ние, колесование, сожжение и утопление будет восприниматься как чрезмерно либеральное и милость.
По мере перечисления преступлений спутники Антона стали бледнеть, и лишь сам герой краснел.
— Какой грабеж? У кого мы что отнимали? Да у этих голодранцев и взять-то нечего, кроме их вонючих шкур и дрянных топоров! — Считать себя преступником Иванов отнюдь не собирался.
Язык в Огранде был один, но, похоже, одни и те же слова в разных местах обозначали разные понятия.
— Как — нет? А мы? Наше оружие, припасы, кони наконец корабль с ветродуем. Сказано же: все, вынесенное морем...
— Я? Имущество? — раздельно произнес Антон и грозно шагнул к Ферлиху. — Где написан такой бред?
— Это не бред, а закон, — пояснил в очередной раз Ферлих. — А не написан он потому, что население острова поголовно безграмотно. Поэтому законы здесь неписаны и суды решают каждое дело по образцу когда-то решенного. Дел, подобных нашему, здесь было столько...
Маг красноречиво замолчал, дабы каждый из его спутников мог получше прочувствовать свою судьбу.
— Вы думаете, куда так помчались наши владельцы? — когда судьбы были прочувствованы, спросил Ферлих. — К ближайшему шерифу, чтобы тот срочно принял соответствующие меры. Так что времени у нас осталось очень мало.
А вот этого мог бы и не говорить. У спутников Антона без этих слов пропало настроение и опустились руки. Лишь Иванов, который как истинный герой плевал на все законы, воспылал жаждой деятельности.
— Седлаем коней! У нас нет времени разбираться с местными шерифами. Надо скорее добраться до Брита.
— Каких коней? Да к вечеру половина острова будет занята поисками коварных преступников! У нас есть один-единственный шанс: побыстрее починить корабль и затеряться в море.
— А Брит?! — выдохнул Антошка.
Бросить спасение мира на полдороге — да это не укладывалось в голове!
— Потом вернемся, — отмахнулся Ферлих. — Срока давности по таким преступлениям не предусмотрено, но память людская коротка, а записей, как я вам говорил, никто здесь не ведет.
Для человека простого это был блестящий выход. Но для героя...
Антошка хорошо усвоил, что в делах спасения мира промедление смерти подобно. А то и хуже. Опоздаешь, а мир уже спас другой. Кандидатов в спасители всегда больше, чем разрушителей и завоевателей всех мастей, поэтому сдать экзамен на народного героя удается далеко не всем. Конкурс, знаете ли, слишком велик.
— Наплевать! — И чтобы подчеркнуть основательность заявления, Антошка действительно плюнул.
Утренний ветер изловчился и аккуратно прилепил плевок на Антошкин сапог.
Сапог был грязным, давно нечищенным, но это была грязь, достойная настоящего мужчины. Нечего говорить, что новая добавка украшением служить не могла.
— Наплевать! — повторил Антошка, словно невзначай вытирая сапог о ближайший труп.
— Что? — Для профессионального волшебника Ферлих порою бывал удивительно непонятливым.
Говорить одно и то же слово в третий раз Иванову не позволила гордость. Изобразить его действием — осторожность.
— А других дел, кроме розыска преступников, у жителей острова нет? — пришел на помощь Ольгерд. — Или преступник в здешних краях такая редкость, что население сбегается не столько ловить, сколько полюбоваться на исключение из добропорядочных правил?
Ферлих понял не сразу. Когда же понял, то пренебрежительно скривился. Что, мол, взять с глупого поэта?
— Дел у жителей острова полно. Преступников тоже. Но своих поймать довольно трудно. Они же местные, каждую лазейку знают. Да и у многих такие связи, что лучше сделать вид, будто никого не видишь и ни о чем не знаешь. А пришельцы никаких укрытий не знают, знакомств на острове у них нет, поэтому и отлавливать их одно удовольствие.
— Я типа не понял, — Ольгерд внезапно перешел на жаргон. — А ты типа что, нам незнаком? Или потайных тропинок не ведаешь?
Это было оскорбление, сознательное, наглое. Антошке показалось, что Ферлих сейчас вспылит, попробует обрушить на остальных некую магическую гадость. Пришлось напрячься, приготовиться в самом начале заклинания броситься на волшебника, заткнуть ему рот и зажать пальцы.
Гордости у Ферлиха было хоть отбавляй, однако смелости было явно недостаточно. Маг лишь скользнул взглядом по своим недавним спутникам и горделиво пояснил:
— Я на правах волшебника считаюсь существом экстерриториальным, поэтому местным быть не могу. Но если попадусь вместе с вами, то всыплют мне раза в два больше.
Антошка вспомнил смешанную казнь, полагающуюся таким отъявленным преступникам, как они, и недоуменно спросил:
— Куда же больше-то?
Уже без всякой спеси Ферлих посмотрел по сторонам и зловещим шепотом произнес:
— Они способны на все.
Никакого эффекта фраза не оказала. Антошка был героем, Джоан готовился стать им, Сковород являлся представителем народа, отношение которого к опасностям заключается в магическом слове «авось», а Ольгерд... Неизвестно, что нашло на странствующего поэта, однако он подбоченился так, что со стороны перестал походить на служителя муз и выглядел заправским воином.
