Говоря короче, Антошка кое-как выстоял, а вот выстоял бы Ферлих — еще неизвестно.
На счастье островного волшебника, Гень был достаточно опытным хотя бы из-за изрядного количества прожитых лет и потому кое-как сумел укротить разошедшихся магов, взять дело в свои руки и с третьей попытки превратить Ферлиха в того, кем он был в начале заседания.
Некоторое время спасенный лишь судорожно дышал да таращился на соратников налитыми кровью от пережитого глазами. Некоторые наиболее дальновидные волшебники начали потихоньку пятиться, остальные же возбужденно толкались прежней толпой да шумно обсуждали случившееся.
— Пойдем отсюда, — Сковород тихонько потянул Антошку за ближайшую колонну.
— Зачем? — не понял богатырь.
— Сейчас поймешь, — многозначительно произнес приятель.
Антошка решил, что маг хочет наедине сообщить ему нечто важное, например поблагодарить за включение в состав экспедиции, и потому покорно двинулся следом.
И тут что-то полыхнуло и громыхнуло.
Первой мыслью Иванова было, что коварный и злобный Брит пронюхал про их планы и решил одним предательским ударом покончить со всеми своими врагами.
По логике наличие первой мысли подразумевает хотя бы вторую, однако тут громыхнуло еще раз, да так, что первая мысль осталась единственной. Проще же говоря, Иванов элементарно потерял сознание и потому пропустил нечто интересное.
Интересным было то, как немногие сохранившие облик и рассудок волшебники, позабыв про заклинания, скрутили виновнику руки и принялись старательно убеждать его, что он не прав.
Убеждениям Ферлих внял довольно быстро. Да и как не внять, когда, несмотря на творческую специальность, кулаки у магов были крепкими? Ферлих еще долго продержался, другой бы пал под таким градом в пять секунд, островной же волшебник сопротивлялся все десять, да потом еще дергался столько же.
Как истинный герой, Антон был профессионалом в битвах и драках. Поэтому разыгравшееся действо наверняка бы доставило ему удовольствие, а то и побудило бы принять участие на той или другой стороне.
Ни поучаствовать, ни хотя бы полюбоваться потасовкой не пришлось. Когда Антошка очнулся, все не то что окончилось, но даже некоторые следы происшедшего были уже ликвидированы. Колонны подправлены и подкреплены, столы водружены на место, разбитая посуда подобрана и унесена, оказавшиеся на полу яства скормлены собакам, а вместо них спешно принесены новые. Только пятна копоти и напоминали о неадекватной реакции Ферлиха на невинную ошибку, но мало ли пятен в любом жилище Огранды?
Пострадавшие колдуны были приведены кто в сознание, кто в прежний облик, и теперь все сборище плело чары вокруг заморского гостя, дабы он напрочь забыл о последних событиях и воспылал ревностью к общему делу.
Что до Антошки, то о нем волшебники или забыли, или, как люди опытные, решили, что герой просто обязан периодически получать свою долю шишек. Так сказать, издержки профессии, к которым истинный воин всегда относится стоически. Так же, как и к лаврам, и к прочим медным трубам.
К чести Иванова, он не обиделся. Если же честно, то и не понял, что именно с ним произошло. Сидел, пил, ел, потом почему-то вскочил, а тут полыхнуло, в глазах или наяву — и не разберешь. В застолье и не такое бывает. На кого же обижаться? Наоборот, если бы все суетились вокруг него — это было бы явное оскорбление, неверие в геройские силы. Антошка был доволен, что вроде бы никто и не заметил его минутной нестойкости, и демонстративно стал пить и есть за троих.
— Значит, поедете втроем, — словно ничего и не произошло, произнес Гень.
— Да, — чуть торопливо отозвался Иванов, затем в его мозгах что-то шевельнулось, и он поправился. — То есть нет.
Собравшиеся взглянули на него с явным непониманием, и богатырю пришлось пояснить:
— Мы отправимся впятером. Со мною еще пойдут мои спутники.
Ему было немного неловко. Ни Ольгерда, ни Джоана на съезд не пустили, статус не позволял. Хорошо хоть Антошка вспомнил о них, а то как смотреть в глаза своим сподвижникам? Сам отправишься на подвиг, их же обречешь сидеть в покое и праздности. Не по-дружески это! Да что там не по-дружески! Скажем прямо, попахивает предательством, а последнее герою не прощается.
— Они согласны? — Геню потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить о свите героя.
— Еще бы! Это же настоящие львы! Так и рвутся в бой! — пылко заверил Антон.
Настоящих львов никто из магов не видел, однако слово было знакомо и служило прекрасной рекомендацией.
— Надо бы их сюда пригласить, — заметил кто-то из магов.
Предложение несколько запоздало. Пока длилось заседание и ликвидировались некоторые последствия, Ольгерд с Джоаном успели порядком расслабиться и теперь сладко спали в полном неведении о свалившейся им на головы удаче. Как и подобает истинным львам, которые, как известно, готовы спать по двадцать часов в сутки.
Тут и колдуны впервые задумались о времени. Оказалось, оно давно перевалило за полночь, и скоро собиралось наступить утро. При этом известии все сразу почувствовали усталость и стали расходиться по отведенным комнатам.
