ладшего!
Только тогда до опера, наконец, дошло – а ведь невыгодно никому всю эту дрянь ворошить. Дело-то получится громкое, областного масштаба, а то и поболе. Ясно, что понаедут следаки по особо важным из области или из самого центра. Писаки разные слетятся, как мухи на это самое. А если по-настоящему копнут вокруг делишек Закраевского-старшего, столько вылезет, что вся городская верхушка в говне окажется.
Вот… Подумал он и бросил дело. Понял, никто ему на настоящие оперативно-следственные действия разрешения не даст. Просто съедят. Влегкую подставят на пьянке (есть за что) и уволят к чертям. А у него жена больная, дети еще маленькие, дом строится. Попрут из органов, другой работы для него в Скальске не будет…
– Я сейчас заплачу, так мента жалко, – презрительно бросил Федоров.
– Кончай, Леха, не звени нетерпением! – цыкнул Бабай. – Ты говори, говори, Груздь, я же вижу, есть еще что-то…
– Есть! Папочка с материалами у него есть. Дело он бросил, а материалы оставил. Показывал мне. Но на халяву, сказал, не отдаст. Опер, змей, хочет за нее десять штук гринов, на меньшее не соглашается. Говорит, Север Закраевский сейчас в самых верхах летает, в телевизоре как дома сидит, скоро небось, министром станет. Хочешь на него компру, говорит, так плати. А у меня нет столько… – Груздь развел руками. – Но я сказал ему, что покупатель будет.
– Молодец, – кивнул Бабай. – Правильно сказал, папочка того стоит. Как, значит, зовут твоего опера?
– Ермоленко. Андрей Евгеньевич Ермоленко, капитан в отставке, улица Энгельса, дом четыре, – доложил Груздь. – Живет один, жена умерла два года назад, сердечница была. Двое детей. Сын отслужил срочную, сейчас учится в Твери на юриста. Дочь замужем, живет на соседней улице. Дочку и внуков отставной опер любит, но с зятем не ладит категорически, поэтому видятся редко.
– Кто еще знает? Про материал?
– Никто вроде. Я даже ребятам… Не того. Да им и не нужно.
– Молодец, сообразил… Да ты лежи, лежи, отлеживайся, парень, тебе сейчас самое то – лежать, – участливо посоветовал Бабай.
Леха Федоров даже покосился недоуменно – с чего бы вдруг такая заботливость?
Груздь с видимым облегчением откинулся на кушетку. Всем своим видом показывал: если надо – как штык встанет через не могу. Но не боец пока.
Хороший пацан, правильный. Только придется его кончать, быстро решил Бабай.
– Пока ты лежи, Груздь, а утром мы тебя в Москву отправим. Определим в больничку, там подлатают. Тошнит небось? – участливо спросил он.
– Есть малехо. И рука сломана, похоже. Ноет, зараза.
– Сотрясение, как пить дать. Руку тоже хорошо бы доктору показать – рентген, все дела. Ничего, есть хорошая больница, там врачи свои, прикормленные. Полежишь, медсестер за ляжки пощиплешь, через пару недель будешь как новенький… До Москвы-то дотянешь на легковой?
– Выдержу.
– Вот и хорошо, вот и ладно. С утра с Лехой двинете, пока отдыхай.
– А чё я? Пацанов, что ли, нет – отвезти? – удивился зам.
– Заодно сделаешь кое-что в Москве. И парня в больничку определишь, посмотришь, чтоб нормально лечили, сам посмотришь.
Федоров продолжал недоуменно таращиться. Бабай незаметно, поверх головы болящего, кивнул ему. Так надо!
Коньяка Бабай все-таки выпил. Махнул рукой Лехе, вышел с ним на высокое крыльцо коттеджа. Огляделся на предмет лишних ушей поблизости, никого не заметил.
Ночью участок за глухим трехметровым забором казался особенно большим. Хозяин дома, какой-то прыщ из мэрии, с размахом отгородил себе почти гектар. Кусочек настоящего леса, искусственный ручеек, стерильно выкошенные лужайки – сейчас, ночью, в отблесках лунного света, с вкраплениями разноцветных самозаряжающихся фонариков, все это смотрелось как декорации к сказке. То-то хозяин-прыщ дерет за аренду такие деньги. Сказочник…
– Звезды-то здесь какие, – сказал Бабай.
Леха Федоров внимательно посмотрел на небо.
– Нормальные, – определил он.
– Не скажи. Ярче, чем в Москве.
– Чё это?
– Экология. Чище, и звезды лучше видны. Здесь что – заводы стоят, дорог толком нет. Народ у нас в стране нищий, зато экология богатая… Вот думал ты, Леха, что над Москвой всегда висит пылевое облако – и днем, и ночью?
– Мне не мешает.
– А мне мешает, – вздохнул Бабай. – Дышать стало тяжело. Без интереса дышится в последние годы.
– НМЖ, – фыркнул зам.
– Что?
– Средство такое. Старое, народное лекарство – Надо Меньше Жрать. И пить, кстати.
– Да, неожиданное решение. А ты, Леха, оказывается, народный целитель… В общем, собирайся, с утра повезешь парня.
– За каким..?
– Повезешь. Только до Москвы не довози, не надо. Кончи его, где потише, и прибери подальше… Ты понял меня?
– Да зачем Груздя-то мочить? Объясни толком!
Бабай тяжело посмотрел на зама:
– Ты, Леха, дурак или прикидываешься? Ты хоть понял, с чем мы дело имеем? Компру на Севера Закраевского иметь – все равно что кобру в кармане держать. Ты, Леха, когда-нибудь пробовал держать кобру в кармане? – Бабай вспомнил среднеазиатских кобр, распластанных на серых камнях под лучами раскаленного нездешнего солнца. Лежит, зараза, как бездыханная, но все равно видно, что может взвиться в любой момент.
