ъятьях так, что она застонала то ли от боли, то ли от страсти, а может быть и от того и от другого одновременно, и прижалась к нему со всей силой, на которую была способна. Слившись в одно целое, они упали на диван. Он рычал, как зверь, видя, как она извивается, стонет и кричит, кусая губы и изнемогая от бешеной страсти…
…Она курила, откинувшись на подушки и разметав по ним свои чудесные черные волосы. Он лежал на животе, чувствуя, как саднит расцарапанную спину. Ленка провела пальцами по свежим красным полосам:
– Прости, я совсем не соображала, что делаю.
– Перестань. Это было здорово, – отозвался Макс. Она помолчала.
– Ты стал другим, Олег… – тихо произнесла Ленка.
– Каким?
– Не знаю. Ты никогда не был таким…агрессивным.
– Тебе не понравилось?
Она задумалась и с недоуменной улыбкой ответила:
– Знаешь… Понравилось! – она даже хмыкнула от удивления. – Но мне казалось… что я совсем с другим человеком.
– Всем свойственно меняться, – проворчал Макс. Она не ответила. Струйка пота сбежала по ее шее, задержалась в выемке под ключицей и исчезла в ложбинке между ее великолепных грудей. Макс положил руку ей на грудь и почувствовал, что комбинация на ней совершенно мокрая. Она, улыбнувшись, закрыла глаза, положила свою руку на его, слегка прижала к своей груди, так что у Макса, несмотря на усталость, снова что-то зашевелилось внутри. Но она решительным жестом убрала его руку и села.
– Пойду в ванную.
Он задержал ее за плечо и поцеловал между лопаток, в «кошачье место», как он его называл. Ленка вздрогнула, ее кожа покрылась мурашками от возбуждения. Она глубоко вздохнула и ласково хлопнула его по руке.
– Отстань, репей!
Она встала, но снова наклонилась, поцеловала Макса в щеку и прошептала:
– Ты был бесподобен!
Она убежала, а Макс остался один, прислушиваясь к своим чувствам. Вечер, действительно, был потрясающ. Но что-то изменилось. Макс сам не мог понять, что именно, но что-то было совсем по-другому, не так, как неделю назад. «Оставим выяснение до лучших времен», – мелькнула у него последняя мысль.
Когда Ленка вернулась, он уже крепко спал, даже не закрывшись покрывалом. Она его укрыла и долго стояла, глядя на его беспокойное, даже во сне, лицо. А потом вернулась в ванную и снова повертела в руках предмет, выпавший из его куртки. «Откуда у него пистолет? Кто этот Кирилл? Что, вообще, здесь происходит?» Ответов не было.
Ей стало страшно. Относительно спокойная жизнь делала крутой поворот и неизвестно, куда могла завести их эта дорога…
– Тормози, приехали. Сейчас скатывайся вот сюда, на лужайку, и к забору…
«Восьмерку» качнуло, когда она съезжала с дорожного полотна, и с заднего сиденья показалось помятое Ленкино лицо.
– Ой! Мы уже дома! Я долго спала?
– Двести километров, – отозвался Макс и, обернувшись, присвистнул.-Ну ты и опухла!
Ленка тут же кинулась искать зеркальце, а Макс медленно выбрался из машины. С другой стороны, покряхтывая и поскрипывая суставами, показался Кирилл. Он самозабвенно, с треском, потянулся и принялся сосредоточенно обстукивать ногами колеса. Макс ухмыльнулся:
– Мой дядя, шофер-дальнобойщик, говорил, что водилы, вылезая из машины после рейса, пинают колеса вовсе не затем, чтобы проверить, как они накачаны.
– А зачем? – послышался из салона заинтересованный Ленкин голос.
– А чтобы то, что у водилы между ног, отлипло друг от друга. Неудобно же при всех руками…
Ленка возмущенно фыркнула, вылезая из машины, а Кирилл, пнув от души последнее колесо, удивленно заметил:
– У тебя умный дядя! Глядя на тебя и не подумал бы!
– Ой-ой-ой! Аленка вернулась! С Олежеком! – положила конец начавшейся было пикировке высокая женщина лет пятидесяти, появившаяся из небольшого, но аккуратного домика, возле которого они остановились. Густые черные волосы с едва заметной проседью были скручены в тугой узел на затылке.
– Теща! – шепнул Олег Кириллу и, сделав на лице улыбку, направился навстречу.
– Здравствуйте-здравствуйте, тетя Надя! Давно я вас не видел, – Макс галантно поцеловал женщине руку. – Знакомьтесь – это Кирилл, мой друг.
Кирилл, поддавшись заданному тону, отвесил земной поклон.
– Тоже журналист? – утвердительно и слегка осуждающе спросила «теща».
– Да нет, извините, я так… – замялся Кирилл, неодобрительно глянув на Макса.
– Ну, зачем же извиняться! Есть профессии ещё хуже! – не унимался Макс.
«Теща», или Надежда Сергеевна, знала Макса уже полтора года. Знала, что ее «Аленушка» живет с ним. Знала, но не одобряла. Не то чтобы Макс ей не нравился, но его профессия ее настораживала. Слово «журналист» ассоциировалось в ее сознании с чем-то непостоянным, ненадежным, как она говорила – «ненастоящим». А тут еще дочка пошла в артистки, что, по ее мнению, было немногим лучше проститутки. А то, что они вот уже два года живут как муж и жена и, при этом, не собираются расписываться, только усиливало ее внутренне неприятие этого союза. Нет, она не какая-то твердолобая ретроградка, но… Лучше бы Аленка нашла себе мужика посерьезней.
