мых перьев торчит стрела. Половил, половил руками барон и свалился... Аббат только рот раскрыл - видно, слуг позвать думал, но вдруг как заревет, словно бык на бойне, и обеими руками схватился за левый бок, а глянь - уж и там стрела. Громко ревел аббат, потом хрипеть начал и улегся рядом с бароном. Все стояли, как столбы, рты раскрыли и не знают, что делать. Карла же как не бывало: словно дух исчез. Прошла минута, другая. Потом все как завопят да как кинутся кто куда. Цепь кнехтов прорвали и рассыпались по всей деревне. Поднялось такое, что и рассказать нельзя: лошади ржут, солдаты ругаются и мечутся во все стороны, мужики бегут, женщины голосят, собаки лают, а дети ревмя ревут. Забрали кнехты своих покойников и убрались восвояси. В деревне поутихло. Собрался я с силами, поднялся и подошел к телу Матея. Снял его и вместе с Властой с помощью соседей похоронил. Народ же посоветовал нам той же ночью, не теряя часа, уйти из деревни. За барона да за аббата всей семье нашей тяжких мук и злой смерти не миновать бы, кабы мы в деревне задержались. Вот мы собрались втроем и пошли. Добро свое и скотину препоручили крестному Божены, старому Болеславу, что в аббатстве лесничим был. Живет он в самом лесу, и монастырь ему доверяет, потому как он их лес стережет. И идем мы от одной деревни до другой, как цыгане, мужики кормят нас и приют дают. Да вот уж с неделю захворала Власта: из сил выбилась, не ест, не пьет, вся почернела, и что ни день - все хуже и хуже. Останавливаться же надолго, пан Ян сам понимает, нам невозможно. А теперь, видно, новая беда пришла. Бедная, бедная Боженка - сирота бездомная... Впереди показались острые шпили башенок, освещенных багряными лучами заходящего солнца. Обоз подходил к Хотебору. Ян Краса был подавлен рассказом. Некоторое время они двигались вперед, не проронив ни слова. Наконец Краса нагнулся к Милану и ободряюще сказал: - Ничего, друг мой, вы поедете со мной в Прагу. В Хотеборе мы пробудем столько времени, сколько потребуется для Власты. А потом двинемся в Прагу: там у меня есть верные друзья, они помогут и о Боженке позаботятся. Для тебя я имею на примете хорошую работу и доброго хозяина. Ты тесто месить можешь? - Тесто? Да еще как! Не только что месить тесто - хлеб какой хочешь выпеку, не хуже что твой пекарь. - Вот и хорошо! Коли так, значит с тобой дело считай слажено: пойдешь к одному пекарю помощником. Есть такой в Новом Месте Якубек - пекарь, добрейший человек. - И, прежде чем Милан успел его поблагодарить, Ян Краса продолжал: - Боженку же, наверно, с радостью возьмут старинные мои друзья - Войтех и Текла Дубы. Он славный оружейник, живет в своем доме на Новом Месте, не бедно. Есть у них два сына и ни одной дочери. Вот они, я думаю, возьмут к себе Боженку и вырастят ее, словно родную дочь. За нее можешь быть спокоен. Я этих людей знаю, как самого себя. - Спасибо вам за все, добрый пан Ян! Вместо ответа Ян Краса, нагнувшись к Милану, проговорил тихо и значительно: - Ты вот смотришь на меня и удивляешься, что это за купец, который берется помочь без надежды иметь с этого корысть. Небось благодаришь, а сам думаешь: как бы не слукавил старик... Так ведь? Ну, ну, не смущайся... И, видя сконфуженное лицо Милана, закончил серьезно и твердо: - Ты слыхал когда-нибудь о Яне Гусе, нашем пражском проповеднике? - Да, что-то говорили у нас. Это не тот поп, что идет против римской церкви и стоит за простой народ? - Он самый. Значит, и до Ганы докатились слова его учения!.. Так вот, Ян Гус, наш учитель и наставник, учит нас помогать каждому обиженному сильными мира сего. Мы же - я и мои друзья - его верные последователи. А я хоть и купец, но не мошенник - ведь, говорят, и среди ворон белые случаются... Вы же хорошо сделали, что убрались из Моравии. Я был на Гане через месяц после вашего ухода, довелось мне там услышать, что все-таки твоих земляков с земли согнали и заставили перейти под власть монастыря. В Листове поселились баварцы и начали разрабатывать серебро. Да однажды налетела ватага каких-то молодцов, деревню спалили, нового старосту-баварца вздернули на том самом дубе, на каком повесили твоего брата. Говорят, что в эту ватагу ушло много молодых хлапов, и называют они себя "ганакские волки". Они уже многих немцев убили. Есть такой слух, что главарем у них совсем еще молодой хлап. Уж не Карел ли твой? - Кто знает... - неопределенно прошептал Милан.