Давно это было. С тех самых пор одни змеи да волки кругом. Или псы поганые. Жизнь…
– Как будто ты пробовал, – проворчал зам.
– И я не пробовал. Но! – Бабай выразительно поднял пухлый палец, поросший жесткими волосками. – Скажу тебе, Леха, что кобра в кармане безопаснее, чем компромат на Севера в сейфе. Тупой Груздь болтанет где пару-другую слов от собственной дури, и пошла-поехала информация. Так, Леха, жизнь устроена – и от ума горе, и от глупости одни беды.
– Отослать его куда-нибудь…
– Куда, например? На Землю Франца-Иосифа с постоянной пропиской?
– Вообще-то, мы приехали сюда не за этим, – не сдавался зам. – Дела надо делать, книгу искать, и со вторым писателем разобраться пора бы.
– Ты делай, что сказано, а кому, когда и с кем разбираться – я сам решу! – нажал Бабай голосом. Глянул на насупившегося Федорова, смягчился: – Дела, Леха, сделаем. Есть у меня одна мыслишка – прижмем писателя так, что он забудет, с какого конца за ручку берутся… Но ты займись Груздем для начала. Взять за яйца Севера Закраевского – дорогого стоит. Ради такого дела ничего не жалко. И никого.
Бабай окончательно развеселился. Такого подарка судьбы он не ждал. Шантажировать олигарха он не собирался, у него не девять жизней, а вот подобрать к Северу золотой ключик счастья… Освободиться от тяжелого давления Закраевского, от собственного страха… Спрятать, например, компру через кого-то, чтобы сам не знал… А потом Северу – ты меня больше не знаешь, я тебя не знаю, все, разошлись краями… Вполне может получиться…
– А ребятам я чё скажу? Куда Груздь делся? – после паузы спросил Леха. Признал все-таки правоту босса.
– Скажешь, не довез до больнички. Дорогой, скажешь, ему поплохело, взбледнул малый, пару раз перднул и кончился. При сотрясениях башки так бывает, сам знаешь.
– Опера тоже будем решать?
– Угу. Только папочку купим сначала. Честно купим, мало ли где он ее прячет. Ну а дальше менту – ментово. За каждого прижмуренного мента в адской кухне доппаек полагается, – ухмыльнулся Бабай. – Пусть пьющий опер хлебнет сгоряча какой-нибудь паленой заразы и – кости в горизонталь.
– Чё?
– Коньки к небу, вот чего!
Леха еще помолчал, подумал.
– Это… Кости в горизонталь, коньки к небу… Устроим, – коротко кивнул он. Добавил: – Груздя жалко все-таки, пацан неплохой.
– Назвался Груздем… – начал Бабай и вопросительно глянул на зама.
– Полезай в чернозем! – привычно срифмовал Леха Федоров.
5
Н. Н. Скворцов «Проблемы реинкарнации» Из главы «Находя себя»:
«… согласен, Школа эзотерических знаний – не слишком удачное название для нашего объединения. Но другого на тот момент в голову не пришло. Все произошло быстро и вроде бы случайно. Если, конечно, рассматривать случай как некую самостоятельную категорию, а не видимое звено той цепочки, начало и конец которой скрыты от нас.
Итак, я познакомился с Евой, с Евгенией Барышевой, девушкой интересной во всех отношениях. По крайней мере, что-то меня зацепило в наших случайно-вежливых фразах во время необязательного застолья у малознакомых людей. Потом мы с Евой, случайно оказавшись вдвоем на кухне, разговорились уже обстоятельно. Речь, помнится, зашла об истории. Об удивительной нелогичности общепринятого взгляда на человеческую историю. Человечек существует на Земле больше миллиона лет, наукой это доказано, но лишь в последние тысячелетия вдруг отбросил в сторону палку-копалку и сразу взялся за пирамиды и храмы. Где же логика поведения у такого, в общем-то, предсказуемого существа? Напрашивается вывод, что между кострами в пещерах и пирамидой Хеопса происходило нечто гораздо большее, чем вялотекущая миграция оглоедов в поисках съестных корешков. И настоящей своей истории человечество по большому счету не знает.
Остальная компания в это время продолжала надираться за обильным столом. Кое-кто от обиды. На том случайном сборище было два-три вполне брутальных самца, имевших на красавицу виды, а она предпочла уединение с непонятным пожилым типом с одышкой сердечника. Ох уж эта вечная игра полов, расцвечивающая нашу жизнь радугой эмоций… Нет, они все были вполне милые, симпатичные люди, как это теперь называется, состоявшиеся. Из категории успешных, хорошо оплачиваемых менеджеров. Только общаться с ними так же интересно, как жевать солому. Проведя в одиночестве тайны большую часть своей жизни, я, не спорю, стал слишком требовательным к человеческому общению.
Когда градус застолья начал крепчать, мы ушли. Вдвоем. И долго гуляли по Москве в тот вечер, даже заходили в пару кафе. Выглядит как начало романтических отношений, я, каюсь, немного распушил хвост под взглядами красивых глаз, но дело в другом. Мы разговаривали о вере и религиях, о мистике и эзотерике, о природе времени, о реинкарнации и душе, о многом… Я видел перед собой уже не красивую девушку, а человека, который всерьез хочет знать и понять. Пожалуй, я впервые настолько раскрылся перед посторонним, сам не пойму, как это получилось. Ева сказала, что у нее есть друзья, которым было бы интересно меня послушать. Я, против собственного обыкновения, согласился встретиться с ними. Сейчас думаю, я все-таки поторопился сказать, что девушка не обладает никакими экстрасенсорными способностями. Одно у нее несомненно имеется – загадочное, почти магическое свойство объединять людей.