Конец идеям?
Память, воображение и коммуникация (благодаря им и родились все идеи, о которых мы говорили) подвергаются изменениям под влиянием достижений робототехники, генетики и виртуальной социализации. Сможет ли наш беспрецедентный опыт способствовать оформлению новых типов мышления и появлению свежих концепций? Или он будет только мешать и сдерживать этот процесс?
Я боюсь, что некоторые читатели, приступив к данной книге, были настроены более оптимистично, предвкушая рассказ о прогрессивных и полезных идеях. Но я не ставил себе задачу оправдать подобные ожидания. Некоторые выводы, к которым я пришел в процессе повествования, являются нейтральными с морально-нравственной точки зрения: что сознание играет важную роль, а идеи – движущая сила истории (не окружающего мира, экономики или демографии, хотя изменения и в этих областях также зарождаются сначала в нашем сознании). Идеи, подобно произведениям искусства, являются продуктом воображения. Другие выводы опровергают прогрессивные иллюзии: есть много хороших старых идей и много плохих новых; эффективность появляющихся убеждений зависит не только от их преимуществ, но также от обстоятельств; истина не всегда бывает привлекательной; наши помыслы иногда могут заставлять нас сомневаться в здравости рассудка.
Господи, защити меня от ложного оптимизма, последствия которого гораздо тяжелее и мучительнее, чем самый страшный пессимизм. Оптимизм почти всегда подводит, пессимизм же спасает от разочарования. Многие принципы вредоносны или обманчивы, либо и то и другое. Причина, по которой я решил рассказать о таком количестве идей, заключается в том, что каждая из них неизбежно влечет за собой непредвиденные последствия, часто благоприятные, и это, в свою очередь, запускает новую мысль. Интернет-пространство создает кибергетто, в котором люди придерживаются определенной позиции и пытаются «убрать из друзей» тех, кто думает иначе: если эта привычка укоренится, мы можем лишиться способности вести диалог, спорить и дискутировать. А споры стимулируют интеллектуальный прогресс. Самые большие оптимисты запутались настолько, что перестали понимать, насколько нереалистичным выглядит представляемое ими будущее, в котором люди конструируют сами себя в погоне за бессмертием, или загружают сознание в неорганические существа, чтобы защитить свой разум и знания от физического старения тела, или пытаются найти способ установить связь с космосом и покорить себе миры, существование которых находится под большим вопросом.
Но иногда пессимистический настрой преобладает. По мнению известного нейробиолога Сьюзан Гринфилд, перспективы развития человеческого сознания в будущем довольно туманны. «Персонализация», как она говорит, преобразует мозг в сознание. Оно строится на воспоминаниях, которые не подвластны технологиям, и на опыте, не ограниченном никакими условностями. Без воспоминаний, которые обогащают нашу жизнь, и составляющих их переживаний мы не сможем размышлять и воспринимать окружающий мир. Это отбросит нас к «рептильной» фазе эволюции. Персонаж Платона Тимей ожидал такого же эффекта от новых технологий своего времени. Его предсказания оказались преждевременными. Гринфилд, может, и права, но на текущий момент машины, к счастью, еще не представляют угрозы для человечества.
Искусственный интеллект еще недостаточно умен или, говоря точнее, не обладает воображением и творческим потенциалом, чтобы думать за нас. Тесты на определение возможностей искусственного интеллекта не слишком точны. Не требуется особых интеллектуальных возможностей, чтобы пройти тест Тьюринга, выиграть партию в шахматы или дать ответ на вопрос из области общих знаний. Узнать, что интеллект искусственный, можно, только когда секс-бот скажет вам «нет». Виртуальная реальность слишком поверхностна и груба, чтобы заставить нас отказаться от привычных вещей. Генная инженерия обладает мощным потенциалом для создания деклассированной расы рабов или дронов, обладающих способностью к критическому мышлению. Но непонятно, кому могут понадобиться перемены, место которым лишь на страницах книг по научной фантастике. В любом случае мастер-класс по развитию когнитивных способностей может все-таки когда-нибудь пригодиться.
Итак, хорошо это или плохо, но мы должны продолжать рождать идеи, творить новое мышление и изобретать. Однако я предвижу, что темп развития мышления может несколько замедлиться. Если я прав и количество открытий увеличивается в ходе интенсивного культурного взаимообмена, а изоляция приводит к интеллектуальному застою, тогда можно ожидать сокращения количества новых мыслей в связи с ослаблением межкультурных различий. Парадокс: одним из эффектов глобализации будет снижение взаимообмена, поскольку в идеальном глобализованном мире культурное взаимодействие устранит любые различия и сделает общества похожими друг на друга. К концу XX в. глобализация приобрела такие масштабы, что стало почти невозможно остаться в стороне: даже живущим изолированно в амазонских лесах племенам было трудно избежать контакта и не попасть под влияние тенденций остального мира. В результате сложилась своего рода глобальная культура, опирающаяся в большей или меньшей степени на традиции Соединенных Штатов и Западной Европы, когда люди повсюду носили похожую одежду, покупали одинаковые товары, следовали одному и тому же политическому курсу, слушали одну и ту же музыку, восторгались одними и теми же картинами, играли в одинаковые игры, по одному шаблону выстраивали и прерывали отношения и пытались говорить на одном для всех языке. Конечно, глобальная культура не лишена разнообразия. Это как сетка пчеловода, под которой рождается и размножается культура. Каждый «агглютинативный эпизод» провоцирует реакцию, – люди стремятся обрести комфорт в традициях и хотят сохранить или возродить исчезающие привычки или обычаи. Но глобализация будет поощрять дальнейшее сближение культур. Языки и диалекты исчезают или становятся субъектами консервативной политики как находящиеся под угрозой вымирания виды. Традиционные костюмы и виды искусства сохранились лишь в глубинке и в музеях. Религии угасают. Местные обычаи и устаревшие ценности умирают или выживают лишь для того, чтобы стать развлечением для туристов.
