В Новопрокоповке лично для меня закончились бесконечные бегства по лесополкам, удирание от мин и снарядов, падающих тебе прямо след в след, нескончаемая, ставшая уже фоном – череда поражений, разгромов, неудач и бега, бега, бега….
Вплоть до самой Новопрокоповки война, которую я знал и видел, – это бегство. Бегство с тоннами брошенной тушенки, снаряги, боеприпасов, цинков с патронами, морковок от РПГ, с брошенными «двухсотыми». Бегство оттуда, куда мы уже и не надеялись когда-либо вернуться…
Опять мы отходим, товарищ,
Опять проиграли мы бой,
Кровавое солнце позора
Заходит у нас за спиной.
Мы мертвым глаза не закрыли,
Придется нам вдовам сказать,
Что мы не успели, забыли
Последнюю почесть отдать.
Не в честных солдатских могилах –
Лежат они прямо в пыли.
Но, мертвых отдав поруганью,
Зато мы – живыми пришли!
Никто и ничто вернее этих симоновских строк не скажет, не опишет и не передаст тот отчаянный ужас и позор кровавого, душного, жаркого лета 2023 года, пиком чего стал украинский прапор, водруженный над руинами работинской школы 23 августа.
А в Новопрокоповке – все, баста.
В Новопрокоповке это кончилось. Работино они взяли, но в Новопрокоповке они не прошли.
Но как же они рвались сюда! Как они хотели досюда дойти. И доходили, и заходили.
Но только лишь для того, чтобы навечно здесь лечь и остаться.
Новопрокоповка стала могилой их штурмовых групп. Самой крайней точкой, куда ступала нога украинского солдата в ходе их «контрнаступа».
Ступать-то она ступала, но вот закрепиться здесь им была не судьба.
Однако за это приходилось платить жизнями многих.
Две смерти видел я только в нашем маленьком домике с соломой. А сколько людей еще погибло вокруг!
Мальчик, встреченный мною в Новопрокоповке, погиб в этом домике. Но был еще один, в самый первый день.
Чибис был его позывной.
Он попал под артобстрел и лишился ступни. Жгут сам себе поставить не смог. Полз к дорожному знаку, истекая кровью, звал на помощь, взмахивал иногда рукой.
Двое рискнули, под угрозой нового удара кассетками, выскочили из дома, добежали до него, схватили за руки, волоком поднесли к выбитому окну, забросили в дом, заскочили сами.
Я был там наготове, ждал их. Начал ставить жгут, понимая бессмысленность своих действий, глядя на его культю.
Из нее даже капля крови не капнула, пока мы с ним возились. Чибис вытек. Он уже был почти пустой, и минуты его жизни были сочтены. Я все равно наложил жгут и всадил ему в предплечье промедол. У меня было две ампулы, и я осознал нерациональность своего поступка, всаживая драгоценный обезбол в почти труп.
Но, тем не менее, я поставил ему укол.
Минут десять еще он метался в бреду, не понимая ничего, что происходит. Очень беспокойно уходил Чибис. Мычал, порывался вставать. Извивался всем телом, будто испытывая муки от нестерпимого жара. Потом вытянулся и замер. Какое-то время еще лежал так живым. Пульс прощупывался.
А потом Чибис умер.
Вечером мы вытащили его во двор, положили у разбитого забора труп. Большего мы тогда сделать не могли. Весь вечер, до самой темноты, противник бил по северной части Новопрокоповки и кассетками, и фугасами, в воздухе сновали их дроны. Мы сидели в домике, не показывая на улицу нос.
С того места, где сидел я, без аппетита ковыряясь ложкой в консерве с тушеным цыпленком, мне были видны его ноги. Вернее – одна нога и торчащая из штанины берцовая кость.
В домике нас было четверо. Вчетвером мы и встретили темноту. А потом, уже в темноте, к нам в дом привели пополнение. В тот день, по серости, в Новопрокоповку завели целую партию свежих бойцов. К нам в домик определили двоих.
В принципе, я, задержавшись утром в Новопрокоповке потому, что не смог оставить своих товарищей по оружию в этом домике втроем (часов в 11 кассеткой посекло много народу в северной части, и их вывели на пункт эвакуации), теперь уже мог уходить. Выбираться к своим. Но куда бы я пошел один, в кромешной тьме украинской ночи?
В этот же день, часов в двенадцать, на него был сброс, и Музыка погиб.Я остался. Разговорился с этими двумя, не видя их лиц. Позывной одного я не помню, а второго позывной был Музыка. Утром, пока я спал еще, Музыку определили «на глаза» под знак. Он ушел, и я так и не увидел его лица. И никогда уже не увижу.
Все это были славные парни, «автоботы», как называли в полку их подразделение.
Я сохранил о них самые лучшие и теплые воспоминания. Мне они стали не менее близкими, нежели непосредственно мои боевые товарищи.
И вот что я должен сказать, глядя на то, как они бились и погибали, в каких условиях проходила их служба в Новопрокоповке, какие задачи им ставились, какие чудовищные в своей иррациональности приказы спускались им сверху…
Наш брат зек любит козырнуть тяжестью своей службы и ухарством своей доли, обреченностью римского гладиатора на арене Колизея.
