оторванные от жизни мечтания? На самом деле задача выживания России, после того что мы сами над ней учудили, из рода фантастических. И нам не остается ничего другого, как эту задачу решить.
Россия - мультикультурная страна. В Европе мультикультурность провалилась, что публично признано европейскими лидерами. А у нас пока еще нет, и не должна. Вот это все, с одной стороны, вроде как правильно до банальности. А с другой стороны, все это ровно ничего не означает, и ничего из этого не следует. Мультикультурный проект, основанный хоть на толерантности, хоть на самом что ни на есть интернационализме, состояться в принципе не может. Потому что эта основа совершенно недостаточна, для того чтобы кого-то с кем-то сколько-нибудь прочно объединить. То есть заставить разделять радости и горести, платить за решение общих задач, и не только имуществом, но и кровью. Государство выращивает свой народ, сплавляя его из этносов. А не наоборот. Единственная форма существования мультикультурности - это империя. Империю составляют народы, для которых государство самоценно. Империя мультикультурна, но не это главное. Главное - это единство. Единство целей и ценностей. Но для этого нужны цели и ценности. Империя - это инструмент реализации целей и сохранения, защиты ценностей. Нет целей - нет империи. Это мы проходили наглядно.
Что касается ценностей - единственной ценностью, которая может скрепить, возродить Русскую империю, является справедливость. Наши понятия о справедливости по-прежнему одинаковы. То есть они, очевидно, гораздо более одинаковы у русского, казаха и чеченца и очевидно разные с французом или американцем. И в этом, собственно, причины всех социальных неустройств у всех постсоветских народов. И нет никаких шансов в контексте реального мирового порядка реализовать эту общую ценность вне имперского могущества.
С другой стороны, экономическая модель - модель жизни, - снизошедшая на нас в результате развала империи, - это модель, в основе которой лежит личная нажива. Вот эта штука выполняет роль некой ядовитой жидкости, «разжижителя», влитого в социальную систему. Которая надежно не дает слепляться не то что народам - любым социальным группам, не объединенным одноходовым шкурным интересом. Это атомизированная страна, неслепляемая в социальный организм. Поскольку из нее выдернута цель, смысл существования. И влит «разжижитель». Страна, постепенно теряющая материальные предпосылки своего восстановления. Кратко это называется «деиндустриализация». Есть базовая генетическая разница между, например, сколковской наномодернизацией, приспособленной существовать в этом самом «разжижителе», и несовместимой с ним идеей «новой индустриализации». Собственно, «новая индустриализация» -гигантская стройка - это как раз та материальная основа, на которой можно восстановить нормальную страну, нормальную Русскую империю. Сделать это довольно трудно, примерно как высидеть цыплят из яичницы. Однако, ничего другого нам не остается. Поскольку империя - единственный способ существования русского народа. Что же нам теперь и не существовать?
Манипулирование сознанием - новейшие технологии навязывания товаров и идей - казалось бы, актуальная политическая тема накануне большой избирательной кампании. Так вот, есть основания полагать, что именно для нашей назревающей избирательной кампании эта тема будет актуальна в минимальной степени. В нашей главной теме мы позволили себе сделать упор в первую очередь на рыночные аспекты манипулирования еще и потому, что, вероятно, у нас остаются считаные недели, а может быть, и дни, до конца нашей замечательной «политической стабильности». И разрушат эту стабильность не происки злодеев или нездоровый зуд известных любителей «перемен». Жизнь ее разрушит.
Политическая стабильность - та самая «путинская стабилизация» - была главным завоеванием нулевых, именно она обеспечивала в «тучные годы» удвоение ВВП, огромный рост капитализации, приток кредитов и инвестиций. Притом что известные процессы постсоветской системной деградации продолжались как ни в чем не бывало. Но страна и общество не ставились перед необходимостью жесткого политического и мировоззренческого выбора, способного их расколоть. То есть эта стабильность опиралась на известное «путинское большинство», идеологически рыхлое, зачастую несовместимое по своим взглядам и вкусам, но объединенное чувством надвигающейся катастрофы. Поскольку, если кто не помнит, страна в начальной точке этого процесса находилась на грани анигиляции, если не за гранью ее. По сути, это был народный консенсус, включающий в себя всех, кроме предателей и идиотов.
Такое большинство в принципе не может существовать вечно, сама «стабильность» его и разрушает. У нас визуальной точкой исчерпания этого процесса стал Кризис. Опять же, кризис - не наш, а мировой - тем не менее показал, что Россия теряет материальные предпосылки своего суверенитета. Отражением этого было прекращение в России сначала экономической политики (в смысле стратегии), а затем, с развитием «тандема», и внешней. Из-под прежнего консенсуса ушла почва, и страна раскорячилась, пытаясь удержаться на разъезжающихся стульях. Побочным, очень характерным продуктом послекризисного разложения стала концепция Перестройки_2 имени г-на Юргенса, по сути, программа окончательного роспуска страны под предлогом ее окончательной вестернизации.
