложить ледовую трассу…
На лёгких санях смельчаки везли пешни, вешки и инструменты…
Пешнями пробивали ямки на льду и ставили вешки, которые обозначали направление будущей дороги. По ней должны пойти машины с продуктами — помощь голодающему Ленинграду.
То и дело слышалась команда: «Ложись! Воздух!» и над бойцами пролетали фашистские истребители. Одетые в белые маскхалаты, разведчики сливались со льдом. Истребители их не обнаруживали…
Налетал сильный ветер, валил вешки. Разведчики не раз возвращались и снова ставили их, укрепляли.
Леденящий ветер пробирался под полушубки. Валенки уже не грели ноги. Меховые рукавицы не спасали от мороза… Но разведчики продолжали двигаться по хрупкому льду озера. Они исследовали участок за участком будущей дороги, замеряли глубину озера, толщину льда… Результаты разведки доложили Военному Совету фронта.
19 ноября по льду был пущен пробный рейс — конные обозы. Лёд был ещё слабый, и машины с грузом пустить не решились. Лошадей запрягли в сани. На каждую подводу уложили четыре-пять мешков муки. Лёд выдержал этот груз.
Ночью 22 ноября с Большой земли по льду озера пошла первая колонна автомашин. Шестьдесят «газиков». По пятьсот килограммов груза на каждой машине. Командиром первой колонны был Василий Антонович Порчунов.
Машины одна за другой, соблюдая интервалы, двигались по следу санного обоза. Двигались с потушенными фарами, в сплошной темноте. Только изредка вздрагивали фонарики сигнальщиков, стоящих на трассе и указывающих путь. Дверцы кабин машин были открыты.
Лёд хрупал под колёсами. Из-подо льда выбрызгивалась вода. Вдруг под одной из машин лёд затрещал. Машина завалилась назад. Продавив под собой лёд, она погружалась в воду… Шофёр выскочил из кабины… Машина затонула. Остальные машины колонны, изменив направление, взяв чуть в сторону, обходя полынью, продолжали двигаться вперёд, к городу…
Вот и берег. Впереди изредка мелькали огоньки сигнальщиков. На берегу толпились люди. Они встречали первую колонну машин.
Вот первая машина выехала на берег. Все бросились к ней, вытащили из кабины водителя и стали поздравлять его, благодарить… Подошли и другие машины. Ледовая дорога, «Дорога жизни» — так назвали её ленинградцы, начала действовать.