«Мне уж лучше», — сказал однажды капитан. — «Отпотели… Теперь вовсе не раскрываться и лежать. Рубаха сильно мокра?» — «Хоть выжимай». — «Тогда поменять нужно». — Денщик порылся в сундуке. Свежая исподняя рубаха холодила тело. — «Как почта?» — вновь спросил капитан. Денщик заботливо подоткнул под его спину одеяло. — «До завтра ждать нужно. Но вы не беспокойтесь, выздоравливайте скорее… Свечи я оставлю».
Денщик мягко вышел. Капитан отбросил одеяло, босиком приблизился к окну и прижался лбом к прохладному стеклу. Темно.
Неспокойные мысли завладели им. Может, что приключилось с Сарычевым да с Галлом или до сих пор нет оказии, чтобы отправить письмо… Мучительны и тяжелы дни безвестия даже в славном городе Якутске. Судьба экспедиции волновала Биллингса, и сейчас, будучи отдаленным от экспедиции сотнями и сотнями верст, он корил себя за отъезд и все чаще думал, что даже смерть в экспедиции гораздо легче, чем унылое якутское прозябание.
Лишь через месяц Биллингсу вручили пакет. Он торопливо и неровно его вскрыл. Впервые капитан Биллингс заснул непуганым сном.
Гости из туманной Британии
Два военных корабля осторожно прошли мимо скал, которые напоминали огромные каменные ножи, вогнанные в воду.
Два корабля в кильватер, приспустив паруса, поскрипывая снастями, промеривая лотом глубину, вошли в Авачинский залив.
Марсовые были начеку. Капитаны не уходили с мостиков.
Приказано: канонирам неотлучно находиться у пушек и ждать команды.
Авачинский залив пугал тишиной, а капитан Кларк, командующий эскадрой, видавший все моря планеты, знал: тишина обманчива.
— Чертовски холодно, — пробормотал он, поежился и запахнул полы плаща.
Сейчас Кларк вспомнил Гавайские острова: земной рай. А здесь холодная весна. Пугающе встречает их заснеженная цепь гор — ожерелье Авачинской бухты. В полуденном солнце горы искрятся.
— Флаг! — закричал марсовый из бочки.
Властным жестом Кларк потребовал трубу, она была вмиг подана.
Командующий увидел в трубу российский флаг, развевающийся над домиком, несколько строений. Однако… Странно, очень странно. Где же люди?
— Бейке, вы кого-нибудь видите? — спросил он тревожно у штурмана.
— Пусто, — ответил Бейке. — Непонятно…
— Лечь в дрейф! — приказал Кларк.
Канониры держали фитили наготове.
Василия Николаевича к полудню разморило, и он решил соснуть часок, другой. Он уже и китель повесил на спинку кресла, и дело дошло до сапог, но ворвался без стука вестовой.
Василий Николаевич, корабли!
— Наши?
— Не разглядел.
— Тогда беги к Зосиму. Скажи, пусть приготовится к встрече.
Вестовой исчез.
— Кто ж к нам пожаловал… Однако надо торопиться, — бормотал он, снова влезая в китель. Но тут его бросило в пот. — А ведь чужие! Ей-богу, свои пальнули б…
Мгновение спустя он понял, что порт в опасности. В величайшей опасности!
Василий Николаевич выскочил на крыльцо.
— Англичане, — проговорил он потерянно.
Сомнений не было. На рейде с наведенными на порт пушками стояли корабли. Английские.
«Ждут команды», — подумалось ему. В следующий миг он бежал под гору, к косе, где размещалась казарма, построенная еще матросами Витуса Беринга.
Василий Николаевич Шмалев замещал главного командира Камчатки премьер-майора Магнуса фон Бема, который перебрался в Большерецк после большого пожара. От портовых строений осталась лишь ветхая солдатская казарма. Повезло, правда, церквушке почти уцелела, лишь колокол оборвался.
Батюшка, вытирая почерневший колокол, говорил:
— Уподобился ты собрату своему, — намекая на судьбу Царь-колокола.
Колокол меньшой подняли без труда.
И хотя немногочисленные жители потянулись за Бемом в Большерецк, батюшка остался при церкви. Сейчас, при виде запыхавшегося Шмалева, он понял: беда.
— Звони, отец! — крикнул Василий Николаевич, приостанавливаясь. — Да посильней. А я на косу, — и дальше — рысью через мелкий кустарник.
«Кому звонить? — хотел было спросить батюшка. — В порту лишь солдаты!..» — «России грозит опасность, — подсказало сердце. — Звони. Пусть зов колокола услышит Камчатка. Россия веками поднималась на войну с набатом».
И ударил колокол. Не густо, но тревожно.
Сначала вестовой Шмалева, затем сам Василий Николаевич, потом и колокольный гул вконец переполошили солдат. Одни кричали: «Пора в горы драпать!», — другие молча увязывали в узел тощие пожитки, третьи деловито осматривали ружья.
Зосим и Шмалев вышли на берег.
— Ошибиться не мог: англичане, — подтвердил Шмалев.
Зосим, приложив козырьком ко лбу ладонь, сказал, словно о старых знакомых:
— В Архангельске таких видел… Как на берег сойдут, драться мастера, если напьются…
— Вы тоже горазды, — усмехнулся Шмалев.
— А что же не подраться, коль сила есть. До девок наших они охочи.
— Идем, — сказал Шмалев.
И они вернулись в казарму.
За время их отсутствия вспыхнувший было спор «Что делать?» — поутих.
