ь о работе дворника вспоминала разве что при встречах с людьми, обремененными болезнями. Самым ярким аргументом был собственный пример. Никогда нельзя опускать руки, никогда нельзя ставить на себе крест.
Получив целый комплекс знаний, Вера открыла кабинет массажа. Муж, Станислав, помогал во всем. Вот уж где можно было с закрытыми глазами определить семейную пару: все радости и горести – вместе и пополам. Клиенты повалили толпами в надежде на скорейшее выздоровление. Сразу результатов не было, и очередь поутихла. А спустя определенное время клиенты на себе ощутили прогрессирующее выздоровление.
Жизнь Верочки начинала приобретать мягкие теплые краски. Муж работает на шахте, а выходные дни полностью посвящает Вериному новому делу. Престарелые родители помогают присмотреть за подрастающим сыном. Старший – уже встал на ноги. С ним легче. Живи и радуйся.
Жила и радовалась. Иногда ей хотелось встретиться со своим бывшим доктором, сотрудниками терапевтического отделения, чтобы показать результаты своей настойчивости. Вот, мол, она какая, видите?! А потом думала, что все это было в далеком прошлом. Словно в чужой жизни, к которой она не имеет никакого отношения.
***
Дни были насыщены торговлей, обменом опытом, консультациями, массажным кабинетом, а в это время по городу пошли разговоры о Майдане. Как-то все в один момент слетело с катушек. По телевидению только и показывали площадь в Киеве. Вроде сначала только митинги были, но вот кто-то подпалил скаты, затем еще кто-то установил первую палатку, потом еще и еще. А потом совсем стало непонятно: бабки толпами бродили между палаток и подкармливали тунеядцев. А кого еще? Только лентяи и тунеядцы могли сиднем сидеть без дела, курить, пить чай, хлебать супы и при этом гадить везде и всюду.
– Мам, ты видела, что творится в Киеве? – как-то спросил старший сын Максим.
– Видела. Уж не собираешься ли и ты побезобразничать? – строго спросила Вера.
– С какого перепугу?
– А кто тебя знает?
– Мам! Ты все знаешь.
– Знаю, – притянула сына к себе. – И не вздумай мне тут!
– Не нервничай. Мне и дома работы хватает.
– Какой? Уж не майдановские колеса всему виной?
– Нет, мам. Никуда я не денусь. Буду дома. Да и за Данилом глаз да глаз нужен. Пацан от рук может отбиться, если не присматривать за ним.
Время шло, а события не сворачивались. То шахтеры в Киев отправились, то – заводчане, а то и простые мелкие предприниматели. Все думали, что после их визита одумаются киевляне.
А потом – стрельба, кровь, несправедливые выводы, лозунги, противоречащие здравому смыслу. Черный дым стоял над Киевом круглосуточно. Перекошенные рожи, пьяные выходки, дебош, резня, убийства исподтишка. Самым непредсказуемым было то, что президент, не дав команды о полном освобождении Майдана, отчалил в неизвестном направлении. И вот тогда началась настоящая бойня. Убивала одна сторона, а вторая должна была выдержать смертельный натиск. Кто мог подумать, что президент, которому безоговорочно верили, может вот так исчезнуть, подставив под пули молодых безоружных ребят? А он исчез. Полное опустошение, неразбериха, разочарование и мизерная надежда на выздоровление нации.Только спустя некоторое время стало понятно, что не только киевляне участвуют в этом бедламе. Что-то творится в правительстве. Что? Что может столкнуть лбами рабочих?
Кто мог представить, что этот побег откроет ворота нацизму и фашизму? Кто мог представить, что спустя некоторое время фашизм будет топтать нашу землю, рассказывая доверчивым людям о том, что она, земля, давно продана под сланцевые добычи?
– Ты веришь в треп власти украинской? Ты все понимаешь? – спрашивала на работе помощница.
– Да все я понимаю, Даш. Поговаривают о референдуме. Как думаешь, какие вопросы будут главными?
– А что тут думать? Жить отдельно от фашизма. И думать здесь нечего.
– Представляешь, что может произойти?
– Проголосуем, подсчитаем голоса, сделаем выводы и спокойненько пойдем в Россию.
– Спокойненько? Что-то сомневаюсь я об этом спокойствии. Слышала, что диверсионные группы прорываются на Донбасс?
– Это единичные случаи.
– Но убийства, даже если единичные, это убийства! – вдруг жестко выпалила Вера.
***
Апрель в этом году был щедр на нововведения, налеты, захваты, передачи власти из рук в руки. СМИ только и говорили о серьезных событиях в Донецкой области: «6-го апреля на Донбассе в Луганске было захвачено здание СБУ, а в Донецке – областная администрация. На следующий день, 7-го апреля была провозглашена Донецкая Народная Республика. Произошло это в зале заседаний захваченной Донецкой ОГА[14]».
Но это была еще не война. Мирный народ думал, что вот оно – новое жизнеутверждение и новые принципы жизни. Вот она, Россия. Но события в Донецке и Луганске развивались поначалу как-то вяло. Территория, контролируемая сепаратистами, ограничивалась периметром захваченных ими административных зданий, которые они огородили баррикадами из автомобильных покрышек и строительного мусора. По большому счету, не воспринимая происходящее всерьез, многие предполагали, что сепаратисты несколько дней помитингуют и разойдутся, как это уже случалось раньше. Однако этого не произошло. Эпицентр событий внезапно переместился в небольшой городок Славянск, где и началась настоящая война.
