— Я вполне могу зайти.
Она снова улыбнулась, но на этот раз не так широко и не так уверенно. Арни показалось, что даже робко. Как будто она тоже…
— Арни, спасибо, что подвезли, — тихо сказала она и потянула за ручку дверцы.
— Становится темно. Мне следует проводить вас до входной двери.
— В этом нет необходимости. Здесь все мои друзья. Возможно, еще увидимся.
Арни Рот не помнил, когда чувствовал себя более глупо. Как же называлось то, что он делал? Валял дурака перед девушкой, которую едва знал, перед девушкой, которая годилась ему в дочери! Теперь она, наверно, смеется от всей души над лысеющим коротышкой, который в ее присутствии то краснел, то нервничал. Скорее всего, Анджелина надеялась заманить его к себе и загнать ему десять горшков — тогда она сможет оплатить за месяц вперед аренду квартиры и от души посмеяться в компании других художников!
Арни остановил машину, выключил двигатель и через лобовое стекло уставился на большое дерево, на котором болтались качели из автомобильных покрышек. Нет, Анджелина совсем не такая. Он был несправедлив к ней только потому, что хотел спасти себя, не совершить самый крупный в мире промах.
Он ни за что не поедет к ней сегодня вечером.
Арни открыл входную дверь и крикнул, что вернулся домой. Никто не отозвался. Куда же все подевались?
Устало сняв пиджак и ослабив узел галстука, Арни перебрал почту, которую поднял с пола.
Да, он был несправедлив к Анджелине. Она ведь бедная художница, которая надеется продать свои горшки и живет в квартире, какую предоставляют при единственном условии — ты должен быть бедным. Она не виновата в том, что его интерес к ней перерос в страстную влюбленность, какая случается с подростками. Если он смущен, это не значит, что она не должна кое-что продать. К тому же ему и в самом деле пора найти подарок для Рут.
Арни поедет к ней позднее, после того как накормит девочек.
— Эй! — крикнул он, идя на кухню. — Где вы все?
Возможно, он даже возьмет с собой одну из девочек. Рейчел любила керамику. Ей будет интересно посмотреть. Я возьму ее с собой, чтобы больше не свалять дурака.
Он остановился на пороге холодной темной кухни.
Но ведь… А что если у Анджелины на уме то же самое, что и у него, а он притащит с собой тринадцатилетнюю дочь?
Арни пытался разобраться в своих мыслях. Было почти семь часов. Никогда раньше в этот час он не возвращался в пустой дом. Свет выключен. Телевизор не работает. Где же девочки?
«Анджелина, возможно, я приеду позже, один…»
Он пытался думать, вспомнить. Может, Рут говорила ему, что девочки после школы куда-то собирались пойти, а он забыл об этом? Но животные рыскали по заднему двору и давали знать, что проголодались. Рут всегда заботилась, чтобы те были сыты.
До какого часа он может поехать к Анджелине?
Где весь народ?
Когда зазвонил телефон, Арни на мгновение в голову пришла безумная мысль, что это Анджелина. Но это было невозможно. Она не знала ни его телефона, ни его фамилии.
Звонила Рут.
— Арни, только что умер папа. Я в больнице вместе с мамой… Нет, не приезжай. В этом нет необходимости. Дети дома у Ханны. Морт забрала их из школы. Они останутся у нее на ночь. — Ее голос оборвался. — Мне придется задержаться здесь на некоторое время и сделать необходимые приготовления. Затем я отвезу мать домой. Арни, она в истерике. О боже…
Повесив трубку, он направился к застекленной двери, которая вела на заднее крыльцо. В стекле он увидел отражение глупого мужчины, который терял волосы, форму и разум. Мужчины, который совсем недавно на мгновение пережил мечту Уолтера Митти[26] и сейчас увидел, как эта мечта рассыпалась на тысячи кусочков, словно горшок из красной глины, упавший на пол.
32
Держа ретрактор в одной руке и оптико-волоконный фонарь в другой, Мики подняла грудь и осмотрела расположенную под ней стенку грудной клетки.
— Похоже, она сухая, — Мики шепотом сказала операционной сестре, стоявшей напротив нее. — Давайте промоем ее.
Пользуясь большим колбообразным шприцом. Мики наполнила только что образованное углубление на груди раствором антибиотика, осушила все с помощью резиновой вакуумной трубки, затем влажной марлей вытерла по окружности все пространство углубления. Марля осталась чистой.
— Хорошо, — сказала она, кладя инструменты на магнитный коврик, покоившийся на животе пациентки. — Кровотечения нет. Сейчас я приступаю к протезированию.
Протезом служила мягкая подкладка из силиконового геля, которая напоминала большой прозрачный шарик витамина. Убедившись в последний раз, что это тот размер, который нужен, Мики прополоскала протез в чаше с бацитрацином и начала медленно наполнять им полость под грудью. Когда имплантат заполнил полость, образуя небольшую выпуклость на груди, Мики обратилась к сестре:
— Милдред, проверьте, пожалуйста, давление крови. Лифчик Джобста готов?
— Да, доктор Лонг.
Мики была довольна. Операция проходила хорошо. Скоро конец недели, и она уедет вместе с Гаррисоном. Они так долго планировали эти выходные, и она ждала и не могла дождаться, когда они наступят. Рождество в Палм-Спрингсе!
Когда подкожный шов оказался на месте, Мики наложила погружной нейлон вдоль двухдюймового надреза у основания груди. Он будет едва заметен. Затем Мики смыла кровь с груди.