Антошка — не магам чета — был готов продолжать пир, но что за пир в одиночку? Пришлось покинуть пустой зал, утешая себя тем, что пиров будет еще много и сейчас гораздо лучше немного отдохнуть перед дорогой.
Вспомнив о цели, Иванов довольно улыбнулся. Он так и заснул с улыбкой, вопреки ожиданиям, сразу. А вот проснулся с трудом и довольно мрачным.
Но каким еще можно проснуться после затянувшегося пира?
23
— Что это хозяева суетятся? — В утренней мрачности поэт отнюдь не уступал герою.
Как бы ни были толсты стены, однако даже через них было слышны крики и топот возбужденно носившихся по коридорам волшебников.
— И в самом деле, с чего бы? — буркнул Антон.
В следующее мгновение от его угрюмости не осталось и следа.
— Собирайтесь быстрее! — Иванов спал одетым и потому ему самому времени на сборы не требовалось.
— Куда? — Ольгерд принялся торопливо натягивать сапоги. Вид у него был такой, словно речь шла не об отправлении на подвиг, а о бегстве из вражеского логова.
Впрочем, беспокойство поэта прошло, едва он взглянул на Антона. Герой едва не лучился от счастья, а разве с таким видом кто-нибудь убегает?
Джоан тоже торопливо вскочил. Как и всегда, когда всем доводилось ночевать вместе, оруженосец был в панцире. Антошка мельком отметил сей факт и подумал, что из Джоана со временем будет толк. Да еще какой! Даже Иванов, несмотря на свой явный героизм, кольчугу перед сном старался снять. Разве что когда приходилось коротать ночь одному, он оставался в железе. А оруженосец, как ни странно, наоборот, словно боялся не противников, а собственных товарищей.
Глупость, конечно. Юноша просто элементарно приучает себя к трудностям геройской жизни, как и положено будущему воину.
— Сковород с нами? — не дождавшись ответа на первый вопрос, деловито осведомился Ольгерд.
— С нами.
В порыве чувств Иванов обнял своих спутников за плечи и заговорщицки прошептал:
— Угадайте, куда мы направляемся?
Ему не терпелось поделиться радостью со своими людьми, но и хотелось слегка помучить их, заставить напрячь воображение.
— В Берендею? — с ноткой надежды спросил Ольгерд.
Иванов с легким презрением скривил губы, словно говоря, что уж там-то делать точно нечего.
Других предположений не последовало. Если уж задается вопрос, то явно возникли новые обстоятельства и поход на Чизбурека отложен. Но почему же тогда Антошка так радуется, будто неожиданно получил королевский титул?
— А отправляемся мы с вами за море, где один очень коварный и сильный колдун готовится исподволь уничтожить мир, чтобы потом править тем, что останется, — радостно прошептал Иванов. — Только ничего у него не получится. Мы этого злодея уничтожим. Да так, что и воспоминаний не останется.
Тут он подумал, что тогда и его подвиг будет забыт, и спешно поправился:
— Нет, помнить-то о нем будут, а уж о нас — и вообще. Ты песню напишешь, чтобы в каждом уголке земли люди знали, кому именно они обязаны своим спасением.
Антошка ожидал взрыва восторга, но его не последовало. Джоану по молодости лет было все равно, куда ехать, да и величие грядущего подвига он оценить сразу не сумел. Ольгерд же вздрогнул и вопреки всякой логике пробормотал:
— Увольте, милорд.
— Как? — не понял Антошка.
— Не хочу драться еще и с колдуном. Я, может быть, поэт, но уж точно не герой, — твердо произнес Ольгерд.
— И это мужчина! — пока Иванов обдумывал ответ, воскликнул Джоан.
Восклицание подействовало на Ольгерда довольно странным образом. Он не стал ни возмущаться, ни оправдываться, ни доказывать свою правоту, а лишь уперся внимательным взглядом в оруженосца, будто узрел в нем нечто новое.
Под этим взглядом Джоан неожиданно покраснел, как в книгах краснеют девицы. В книгах, так как в жизни все знакомые Антошке девушки не краснели никогда. А вот парней порою в краску вгоняли как своим поведением, так и своими словечками.
Все так же, не сводя с оруженосца пристального взгляда, Ольгерд отчетливо процедил:
— А ведь знаешь, Антон, я, пожалуй, поеду. Посмотрю, что там за морем творится.
Вдаваться в причины подобной перемены Антошка не стал. Он успел по-своему привязаться к поэту и теперь искренне обрадовался новому решению.
На практике эта радость выразилась в сильном хлопке по плечу и в комментарии:
— Я знал, что ты не устоишь перед таким соблазном!
— Перед таким — да, — рассеянно и непонятно пробормотал Олег. Хлопка по спине он словно и не заметил. — Когда мы отправляемся?
— Как только будет закончен корабль с этим, как его, ветродувом, — пояснил Антошка.
— С ветродувом? — Ольгерд наконец отвел взгляд от Джоана, что-то прикинул и кивнул: — Никогда о таком не слышал, но понятно. Интересно будет взглянуть. Только разве здесь есть море?