Что вы сказали, доктор? Мои мысли слишком жестоки для ребенка моего возраста? У меня доброе сердце – или, по крайней мере, оно таким было, – но, пожалуйста, вы должны мне верить: только так я могла спасти себя от этой жуткой наползающей на меня тьмы. Многие в этом мире становятся убийцами. Некоторые люди морят себя голодом, чтобы убить в себе ненависть. Другие же убивают свои тела, режут вены, чтобы избавиться от пустоты. Неужели мой поступок выглядит ужаснее?
Я прошла несколько кварталов, несколько раз перешла через дорогу и наконец приблизилась к тому месту, где еще несколько дней назад мы разговаривали с Джорджем…
Но… магазина больше не было. Не было и ярко-розовой вывески. Все исчезло: и мороженое, и леденцы, и конфеты, и шоколад. И вдруг, хотя я так долго их блокировала, все воспоминания о Джордже вернулись разом. Как будто они пошли на дно, но теперь снова всплыли на поверхность. Я вспомнила одну историю, и мне стало очень больно.
– Да, ваша дочь приходит сюда довольно часто. Вчера я помогал ей делать домашнее задание.
– Ох, правда? Она не рассказывала. Спасибо вам огромное, я ценю это. Но наверное, ты приходила не только из-за домашнего задания, но и полакомиться конфетками? – спросил Олли и посмотрел на меня с улыбкой. – Так вот почему от тебя так пахло сладким!
Я посмотрела на этих двоих, пытаясь подавить смешок, в то время как они беззаботно смеялись. День был таким безмятежным: через окно в магазин проникали ярко-оранжевые солнечные лучи, и все конфеты, казалось, были сделаны из золота, и я помню, как нежно улыбалась, прося Вселенную, чтобы та дала Джорджу как можно больше поводов для счастья.
Редко встретишь человека настолько спокойного и легкого, человека, который обладает необыкновенным даром ценить простоту. Жаль, у меня не хватило смелости найти его, чтобы убедиться, что он в порядке, но теперь у меня была куда более важная цель. Убив Джеймса, я бы восстановила справедливость не только для себя, но и для Джорджа тоже. Надеюсь, этого будет достаточно. Потому что больше я ничего сделать не могла.
Я смотрела на то, что теперь было на месте магазина. Супермаркет. На окне висела вывеска: «НАПИТКИ – ЕДА – ПРЕССА». Я заглянула в окно. В магазине были три стеллажа. В одном разложены упаковки чипсов, конфет и бутылки с газировкой, в другом – журналы, а в третьем я увидела бутылки спиртного. В углу виднелась дверца, над которой висела занавеска из бамбука, и оттуда только что вышел парень. Лица его я не разглядела. Он сел за стойку, взял журнал и начал читать. Я ушла.
Если бы Дейзи была сделана из веток, я бы сломала ее на части и склеила бы из них крошечную лодочку. Наполнила бы водой ванну и пускала бы лодочку в ней. А потом достала ее из ванны, швырнула из окна и с удовольствием наблюдала бы, как ее переедет первый попавшийся автомобиль.
Я сидела за партой, пробегая пальцами по страницам своей книги, глядя в потолок. Не обращая внимания ни на учителя, ни на одноклассников. Я когда-то где-то вычитала, что читающие люди по статистике живут дольше. Если это правда, мне, должно быть, столько же лет, сколько и всему нашему миру. Только я ненавижу свою жизнь. А вот читать обожаю. Думаю, чтобы удовлетворить мою страсть к чтению, не хватило бы и вечности.
– Блю, пожалуйста, убери свою книгу со стола! – учительница прервала мои рассуждения. Я покачала головой. Она вздохнула. Другие дети развернулись ко мне.
– Блю, пожалуйста, убери книгу со стола! Ты хочешь, чтобы я опять тебя отправила к мисс Фишер?
Я снова покачала головой.
– Тогда, пожалуйста, убери свою книгу со стола и посмотри внимательно на доску.
Посмотри внимательно. Учителя всегда повторяют одно и то же. Дурацким голосом, словно заезженная пластинка. Обрати внимание, делай домашнюю работу… Бла-бла-бла. Тупые учителя с их тупыми голосами. Ненавижу. Их тупые конечности на тупом теле, идиотские носы. Тощие коленки. Так называемые пальцы на ногах. Зачем они вообще нужны?! А?! Зачем они нам?!
Олли часто покупал мне лимонад. Потом закуривал сигарету и смотрел, как я потягиваю лимонад через трубочку. Каждое воскресенье. А потом его уже не было рядом по воскресеньям. И по понедельникам. И по вторникам. И по средам. Он был слишком занят зарабатыванием денег для Джеймса. А потом его и вовсе не стало.
Из нас двоих кто-то должен был умереть. Либо Джеймс, либо я. Так скажите мне, доктор, вы бы дали девочке умереть, а монстра оставили бы в живых? Скажите, вы, долбаный придурок! Ой, простите, пожалуйста. Нельзя ругаться. Вы же меня учили. Никакого насилия. Никакой ненависти. Нет – ссорам. Помнить об этом, где бы я ни была.
А может, я люблю насилие! Разве так не может быть? А может, я люблю ненавидеть и ругаться последними словами! Простите. Я прошу прощения.