Эта тенденция очень бросается в глаза, поскольку свидетельствует о больших переменах. Представьте себе персонажа, я называю его хранителем галактического музея будущего, – размышляющего о прошлом человечества, которое уже давным-давно исчезло с лица планеты, со всей возможной объективностью и отстраненностью. Пока хранитель расставляет на полках все то, что сохранилось от нашего мира, его можно попросить охарактеризовать нашу историю. Ответ будет кратким, поскольку этот музей галактического размаха и жизнь нашего вида на крохотной планете не может считаться чем-то действительно важным и значительным. Я слышу такие слова: «Вы нам интересны лишь потому, что ваша история была довольно разнообразной. Культура других живых существ на вашей планете мало менялась. Эти другие виды развивались гораздо медленнее, и перемены в их образе жизни были не такими кардинальными. Вы же ломали устои и традиции и полностью меняли свое поведение и привычки, включая мыслительную деятельность». По крайней мере, так было до начала XXI в., когда народы стали терять свою самобытность и все больше подражать друг другу. Рано или поздно на земле будет лишь одна общемировая культура. Нам больше не с кем и нечем будет обмениваться. Мы останемся одни во Вселенной – если только не обнаружим другие культуры в иных галактиках, с которыми можно наладить взаимообмен. Это будет возвращение к нормальному развитию инновационного мышления, к тому, с чего все началось и о чем мы говорили в главах 1 и 2 этой книги – о мыслителях, которые жили в одиночестве и постепенно наполняли мир хорошими идеями.
От автора
На первый взгляд, рожденные нашим разумом мысли бывают совершенно абсурдными.
Наши самые смелые идеи выходят за рамки логики и здравого смысла. Они зарождаются на хтоническом уровне, на непознанных глубинах, в царстве иррационального, где бессильны любые научные обоснования. Плохая память меняет их суть, как и предвзятость восприятия, вездесущий жизненный опыт, магическое воображение и подверженность заблуждениям. Путь рождения мысли сложен и тернист. Можно ли проследить в нем некую закономерность и последовательность, логически обосновать неизбежность и обязательность сопутствующих этому процессу противоречий и противопоставлений?
Конечно же, стоит попробовать это сделать, ведь мысли и идеи – первооснова всего, что происходит. Благодаря им наш мир таков, каким мы его знаем. Некие непознанные, не поддающиеся контролю силы обозначили границы наших возможностей: мы не в состоянии управлять эволюцией, климатом и наследственностью, влиять на процесс мутации микроорганизмов и сейсмическую активность Земли. Но эти силы не могут лишить нас возможности использовать свое воображение и менять мир в соответствии с нашими фантазиями. Идеи обладают удивительной живучестью. Можно взорвать, сжечь и закопать их носителя, но сами идеи будут жить, несмотря ни на что.
Чтобы понять настоящее и научиться предугадывать будущее, нам необходимо разобраться в том, о чем мы думаем, в том, как и зачем мы это делаем. То есть проанализировать когнитивные механизмы, которые запускают процесс формирования идей; познакомиться с людьми, школами, традициями, которые транслируют эти идеи; обратить внимание на влияние культуры и других внешних факторов на форму и внутреннюю структуру мысли. Данная книга может стать вашим помощником в этом деле. У меня не было намерения создать фундаментальный и всеобъемлющий труд. Я хотел рассказать о некоторых идеях родом из прошлого, которые актуальны и сейчас, об идеях, которые формируют и преобразуют этот мир, делают его понятнее или, наоборот, вводят нас в заблуждение. Под «идеями» я подразумеваю мысли как продукт нашего воображения – то, что выходит за рамки практического опыта и опережает наши ожидания. От повседневных мыслей их отличает не столько новизна и оригинальность, сколько способность вывести нас за границы обыденности. Понятия, о которых говорится в этой книге, – скорее образы или фантазии, которые не имеют ничего общего с так называемыми ментальными путешествиями (хаотичным движением мысли, экстазом) или ментальной музыкой (по крайней мере до тех пор, пока не будут найдены слова для их обозначения), – эти замыслы создают модели для преобразования мира. Подзаголовок «О чем думал Homo sapiens» выбран неспроста. Некоторые историки здесь вспомнят о философии презентизма