Слова «Фронт» и «Сталинград», произнесенные Путиным - эти слова в этом месте и в этом контексте имеют известное и совершенно определенное значение. Такими словами не шутят. Притом что на сегодняшний момент за этими словами не стоит никакого адекватного смысла. Если «Фронт», то где враг? И в чем Победа? Пока эти слова - сигналы. Как и те, что посылаются с другого берега. То есть с противостоящего фронта.
Эти слова - путинский «Сталинградский фронт» - должны с неизбежностью обрести смысл. Потому что фронт есть, со всей очевидностью. И смысл Победы в восстановлении могущества страны, то есть, по сути, материальных предпосылок суверенитета. Не сколковская наномодернизация, а «Новая индустриализация». Большая стройка вместо большой распродажи. Цена победы понятна, как понятна и цена поражения. И потому есть шанс создать осмысленное «путинское большинство» на той же базе, что и в двухтысячном, то есть все, кроме предателей и идиотов.
«Медведев заявил, что надеяться на его выдвижение в президенты, безусловно, можно»: такой «молнией» потрясло своих подписчиков РИА «Новости» в момент, когда два президента, наш и австрийский, общались с прессой. При менее «молниеносном» взгляде на контекст выяснилось, что наш президент выразился в духе известной сентенции: надеяться, мол, никому не запрещено . И сослался на предшествующую свою большую пресс-конференцию. Вот лишнее свидетельство того, что эта самая пресс_ конференция отнюдь не избавила политическую тусовку от смятения в умах, вызванного совсем не заботами о судьбах техосмотра. Страдания эти напоминают анекдот: мазохист - «ну бей меня, бей!», садист - «а вот не буду».
Тем не менее вопрос-то интересный. То есть стимулирующий наблюдателей взвешивать слова на аптечных весах. Если путинская сторона проявляет в этом вопросе раз на себя принятый холодный стоицизм, то президент в своих высказываниях миллиметр за миллиметром размечает дистанцию .
То есть не будем гадать на кофейной гуще, заниматься спекуляциями на тему нюансов отношений, погружаться в изощренные политологические схемы. Проанализируем сказанное, то есть осознанно размеченную Дмитрием Анатольевичем дистанцию. Его последнее определение мировоззренческого единства с Владимиром Владимировичем - мол, мы оба хотим видеть страну богатой и довольной - выглядит еще более сомнительным, чем предыдущее. Это сравнимо с тем, как если вы спрашиваете: «Простите, вы не каннибал? Нет?! Ну наконец-то я нашел единомышленника!».
Продолжая рассматривать разметку: как президент определил тактические разногласия с премьером. Мол, Путин считает, что модернизация должна быть спокойной и постепенной. В то время как он сам видит шанс провести ее быстрее, совершить рывок. Насколько мы понимаем устные и письменные тексты (поскольку заметных действий ни с одной, ни с другой стороны пока не видно), речь идет о совершенно разных модернизациях. Разных не столько по темпам, сколько по смыслу и целям - идеологически разных. Медведевская модернизация - это локализованный в точках роста и наградах скачок в некое постиндустриальное развитие путем интеграции в глобальный инновационный бизнес. (Основные бенефициары которого находятся совсем не у нас.) То, о чем говорит Путин, - это в первую очередь реиндустриализация, то есть Новая индустриализация для восстановления внутреннего рынка на новой технологической базе. (Которая, кстати, единственная способна обеспечивать выполнение того же гособоронзаказа. А отнюдь не точечное увольнение назначенных виноватыми.) Признайте, что это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
Президент наш вообще продемонстрировал некоторую . смелость в обозначении политических позиций партнеров. Так, он мотивировал полезность существования «Правого дела» во главе с новым лидером Михаилом Прохоровым тем, что у людей с правыми, консервативными взглядами тоже должно быть свое представительство. Мысль резонная, однако как-то до сих пор не приходило в голову обозначить электорат и актив «правого дела», как и самого Прохорова «правыми консерваторами». Нам-то казалось, что это ортодоксальные прозападные либералы?
И уж совсем жесткое обозначение дистанции - в «коротком ответе на короткий вопрос». Если Ходорковский не представляет никакой угрозы обществу, зачем его лишать свободы? И как это соотносится с известным замечанием Путина, что «у этих людей руки по локоть в крови»? И с известными замечаниями самого Медведева, что наше общество любит «ловить сигналы»?
Хочу заметить, что мы отнюдь не преследуем цель бестактно подталкивать политических лидеров к обозначению разногласий. Мы просто хотим подчеркнуть, насколько аккуратно, цивилизованно, деликатно по отношению друг к другу и к обществу это делается. Мы хотим констатировать уровень политической цивилизации в России, во всяком случае в том, что касается публичной сферы.