И это чувство собственности в Индии приняло аочги безумные пропорции. Когда мужчина умирал, его жена должна была умереть вместе с ним. Она должна была живой прыгнуть в погребальный костер — и это продолжалось в течение десяти тысяч лет. Если какая-то женщина испытывала страх — любому было бы страшно заживо прыгнуть в погребальный костер, — то ее осуждали за безнравственность.
Желанием мужа было то, чтобы она умерла вместе с ним, так как он не мог положиться на нее, — когда он умрет, она может завести с кем-нибудь любовную интригу, а этого допустить нельзя.
Но вот что странно: это правило не распространялось на мужчин, мужчинам не надо было прыгать в погребальные костры своих жен. Нет, мужчина был существом высшего сорта.
От того, как они проделывали это, слезы наворачиваются... ведь сжечь женщину живьем — не легкая задача. Сперва они раскладывали погребальный костер, укладывали на него умершего мужа, заставляли женщину лечь рядом с мертвым телом. Затем они укладывали на них еще дрова и поливали все очищенным маслом, чтобы огонь сразу же вспыхнул — и не только сразу же вспыхнул, но и дал столько дыма, чтобы никто не мог увидеть, что там происходит, — ведь иногда женщина пыталась выпрыгнуть из погребального костра.
Вокруг погребального костра стояли жрецы с горящими факелами в руках. Если женщина пыталась выскочить, они загоняли ее горящими факелами назад, в погребальный костер.
Поэтому и требовалось столько дыма — чтобы никто не мог увидеть, что делают жрецы.
Женщина обязательно кричала и плакала. Ее крики не должны были быть слышны, и это было продумано: был еще один ряд, в котором тысячи людей играли на музыкальных инструментах, пели, танцевали, кричали что есть мочи только для того, чтобы заглушить крики женщины, долетавшие из погребального костра. И они праздновали — ведь еще одна женщина доказала свою любовь к мужу, совершив самоубийство.
Ее заставили, она сделала это не по доброй воле; ее заставили силой.
И та же ситуация сложилась во всем мире. Разными способами женщине обрезали крылья, ее способности, ее талант, ее гений.
И этот вопрос касается не только тебя. Когда твоя женщина говорит, что у тебя мужское эго, она просто представляет всех женщин, а ты — не что иное, как представитель всех мужчин. Твои праотцы натворили столько вреда, что нет возможности прийти к равновесию.
Поэтому, когда твоя женщина говорит, что в тебе говорит мужское эго, попытайся понять — может быть, она права. Вероятнее всего, она таки права — ибо мужчина так долго считал себя высшим существом, что он не чувствует, что это — его эго. А женщина чувствует это.
Не отвергай ее чувство. Будь благодарен ей и спрашивай у нее, в чем она чувствует это эго, так чтобы ты мог отбросить его. Прими ее помощь.
Ты же просто отрицаешь это; ты не чувствуешь, что у тебя есть мужское эго. Но это просто традиционное наследие.
У каждого мальчика есть мужское эго — даже у маленького мальчика. Если он начинает плакать, ему сразу же говорят: «Почему ты плачешь, как девчонка? Девчонкам позволительно плакать, потому что они неполноценные существа. Тебе же предстоит стать большим мужским шовинистом, тебе не положено плакать и рыдать». И маленькие мальчики начинают останавливать свои слезы. Очень редко можно встретить мужчину, который способен так же легко расплакаться, как женщина.
Запомни, у тебя и у твоей женщины слезные железы одинакового размера — значит, природа не делает никаких различий. Прислушайся к твоей женщине. Ты так сильно подавлял и угнетал ее; пришло время прислушаться к ней и исправить положение вещей. По крайней мере в личной жизни делай все от тебя зависящее, чтобы предоставить ей как можно больше свободы — столько же свободы, сколько ты позволяешь себе. Помоги ей подняться, чтобы она могла снова расцвести.
У нас будет прекрасный мир, если всем женщинам — а женщины составляются половину человечества — позволить взращивать свои таланты, свой гений. Это вообще не вопрос... никто не выше, никто не ниже. Женщины есть женщины, мужчины есть мужчины; у них есть различия, но различия никого не делают выше или ниже. Их различия создают взаимное влечение.
Только представьте себе мир, в котором бы были только одни мужчины. Это было бы так отвратительно: повсюду одни Морарджи Десаи... Морарджи Десаи... все пьют собственную мочу, ведь больше делать нечего.
Жизнь богата, потому что есть различия, различные позиции, различные мнения. Никто не выше, никто не ниже. Люди просто разные.
Прими это и помоги своей женщине освободиться от десяти тысяч лет подавления. Будь ей другом. Ей причинили много вреда, у нее столько ран, что если твоя любовь принесет ей хоть какое-то исцеление, ты поможешь всему миру, всему мировому сознанию.
Не огорчайся, если твоя женщина говорит: «Это — мужское эго». Оно присутствует в тонкой форме — просто ты не можешь распознать эго, потому что оно было с тобой так долго; ты забыл, что это — эго. Прими ее помощь, чтобы ты мог распознать его и уничтожить.