Я люблю свою книгу. Ее слова просачиваются через поры, бегут с кровью по венам, скапливаются в сознании и образуют красивую картинку. Мой ум подобен занавесу, не пропускающему ничего красивого. Кроме моей книги. Моя книга, как солнце, сияющее на синем небе.
Когда я была младше, я грустила нечасто. Я была веселым ребенком. Но привыкла грустить, находя в грусти утешение, как Дейзи находила утешение в наркотиках. Грусть заползла в душу, словно змея, и ее яд поразил разум. Я начала забывать, какой может быть жизнь без этого яда. Моя книга помогает мне время от времени вспоминать, что когда-то и я была – как Дороти – воплощением красоты и счастья, к которым отчаянно стремилась.
16
Проходили недели. В квартире периодически вспыхивали ссоры, словно кто-то распылил в воздухе враждебность. Дейзи кричала на меня все чаще и чаще, даже голос начала срывать. Это меня разозлило. Дейзи стала как попугай – всякий раз, когда я оказывалась рядом, в мой адрес сыпались ругательства, словно из рога изобилия. Как будто я была какой-то жуткой, неизлечимой болезнью, которая ее преследовала.
Однажды в воскресенье Дейзи дала мне денег и попросила купить кое-что в новом супермаркете. С непроницаемым лицом я взяла деньги. Добравшись до магазина, я сделала глубокий вдох и вошла внутрь. Прежде чем пойти вдоль стеллажей, я на долю секунды задержала взгляд на стойке. Не знаю, почему. Обычно я не люблю смотреть на людей. Но в этот раз мое внимание привлек не двадцатилетний парень. А то, что было на маленьком экране телевизора, стоявшего рядом со стойкой. На экране появилась надпись, которую я прекрасно знала, которую читала много раз.
Я попятилась. «Волшебник из страны Оз». После надписи появилась совершенно не та картинка, которую я так ждала. Этот мир оказался совсем другим. Другие цвета, другие лица и пейзажи. У меня перехватило дыхание. Я и раньше знала, что по моей книге сняли фильм. Но так ни разу и не осмелилась его посмотреть. Я инстинктивно шагнула назад и врезалась в стойку с чипсами, которые посыпались вниз, так что я быстро повернулась и пошла вдоль стеллажа. Мой воротник был задран, чтобы скрыть лицо. Мир «Волшебника страны Оз», который я так тщательно создала в своем воображении, был безжалостно растоптан. На экране я видела совершенно другие деревья. Другой домик Дороти. С каких это пор у них были лошади?! И куры? Да и лицо киношной Дороти было намного красивее моего. Ее щеки были румянее, а губы – более полными. Я присела в углу, кусая ногти. До крови. Волосы этой Дороти были шелковистыми, а ресницы – сказочно длинными. В своей голове я сделала Дороти похожей на себя. Но теперь поняла, что на самом деле она была похожа на ангела. А я – нет.
Я на мгновение протерла глаза и встала. Собрала то, что Дейзи попросила меня купить, и положила на стойку. Парень отвел глаза от экрана телевизора и посмотрел на меня. Я пыталась смотреть на него, но постоянно переводила взгляд в телевизор. На экране Дороти ела пончик и разговаривала с тетушкой Эм.
– Будь добра – найди себе место, только чтобы без проблем! – сказала тетя Эм.
– Место, только чтобы без проблем… – ответила Дороти. – Думаешь, существует такое, Тото? Должно быть, до него не добраться на лодке или поезде. Это далеко, очень далеко… за горами… за лесами…
Я закрыла глаза ладонями и прикусила губу. И вдруг услышала голос. Я посмотрела сквозь пальцы и увидела, что Дороти поет теплым и полным любви голосом, глядя на небо:
Там, за радугой светлой, там, вдали,
Есть страна, о которой пела мне ты.
Там, за радугой светлой – небеса-синева.
И мечты все становятся явью всегда![2]
Хозяин протянул мне полиэтиленовый пакет с моими покупками. Я взяла его дрожащей рукой, случайно смахнув локтем коробку зажигалок – она слетела со стойки, с грохотом врезавшись в пол. Я наклонилась, и книга выскользнула у меня из рук, тоже упав на пол с громким стуком.
– Ничего страшного, я сейчас все соберу, – сказал парень. Он вышел из-за стойки, нагнулся и подобрал зажигалки.
– Ты любишь «Волшебника страны Оз»? – спросил он, глядя на книгу. Я прижала ее к груди, подальше от его взгляда. И быстро выпрямилась.
– Там, за радугой… – пела Дороти. Пела голосом девочки, которая слишком много любила, чтобы грустить. Я и мечтать не могла быть такой прекрасной, как она.
Пожав плечами, я повернулась и вышла из магазина. Голос Дороти умолк вдали. Это было для меня слишком. Она была слишком прекрасна. Весь мой мир перевернулся с ног на голову, и я оказалась к этому совершенно не готова. Мне не следовало приходить в этот магазин. Раньше я была так уверена в себе. Раньше я точно знала, что любила, а что нет, что презирала и чем восхищалась. Я еще ни разу в жизни не сомневалась в самой себе. Но как так получилось, что после просмотра этого фильма мой разум превратился в нечто чуждое мне? Нечто непонятное, невообразимое, нечитаемое. Я сама экранизировала свою книгу. Как какой-то несчастный фильм мог этому помешать? Слушайте внимательно, доктор, потому что именно так и было.