Макс знал отношение к нему Надежды Сергеевны, но ничего поделать не мог, да и не собирался. В ее присутствии он добросовестно играл отведенную ему заочно роль эдакого бесшабашно-бестолкового репортеришки-балагура. А Ленка только потешалась, глядя на их светские беседы, лишь изредка остужая Макса, когда он слегка зарывался.
– Прошу всех в дом! – подвела итог Ленка, первой направившись к калитке, по дороге поцеловав мать в щеку.
«Теща» усадила прибывших в небольшой, по-женски аккуратно обставленной, гостиной перед телевизором, а сама засуетилась на кухне. Ленка с Максом расслабились в глубоких креслах, неновых, но очень удобных. Они знали, что на кухне им делать нечего. Кирилл этого не знал и, поерзав на диване, пошел помогать, но тут же безоговорочно был изгнан отдыхать.
Макс повертел в руках тяжеленную дистанционку от «Витязя» и вздохнул, вспомнив свой «Самсунг». Что поделаешь, в деревне свои взгляды на жизнь и здесь предпочитали отечественную технику. Ее, говорят, лучше ремонтировать. В то, что «корейцев» и «японцев» не надо ремонтировать вообще, здесь не верили.
– Кушать подано! – объявила через полчаса Надежда Сергеевна.
– Садитесь жрать, пожалуйста! – добавил Макс, вскакивая с кресла.
На столе ароматно дымилась картошка, густо сдобренная маслом и посыпанная свежей зеленью. Тут же стояли огурчики-пуплята и маринованные маслята, истекало соком подрумяненное жаркое. Венчала все это запотевшая поллитровка.
– Извините, что не густо. Больно уж неожиданно приехали, – причитала Надежда Сергеевна.
– Ни фига себе – «извините»! – даже обиделся Макс. – Да я об этом столе всю дорогу мечтал. Сейчас мы с тобой языки съедим, – обратился он к Кириллу.
– Языки вы через недельку съедите, – возразила «теща». – Мишка поросенка будет забивать.
– Вроде не сезон… – удивился Макс. Он уже начинал разбираться в особенностях деревенской жизни. Еще год назад он совершенно искренне считал, что мясо в деревнях покупают в магазинах, а то, что поросят «мочат» не когда понадобится мясо, а в определенный сезон, было для него святым откровением.
– Сезон-сезон. Они своих поросят на зиму на ферму отдавали, на откорм. Заплатили чуток начальству, зато теперь свежатинку можно круглый год, есть, а не изводить мясо на тушенку. А магазинным-то мясом и желудки испортить недолго.
– Что, богато ферма живет?
– Богато… – невесело усмехнулась Надежда Сергеевна. – Государственные свиньи у них больше на волков похожи. Того и гляди, на людей кидаться начнут с голодухи. Ребра торчат, как у радиатора.
– Надолго к нам? – спросила «теща» после первой рюмки «за приезд». – По делам или как?
– Или как, – ответил Макс, гоняя вилкой по тарелке малюсенький масленок. – Я сейчас в отпуске, а Ринат в прошлый год приглашал на охоту. Утки-то еще не на гнездах? Можно пострелять?
Когда Макс упомянул о Ринате, Надежда Сергеевна непроизвольно поморщилась. Еще один балбес неприкаянный. Двадцать два уже парню, а все как пацан. Места себе никак не найдет. С гитарой по ночам шатается, песни орет. Пьет то и дело. По правде сказать, за воротник заложить здесь все мужики не дураки, но этот и пьет как-то по-чудному. Всю дорогу и в компании, вроде, а, вроде, и один. Из дому постоянно уходит, живет где-то в сторожке. То в город уедет, то вернется. Неправдашный какой-то, ненастоящий. Местные парни его тоже недолюбливают. Чужой он в селе, хоть и родился здесь, и вырос. До армии к Аленке, было, клеился. Да та его всерьез не воспринимала. Так – товарищ. И то слава Богу.
– Теть Надь, а Алик-то как у вас поживает? Не слыхать ничего? – забросил удочку Макс.
– А что мне Алик? – вскинулась Надежда Сергеевна. – Кто он мне? Сват-брат? Живет себе и пускай. Мне до него дела нет.
– Что-то у вас его больно не любят.
– А чего его любить? Это тебе все с разными Аликами, да Ринатами интересно, а у нас люди больше простые, – она помолчала, поняв, что переборщила. Видно хмель в голову ударил. Не привыкла, она к выпивке, хоть и сельская.
– Нехороший он человек, вот и не любят, – продолжила, она более миролюбиво. – Может не привыкли мы, да только мозолит он глаза всем. Три машины у него. Какие-то компании на «Мерседесах» приезжают. Телохранителей себе завел.
– Телохранителей?! – поразился Макс.
– Да. Целых трое. Два откуда-то из Москвы, что ли. А один здешний —Быня. Телок великовозрастный. Здоровый мужик, а бегает за ним, как собачонка. Как-то на днях приходил этот Алик, про Аленку спрашивал, – Макс при этих словах насторожился. – Так я ему от ворот поворот дала.
– А что спрашивал? – вкрадчиво поинтересовался Макс.
– Когда приедет, да куда делась, да все такое.
– Ну и?
– Ну, я ему и пообещала, что если еще раз близко подойдет, то доживать свой век на Колыме будет. Зря, что ли, мой брат следователем работает?
– За то, что мимо прошел на Колыму не упечешь.