Беседа 18Медитация — мужество быть безмолвным и одиноким
20 октября 1986 г., Бомбей
Возлюбленный Бхагаван,
Я всегда страшусь одиночества, потому что когда я остаюсь наедине с собой, я начинаю спрашивать себя, кто я такой. У меня такое чувство, что если я копну глубже, я обнаружу, что я не та личность, которой я считал себя последние двадцать шесть лет, а некое существо, присутствующее в момент рождения и, может быть, за момент до него. По какой-то причине это приводит меня в полный ужас. Это кажется каким-то безумием и заставляет меня у ходить во внешние вещи, чтобы почувствовать себя более безопасно.
Бхагаван, кто я такой, и почему этот страх?
Сурабхи, это не только твой страх, это страх каждого. Ибо никто не есть то, чем ему предназначило быть Существование.
Общество, культура, религия, образование — все в заговоре против невинных детей.
У них вся власть, — а ребенок беспомощен и зависим. Поэтому им удается сделать из него все, что им захочется.
Они ни одному ребенку не дают расти в соответствии с его естественным предназначением.
Все их усилия направлены на то, чтобы превращать человеческие существа в полезные вещи. Кто знает, если ребенку позволить расти самому по себе, принесет ли он какую-либо пользу обществу? Общество не готово идти на такой риск. Оно хватает ребенка и начинает лепить из него нечто нужное для общества.
В определенном смысле оно убивает душу ребенка и дает ему фальшивую личность, так что он никогда и не вспоминает о своей душе, о своей внутренней сути.
Фальшивая личность — это суррогат. Но этот суррогат полезен только в той самой толпе, которая дала его вам. Как только вы оказываетесь в одиночестве, фальшивое начинает распадаться, а угнетенная реальность начинает выражать себя.
Отсюда и страх одиночества.
Никто не хочет быть в одиночестве. Каждый хочет быть частью толпы — и не одной толпы, а многих толп. Человек принадлежит к некой религиозной толпе, к некой политической партии, к некому клубу... и есть еще много небольших групп, к которым надо принадлежать.
Человек хочет получать поддержку двадцать четыре часа в сутки, потому что без поддержки фальшивое не может устоять. Как только человек оказывается в одиночестве, он начинает испытывать странное умопомешательство.
Сурабхи, именно об этом ты и спрашиваешь — ибо двадцать шесть лет ты считал себя кем-то, а затем в момент одиночества ты внезапно начинаешь чувствовать, что это не ты. Возникает страх: кто же тогда ты?
А двадцать шесть лет подавления... реальному потребуется некоторое время, чтобы проявить себя.
Этот промежуток между фальшивым и реальным мистики называют «темная ночь души» — очень подходящее выражение. Ты уже не фальшивое, но еще и не реальное. Ты пребываешь в забвении; ты не знаешь, кто ты такой.
На Западе, в частности, — а Сурабхи приехал с Запада — эта проблема усугубляется еще и тем, что там не было разработано никакой методологии, которая могла бы помочь как можно скорее обнаружить реальное и укоротить темную ночь души.
Запад понятия не имеет о медитации.
А медитация — это просто другое название для пребывания в одиночестве, в безмолвии, в ожидании того, когда реальное утвердит себя. Это не действие, а безмолвное расслабление — ибо все, что ты делаешь, исходит от твоей фальшивой личности. Все твои поступки за двадцать шесть лет исходили от нее; это — старая привычка.
Привычки умирают долго и мучительно.
В Индии был один великий мистик по имени Экнатх. Однажды он со всеми своими учениками собирался совершить святое паломничество — это путешествие должно было занять от трех до шести месяцев.
К нему пришел один человек, припал к его ногам и сказал: «Я знаю, что я презренный человек. Ты тоже это знаешь, все меня знают. Но я знаю, что твое сострадание гораздо больше моей презренности. Пожалуйста, прими меня в группу, которая отправляется в святое паломничество».
Экнатх сказал: «Ты вор — и не обыкновенный вор, а вор-мастер. Ты никогда не попадался, но все знают, что ты вор. Мне, конечно, хотелось бы взять тебя с собой, но я должен подумать и о тех, кто отправляется в паломничество вместе со мной. Тебе придется дать обещание — и я не требую многого, — что пока мы будем находиться в паломничестве, ты не будешь воровать. После этого все будет зависеть от тебя. Как только мы вернемся домой, ты будешь свободен от этого обещания».
Этот человек сказал: «Я с радостью дам такое обещание. Я очень благодарен тебе за твое сострадание». Но другие пятьдесят участников паломничества были полны подозрений. Довериться вору...
Но они не смели возражать Экнатху. Ведь он был учителем.
Они отправились в паломничество, и с самой первой ночи начались неприятности. На следующее утро среди паломников царил хаос — у кого-то пропала верхняя одежда, у кого-то пропала рубаха, у кого-то пропали деньги.