При взгляде на своих спутников Антошка почувствовал невольную гордость за род людской. Нет, пусть трусов плодила наша планета, но все же ей выпала честь...
— Двум смертям не бывать. — Рыцарь небрежно махнул рукой.
Он лукавил. Уж себя-то Иванов считал бессмертным.
— Дорогу объясни, — с той же небрежностью, что и рыцарь, заметил Олег.
— Да вы что? Не в своем уме? Пропадете ни за пенс! — Глаза Ферлиха округлились и стали напоминать чайные блюдца.
Ну ладно, не блюдца, а донышки ликерных рюмок. Величиной глаз Ферлих не отличался, пусть они и стали несколько больше от удивления.
Ему, уроженцу острова, было невдомек, как ради спасения мира можно переть против всего мира!
— Если и пропадем, то где-нибудь да объявимся. Твое дело дорогу показать, а остальное — наше. Как было написано в одном не слишком приятном месте: «Каждому — свое», — отрезал поэт.
— Я предупредил, — без всякой уверенности напомнил маг.
— Да, и джентльмены не могут на вас обижаться, — продолжил Ольгерд. — Дорогу.
Последовавшие затем объяснения Ферлиха Антошка пропустил мимо ушей. Имел много случаев убедиться, что как ни слушай, а все равно заплутаешь.
А вот Сковород и Олег не только внимали, но пару раз переспросили, уточняя детали. Оставалось надеяться, что они не сплохуют, приведут куда надо, а уж там Антошка сумеет в полную силу проявить свои богатырские таланты.
Чтобы поторопить наступление сей благословенной минуты, Иванов был готов на все. Даже помочь Джоану готовиться к немедленному выступлению.
Благо подготовка заключалась лишь в седлании лошадей да в навьючивании на них немудреного дорожного скарба.
Они закончили одновременно, одни — навьючивать, другие — выслушивать.
Последний взгляд с высоты седел на берег, трупы и обломки корабля.
— Удачи не желаю, бесполезно. — Ферлих вновь обрел свойственную островитянам спесь. — Но обещаю и клянусь: я отомщу за вас и доведу до конца ваше дело.
«Сам дурак», — захотелось сказать Антону, однако показалось, что данная фраза здесь не очень уместна.
— Лучше корыто свое побыстрее почини, — вместо героя ответил Олег. — А там посмотрим, кому из нас улыбнется счастье.
И было в его словах нечто такое, что заставляло подозревать, будто у поэта есть весомый камень за пазухой. А скорее всего — и не один.
— Хоп!
Кони рванулись, брызнула галька из-под копыт, и один из камешков, к сожалению, не самый большой, впечатался Ферлиху под глаз.
Но уж это была случайность. Наверняка.
27
Ловили аборигены незваных гостей или были заняты другими делами, судить трудно. Большая часть дня прошла в скачке, и никто ни разу не попытался остановить небольшой отряд.
Пейзаж и тот был привычен, словно не было трудного морского путешествия и они до сих пор находились в местах континентальных, хотя и не менее цивилизованных.
Порою встречались деревушки, полуразвалившиеся домики которых в целях экономии были объединены со свинарниками. На полях вяло шевелились крестьяне, одетые в такие лохмотья, что на дороге вполне сошли бы за нищих бродяг. От пару раз промелькнувших в отдалении замков несло вонью, словно и не на горизонте маячили они, а находились совсем рядом.
Предупреждение Ферлиха было настолько свежо, что Антошка не сделал ни одной попытки заехать в гости к собрату по ремеслу. Почему молчали остальные, герой особо не интересовался. Может, все еще отходили от плавания, а может, подобно рыцарю, переживали, что перед спасением мира придется иметь дело с его обитателями.
Кони замаялись, зато и расстояние от берега отмахали порядочное. Учитывая, что береговые собственники удирали пешком, возникла надежда, что отряд уже обогнал их и теперь едет краями, не пуганными появлением преступников и мятежников.
— Привал! — Как ни привычен был Антон к большим переходам, определенная часть тела побаливала, и походка после спешивания мало приличествовала герою.
Остальные выглядели еще хуже. Появись сейчас враги, вполне могли бы справиться с отрядом.
К счастью, несмотря на свое врожденное коварство, враги пребывали неизвестно где. Как и друзья, которые просто обязаны были встретиться героям на дороге.
Из всех четверых один Джоан не повалился сразу на траву. Как истинный оруженосец, он первым делом принялся за разведение костра, дабы накормить уставшего господина.
Руки слушались плохо, все из них валилось, и остальным поневоле стало жаль молодого оруженосца.
— Давайте я лучше наколдую, — сиплым голосом предложил Сковород.
И не просто предложил, а приподнялся и стал разминать пальцы, готовясь к необходимым магическим манипуляциям.
— Не надо, — голос у Антошки был тоже хриплым, но в нем прозвучала такая решимость, что маг немедленно оставил свои занятия и рухнул обратно на травку.