— Кэролайн! — позвала она громко. — Кэролайн, просыпайтесь. Операция закончена!
Пациентка, спавшая молодая женщина, повернула голову, захлопала глазами и охрипшим голосом пробормотала:
— Доктор, когда вы собираетесь начать…
— Кэролайн, все закончено. Операция завершена.
— Вы хотите сказать… — Пока к пациентке возвращалось сознание, ее грудь поднималась и опускалась при каждом глубоком вздохе и выдохе. — Вы хотите сказать… что у меня появилась грудь?..
Мики рассмеялась:
— Да, Кэролайн, у вас появилась грудь.
— Прекрасная работа, доктор Лонг, — заметила операционная сестра, когда пациентку увезли в одноместную послеоперационную палату. — Она теперь станет неотразимой красоткой.
Кэролайн Уэст была последней, кого Мики сегодня оперировала. День клонился к вечеру, и предстоял еще прием пациентов. Это был кабинет Мики. Большинство операций она проводила здесь. Операции посерьезнее, такие, как уменьшение размеров груди или бедер, проводились ею в больнице Св. Иоанна, которая находилась совсем рядом, на бульваре Уилшир.
С тех пор как Мики вместе с Гаррисоном переехала с Гавайских островов в Южную Калифорнию, прошло уже три года. Переезд был связан с новыми начинаниями: Гаррисон продал компанию «Ананасы Батлера» и решил сосредоточится на инвестициях в киноиндустрию.
Мики начала новую карьеру — в Санта-Монике она не будет составлять конкуренцию врачам, которые ее учили. Для них новая жизнь была связана с отказом от несбыточной мечты. Оба еще два года надеялись на появление ребенка, но когда надежды не сбылись, величественные апартаменты в Пукула-Хау стали казаться им чем-то вроде пещеры, не сулившей счастья. Переезд был окончательным, и за три года ни тот, ни другой не вспоминал о прошлом с сожалением.
В маленькой ванной рядом с кабинетом Мики сняла с себя голубую одежду хирурга, надела широкие брюки и свитер. Она взглянула на часы. Через три с половиной часа они с Гаррисоном будут на пути в Палм-Спрингс.
Мики задержалась у зеркала. При холодном ярком свете она взглянула на правую щеку. Да, на ней проступали едва заметные очертания — легкое изменение цвета, призрак дьявола, искусно изгнанного Крисом Новаком. Как давно это было! Прошло уже шестнадцать лет.
«Тогда мне был двадцать один год…»
Три года назад, вскоре после того как они с Гаррисоном перебрались в Южную Калифорнию, Мики неожиданно встретилась с Крисом Новаком. Это произошло на семинаре по пластической хирургии в отеле Беверли-Уилшир. Волосы Криса Новака поредели, он располнел. Но больше всего поражал его взгляд: глаза потускнели. Это и удивило, и опечалило Мики. Было тяжело видеть, что от прежнего Криса Новака осталась бледная тень. Куда подевался его энтузиазм, неистощимая энергия? После новаторской работы по коррекции родимых пятен Крис перешел на пластику волчьей пасти, но либо на ранней стадии потерпел неудачу, либо не смог удержаться на должном уровне. Этот человек что-то потерял, поддался неистребимому вирусу посредственности и уступчивости. Сегодня у него была доходная практика: за хорошие деньги он исправлял носы людям с медицинской страховкой.
Крис, что с тобой произошло?
Стук в дверь объявил о прибытии первого пациента.
— Мики, я посадила мистера Рендольфа в первую кабину, — раздался голос Дороти по другую сторону двери, — а миссис Уизерспун — во вторую.
— Спасибо, Дороти. Сейчас иду.
Мики зашла в свой кабинет за ручкой и блокнотом для рецептов и заметила свежую стопку почты, которую Дороти оставила на столе. Мики просмотрит ее после того, как примет пациентов.
Вот и все, больше ничего не надо. Машина стрелой неслась по автомагистрали, освещая фарами дорогу. В такие моменты Мики жалела, что у них нет кабриолета, — тогда она могла бы распустить волосы, откинуть голову назад и дерзко смотреть на звезды, по-настоящему ощущая, что значит ехать со скоростью шестьдесят пять миль в час. Нажав кнопку, Мики опустила стекло и впустила благоухающий воздух ночной пустыни; нажав другую, включила магнитофон; нажав третью, прокрутила пленку вперед; и, наконец, нажав еще одну, чуть наклонила сиденье назад. Меланхоличная музыка Бетховена захватила ее, Мики закрыла глаза и с наслаждением слушала.
Что же произошло с ней, когда она прочитала это письмо? Она не знала. Мики сейчас должна быть счастлива, она рассчитывала на это, она собиралась быть счастливой и поэтому досадовала, обнаружив, что ничего такого вообще не испытывает. Они с Гаррисоном ждали эти выходные многие месяцы — уик-энд в пустыне, проживание в лучшем номере «Эраван Гарденс», ужин в Фиделио, романтический подъем по воздушной трассе к вершинам Сан-Джасинто, большая рождественская вечеринка в Ракет-Клаб. Вдали от телефонов и пациентов. Наедине с Гаррисоном, жизнь с которым после семи лет в браке все еще казалась особенной. Волнение Мики росло после того, как она приняла последнего пациента, убрала медицинские карты со стола и отдала все в умелые руки своего партнера, доктора Тома Шрейбера.