К этому времени захваты административных зданий прошли в Краснодоне, Красном Луче, Торезе, Макеевке, Горловке – и в массе городков помельче. Практически в каждом из этих городков милиция без сопротивления сдавала оружейные комнаты нападавшим.
Из информации СМИ: «Захват горотдела в Славянске осуществляли бойцы подразделения Игоря Стрелкова (Гиркина). По его словам, он пересек украинскую границу с группой, состоявшей всего лишь из пятидесяти двух человек. Понятно, что такое малочисленное подразделение не могло захватить и тем более удержать контроль над таким крупным городом, как Донецк или Луганск. Поэтому начинать было решено с какого-то среднего населенного пункта, но тоже значимого.
13-го апреля Совет национальной безопасности и обороны Украины принял решение о начале антитеррористической операции (АТО) с привлечением Вооруженных Сил Украины. В Славянск были направлены сотрудники СБУ. Украинские спецназовцы ликвидировали два блокпоста террористов на въезде в Славянск со стороны Краматорска, а затем блокпост со стороны Харькова».
***
В это время паникеры разгребали продукты в магазинах, в аптеках подчистую сметали с полок лекарства, запасались кто чем мог, чтобы хоть на первое время хватило продуктов, свечек, воды, мяса. Кто знает, надолго ли эта неразбериха. Но по домам шепотом, на кухнях, обсуждали события, выбирая, на чьей стороне правда чище и понятнее. Знали, что Путин не рекомендует проводить референдум. Но где он, а где Донбасс! Сами с усами. Знаем, что медлить нельзя. То ли это была главная ошибка, то ли то, что кровь имеет запах и наркотическую тягу, но жизнь разворачивала свой ход событий.
Краем уха Вера услышала, что руководство города не поддерживает выборы Донбасса. Казалось бы, Красноармейск – свой до корней волос город, а мнения противоречивые. Не хотелось верить в предательство. Хотя кто сказал, что это предательство? Не будут же они стрелять в мирный народ. Все равно откроют избирательные участки.
Избирательные участки так и не открылись. Спасибо, в нескольких местах расставили палатки с урнами для голосования. Тоже вариант. Выбирать не приходится. Наивная, Вера думала, что продолжает жить в демократической стране. Верила в справедливость, как и много лет подряд.
Проголосовав перед началом рабочего дня, Вера тут же отзвонилась своим домашним, чтобы не медлили. И только поговорила с мужем, как услышала самые настоящие выстрелы. Что это было? То, что это не салют, ее подсознание молоточком отстучало в мозг.
А в городе началась паника. Женщины кричали о беспределе, о насилии, о зверствах кого-то, о том, что кто-то спрятался в здании администрации и из окон второго этажа стреляет из автоматов по безоружным людям, пришедшим на референдум. Первый убитый лежал на газоне, второму, еще живому, оказывали помощь. Срочно надо было остановить кровотечение. Мужчина был ранен в ногу.
– Вот и началось, Даша. Вот и началось, – обратилась Вера к своей напарнице, стоявшей рядом.
– Что будем делать?
– Голосовать.
– Так мы уже.
– Побежали домой за листами бумаги и ручками. Мы с тобой будем проводить голосование.
– Ты сдурела?
– Я? Я не сдурела, нам нужны голоса и подписи, а с таким раскладом мы можем и проиграть. Я звоню своим, чтобы не высовывались. Опасно. Мы с тобой еще стол притащим и стулья. Так удобнее будет. И народ не будет бояться подходить.
***
Две молодые женщины, подруги Веры, медленно ходили по тротуару, привлекая внимание обычной картонной коробкой с наклейкой приглашения на референдум, и показывая, в каком направлении надо идти для голосования. А муж в это время стоял рядом, у стола, и охранял новоявленный избирком. Люди подходили, спрашивали, тут же показывали свои паспорта и ставили подписи. Работа спорилась.
– Верка, ты видела, что за нами кто-то следит?
– Нет.
– Вон, посмотри, черный гроб стоит с затемненными окнами. Я его уже в третий раз вижу. А ты куда смотришь? – обратилась Даша к Стасу.
– Вытаскивай листы из коробки, – скомандовал муж, – надо их дома спрятать. Люди нам поверили, не имеем права потерять голоса.
– Давай я под кофточку спрячу, – схватила листочки Вера и помчалась домой прятать улики голосования.
Теперь подпольная группа решила не собирать много подписей, а часто бегать домой. И ходить не в одном месте, а мотаться по городу, тем самым уходя от преследования. Со столом много не походишь, но Стас ходил за женщинами. Он боялся их оставить одних. К вечеру списки были готовы, и их надо было любыми правдами и неправдами отправить в Донецк. Удача была на стороне справедливости. Все свершилось. Списки переданы. Можно вздохнуть с облегчением. Вроде слежка отстала, вроде домашние ничего не поняли. Только бы правда победила.