2. НА ПОМОЩЬ ПОЛЬШЕ И ЛИТВЕ
- Кржижаки25 идут, кржижаки, идут! - пронесся вопль ужаса и гнева. Пронесся по землям литовским и польским, докатился и до русских земель. Кржижаки - страшное слово. Кржижаки - это люди, у которых тело и душа закованы в железную броню. Кржижаки - это те, кто с оружием в руках шли с запада на славянские земли, с нашитыми крестами на одежде, но с ненавистью и жадностью в сердце. Кржижаки - это те, кто, захватывая славянские земли, ставили своей задачей уничтожить или онемечить местное население. Вместе с рыцарями шли толпы священников и монахов. Мрачно звонили колокола церквей, багряно пылали костры на площадях, и торжественное пение и звон колоколов не могли заглушить нечеловеческих воплей, доносившихся из смрадного дыма костров. Как высоко занесенный меч, нависла страшная угроза над Литвой и Польшей. Меченосцы уже захватили Жмудь и Добр у Литвы и Добржин у Польши. Литовцам и полякам угрожала судьба пруссов. ...Ратибор покинул Прагу вместе с паном Яном. Сборы были недолги. Войтех не пожалел денег, чтобы снарядить сына на битву. Текле было сказано: - Отправляю Ратибора в Польшу вместе с паном Яном из Троцнова. Приготовь сыну одежду и съестного на дорогу. Через три дня он выезжает. На другой день Войтех вручил Ратибору только что выкованную им лично тяжелую железную палицу с острыми шипами на конце: - Передай, сынок, эту игрушку пану Яну вместе с моим почтением и добрыми пожеланиями. Когда Ратибор преподнес пятнадцатифунтовую палицу своему начальнику, тот повертел ею вокруг головы и лукаво подмигнул Ратибору: - Спасибо Войтеху! Знает мастер, что старому вояке нужно... Добрая погремушка для кржижацких голов! Однако, парень, завтра чуть свет - быть готовым в дорогу у шмерговского шинка, что на Большой площади Старого Места. Там сбор, оттуда тронемся. Вечером семья Дубов собралась за прощальным ужином. За столом сидели Войтех, Текла, Ратибор, Штепан, Якубек, оба подмастерья, Ганка и ученики. Глядя на скорбное лицо Теклы, всем становилось грустно. Беседа не клеилась. Войтех недовольно крякнул и приказал Ганке принести самого старого вина, что имелось в запасе. Войтех поднял свою тяжелую серебряную кружку: - Ну, Ратибор, видать, не быть тебе, как твой отец, оружейником. Другая тебе выпала дорога. Будь же честным воином, бойся фальши и недобросовестности в своем деле, как твой отец избегал в своем. Не посрами седин Войтеха... Долго еще семья оружейника просидела за столом. Каждый поднимал кружку с напутственным пожеланием Ратибору. И только глубокой ночью старое вино успокоило всех глубоким сном, кроме Теклы. Мать не могла заснуть. Но с первыми петухами Войтех разбудил всех. При сером свете наступающего дня Текла перекрестила в последний раз Ратибора и, вытирая набегающие слезы в покрасневших от бессонной ночи глазах, крепко прижала к своей груди, быть может, навек покидавшего ее сына. Ратибор с ноющим сердцем оторвался от матери и крепко обнял каждого. Потом бодро подошел к рослому вороному коню и вскочил в седло. Войтех крикнул вслед ему последние пожелания и снял шапку. Все последовали его примеру. И Ратибор, помахав рукой, отъехал, ведя на поводу лошадь с тяжелым вьюком. Когда первые золотые лучи восходящего над Прагой солнца заиграли на острых шпилях вышеградских башен и колоколен, Ратибор подъезжал к шмерговскому шинку на Большой площади Старого Места. Там маленький отряд уже был в сборе. Пан Ян, одетый в кожаный колет26 и легкую каску, сидел на добром светло-сером коне. Увидев Ратибора, он подъехал к нему и, усмехаясь, спросил: - Ратибор, куда ты собрался? - На войну, пан Ян, - несколько растерянно ответил Ратибор. - А ты что, в этом платье и берете воевать собрался? - Вы же знаете, пан Ян, отец снарядил меня не хуже любого рыцаря. - Так вот, сынок, если ты никогда не надевал воинских доспехов, в первой же битве ты в них задохнешься Приказываю тебе как твой начальник: сейчас же надень полный воинский доспех и не снимай его, пока я не скажу. Исполняй! Такого тона Ратибор от пана Яна из Троцнова еще не слыхал. Обычно он говорил с ним как старший друг, а сейчас перед Ратибором был суровый начальник. Ратибор послушно сошел с коня и, зайдя в шинок, принялся облачаться в свои доспехи. Этому Войтех его выучил. Сначала Ратибор прикрепил себе на грудь, локти и колени небольшие войлочные подушечки поверх кожаной рубашки и штанов. Затем он натянул кольчужные штаны и рубашку с капюшоном. Поверх кольчуги он надел стальные поножи, наколенники, набедренники, кирасу, закрывавшую грудь, спину и бедра, наплечники и налокотники. На ременный пояс повесил тяжелый широкий меч и справа - длинный кинжал. На голову сверх кольчужного капюшона он надел стальной шлем - салад Накинув поверх доспехов холщовый плащ, Ратибор вышел и, с трудом усевшись на коня, взял в руки тяжелое, длинное копье и подъехал шагом к пану Яну. Тот неодобрительно оглядел Ратибора и строго проговорил: - Пока ты не будешь в полных доспехах вскакивать на коня без стремян, я не буду считать тебя воином моего отряда. В вашем мастерстве есть ученики, подмастерья и мастера. В нашем деле сейчас ты ученик, и я с моими ребятами будем из тебя делать подмастерья. Не обижайся и будь послушен, иначе прогоню. - Слушаю! - ответил Ратибор. - На коня! - резким и сильным, как труба, голосом скомандовал Ян. Послышался звон стремян и оружия, скрипение седел, топот коней, и воины один за одним, с Яном из Троцнова во главе, тронулись из Праги на восток, в землю польскую, на помощь своим братьям. Несколько дней прошли для Ратибора как невыносимо жестокая пытка. Дни стояли жаркие, и несчастный юноша с непривычки чувствовал себя в доспехах ужасно: жара, тяжесть, давящая на все тело, мучительная связанность движений, невыносимый зуд в натертых местах и полная беспомощность чем-либо облегчить свои страдания. А то еще под доспехи заберется какая-нибудь муха или букашка. Тогда Ратибор от невыносимой щекотки чуть не сходил с ума. А суровый начальник то и дело приказывал спеш