Я, собственно, и сам этим грешен.
И кто осудит, как говорится.
Однако, насмотревшись на то, как в топке войны сгорают жизни и мобиков, и контрактников, конкретно на примере того, что видел я в эти три дня в Новопрокоповке, а за пару месяцев до того – под Работино, когда служил в эвакогруппе восемьсот десятой бригады морской пехоты, – я понял, что немногим легче была их солдатская доля.
Гибли так же, и, что самое страшное, – гибли зачастую столь же бессмысленно и ужасно. Гибли в тех условиях, каких можно было избежать. Гибли, исполняя задачи очевидно глупые, неоправданные, а зачастую и заведомо невыполнимые.
Одни выставления пикетов под кусты, на голую землю, без каких-то укрытий и сколько-нибудь толковой маскировки чего стоили…
Сколько жизней унесли эти безрассудные действия.
Дешева кровь зека. Но и кровь любого другого солдата зачастую стоит не дороже воды.
Много позже, уже пройдя это все и вернувшись домой, понял я, насколько сильно мне повезло: я встретил там, в Новопрокоповке, «на земле», нормальных и по-человечески отнесшихся ко мне бойцов и командиров.
Я остался с ними на эти трое суток добровольно, сознательно, так восприняв свой товарищеский долг по отношению к этим людям, сражавшимся тогда в меньшинстве. И ко мне отнеслись соответствующе.
А ведь что стоило запустить меня, приблудившегося зека из Шторм Z, без колебаний в любое наметившееся мясо. А мне лишь предлагали то или то, с оговоркой «решай сам, командовать тобой мы не можем».
Сами бойцы накануне наметившейся заварухи, когда в воздухе прямо очень уж остро запахло грандиозным шухером, с вечера предложили мне уйти по серости ниже, на юг, и с первой же оказией эвакуироваться из Новопрокоповки с любыми «трехсотыми».
Однако чем больше заботы и участия проявляли они ко мне, тем больше крепло мое желание остаться здесь с ними и разделить их судьбу.
Таковы были люди, встретившиеся мне в те октябрьские дни в Новопрокоповке.
III
Бой за северную окраину Новопрокоповки 6 октября 2023 года был мной описан[9] ранее через призму своего участия в этих событиях.
Однако я находился лишь на одном из участков, подвергшихся атаке украинской армии.
В то утро противник атаковал Новопрокоповку с двух сторон: в лоб, со стороны автодороги Орехово-Токмак, и, высадив десант в глубине наших позиций, прорвался по полю параллельно автодороге, прямо через минные заграждения, которые казались нам непреодолимыми.
Операция провалилась, несмотря на то, что врагу удалось захватить несколько домов и удерживать их примерно до 13:00.
Противник действовал исходя из знакомой нам формулы «там никого нет», отправляя, по сути, свои штурмовые группы на убой.
Никаких шансов закрепиться на северной окраине Новопрокоповки у них не было, учитывая наше абсолютное, тотальное превосходство в живой силе в этом месте.
Намерения противника атаковать село были понятны уже вечером 5 октября. По темноте на северную часть начали заходить наши подкрепления. По моим интуитивным ощущениям и прикидкам, носящим сугубо субъективный характер, на этом участке было сосредоточено не менее пятидесяти-шестидесяти наших бойцов, занимавших круговую оборону в каждом из домов северной части. Общее количество военнослужащих ВСУ, отправленных на штурм, по данным военнопленного, состояло из восемнадцати бойцов на двух БМП «Брэдли» и неизвестного количества из «группы поддержки», сконцентрированного в лесополосе севернее села.
При этом мы располагали огромным резервом в глубинной части села и бронетехникой, включая танки и БМП, немедленно выдвинувшиеся нам на помощь в первые же минуты боя.
Одновременно с этим наша артиллерия поставила огневой заслон в серой зоне, так что ввести свои резервы и укрепить штурмовую группу враг не имел возможности. Это не помешало, впрочем, обеим «Брэдли», высадив десант, беспрепятственно покинуть Новопрокоповку.
Таким образом, атака ВСУ 6 октября 2023-го года носила характер ярко авантюрный, не имеющий серьезного просчитывания, и была изначально обречена на неудачу. Это было что-то вроде рейда на Дьепп в миниатюре, предпринятого англичанами летом 1942-го года.
При всем том, даже начатая столь ничтожными силами атака сумела вызвать серьезную сумятицу в рядах наших войск, выявив критически неприемлемую схему управления, низкий уровень связи, недопустимое отсутствие координации военнослужащих между собой, спровоцировавшее ожесточенный friendly fire, слава Богу, обошедшийся без человеческих жертв.
Неверно оценив масштаб угрозы и преувеличив силы противника, в районе одиннадцати утра командование отдало приказ очистить первую линию домов на северной окраине, и отвело войска вниз по улице.
К этому времени вражеский десант был уже практически уничтожен, однако разрозненные группы недобитых солдат противника, потерявшие связь со своим командованием, продолжали обстреливать нашу живую силу, зачастую даже не будучи идентифицированы как враг. Их активность также списывалась на friendly fire.