— Оборонимся, братцы? — спросил с надеждой Шмалев. Его обступили.
— Мы ль не русские! — отвечали солдаты. — Трусов нема…
Шмалев улыбнулся. С такими не пропадешь, нет, с ними и черт не страшен. Но он сказал только одно:
— Готовить ружья и пушки.
И если сейчас, думал Шмалев, солдаты не растеряют свой пыл, то англичанам придется худо. Упоминание о ружьях всегда вызывало у солдат раздражение, а у Бема — как кстати он сейчас в Большерецке — припадки, О крепкой защите порта и думать не приходилось: пушки давно отстреляли свое (однажды при пальбе в честь праздника убило канонира), а ружья того и гляди рассыплются в руках. Об укреплениях и говорить не стоит: их вообще не было.
Так создавалось положение, при котором от залпа бортовых орудий английских кораблей «Дискавери» и «Резолюшн» могла покачнуться власть России на Востоке.
Береговой дозорный, вбежав в казарму, завопил: «Шлюпка!» — и все подумали: «Начинается». Разобрав ружья, пригибаясь, потрусили к брустверу.
Шлюпка шла ходко. Было видно, как рулевой подавался вперед, когда весла опускались в воду. Он подавался равномерно, по привычке. И еще было видно, что шлюпка безоружна.
«Если с добрыми намерениями, то встретить надо как подобает», — рассудил Шмалев и, подозвав Зосима, велел:
— Подготовь несколько человек в караул… Будем встречать. — А сам, выскочив из окопчика, во весь дух помчался в гору.
Зосим оглядел солдат: худы, в чиненой-перечиненой одежде, подзаросшие. Все же он выбрал шестерых.
— Сей минут вычиститься!
Шестеро без разговоров, прихватив ружья, поспешили в казарму.
— Остальным глаз не спускать… На всякий случай…
Так что когда шлюпка мягко села на песчаный берег и когда из нее лихо выскочили два офицера в треуголках и при шпагах, их встретил Шмалев в караул. Гости — это заметил и Шмалев, и солдаты — были приятно удивлены. Солдаты тянулись, Зосим ел глазами английские мундиры, Шмалев спокойно и немного чопорно поклонился. Он ни разу в жизни не встречал таких высоких гостей, но понял по природной русской понятливости и смекалке, что именно сдержанность и хозяйственность поведения могут доказать англичанам, что они, русские, здесь полные владетели и с ними нужно говорить почтительно.
Офицеры представились: Кинг и Гор. Капитан Кларк, командующий экспедицией, болен. Он сойдет на берег позже.
Дружеским жестом Василий Николаевич пригласил гостей в дом. Расторопный вестовой сумел накрыть стол вовремя. Прибавились только бутылки рома, преподнесенные хозяину порта, да кое-что из закуски.
После тостов за императрицу России и короля Англии Кинг (его немного разморило), поплотнее усевшись в кресло и вытянув ноги на скамеечку, заботливо подставленную вестовым Шмалева, зажав в правой руке стакан, повел рассказ об экспедиции. «Резолюшн» и «Дискавери» под командованием неутомимого капитана Кука совершают третье кругосветное путешествие.
— Но, — тут Кинг глотнул рома, — наш капитан убит в бухте Кеалаекуа на Гавайях. — Его голос дрогнул.
Потрясенный рассказом Кинга, Шмалев жалел неведомого ему капитана Кука. Видно, Кук был очень отважным моряком, раз трижды пускался по морям в поисках все новых и новых земель: упорство и смелость сродни русскому.
— Теперь мы просим у вас, господин Шмалев, помощи. Нам нужен провиант, материал для починки такелажа, — сказал Гор.
— Помощь окажем, — ответил Шмалев. — Правда, чего не найдем, прошу не судить…
— Что вы, что вы! — взмахнул руками Книг. — Мы так рады, что встретили здесь гостеприимных людей… Капитан Кларк будет доволен, очень доволен.
— Я его жду, когда он выздоровеет. Жаль, отсутствует Магнус фон Бем.
— Он далеко? — спросил Кинг.
— Пустяки, неделя верхом на лошадях.
Гор улыбнулся: недельная тряска на лошадях отнюдь не веселая прогулка. Да и слово странное — «пустяк». Надо запомнить.
Вскоре Гор и Книг стали прощаться. Шмалев проводил их до калитки.
День угасал. Тени удлинились, и луна уже четко вырисовывалась на небе.
Сидя у окна, Шмалев видел мачты английских кораблей и Думал о том, что мало еще на Востоке российских судов (а сколько не открыто и не исследовано земель) и что давно пора начать строительство укреплений. (Сейчас англичане, там, смотри, французы, а то и испанцы нагрянут.)
Шмалев, пододвинув кресло с тускло блестевшими подлокотниками к столу, принялся быстро писать.
Через час был вызван Зосим и ему был вручен пакет.
— Крепко храни, — наказал Василий Николаевич.
Солнце исчезло, облака из белых превратились в серые, ветер повернул на ост.
Нарочный отбыл.
На следующее утро под зычные крики боцманов экипажи английских судов были выстроены, и им объявили: для всех берег.
Том, невысокого роста, крепкий в плечах матрос, не торопился к шлюпке. Он подошел к борту и без особого энтузиазма посмотрел на берег. Берег показался ему пустынным, а лесистые горы без зелени — грозными и высокомерными. И вода за бортом плескалась серая, неласковая и коварная. И хотя солнце играло на тихой волне, оно не радовало взгляда Тома — слишком равнодушное.