«– Буна зиуа[11], домнуле колонел, – приветствовал комендант Хазановича. И через переводчика начал выговаривать: – Нет дисциплины, плохо работают старшие бараков, не предупреждают побегов… Русские пленные не признают моих приказов о круговой ответственности за нарушение режима. Вы тоже, старший по лагерю, потворствуете этому!
– А я лично не присягал вам на верность и не брал на себя ответственность за побеги из лагеря, – четко отшил Хазанович.
Комендант, выслушав перевод, закричал:
– Как это не берете на себя ответственность? Вы кадрируете распоряжение администрации?
– Ваше дело – охранять, а наше дело – бежать, – резко ответил полковник.
Казалось, Поповича хватил паралич. Он онемел, уставив большие черные глаза на старшего лагеря.
– Следуйте за мной, – выкрикнул он и быстро направился к выходу».
После ареста Хазановича в лагере начались беспорядки. Затрещала пулеметная стрельба, побежали сантинелы с носилками. Не было никакой гарантии, что не вспыхнет стихийное, опасное для сотен людей восстание. Комитет собрался, чтобы оценить обстановку и принять меры против рассвирепевшего коменданта.
Комендант принял свои меры – арестовал сорок пять заключенных.
«Под охраной они были направлены на комендантский двор и заперты в изолятор. Из “семерки” арестованным оказался лишь я».
Потом как-то все устаканилось.
Пресса
Зимой 1943–1944-го подпольщики занялись производством рукописной «печатной продукции». Началось со «стенгазеты», нарисованной на обратной стороне фашистского агитационного плаката.
«Однажды ко мне зашел Яков Евдокимов. “Семерке” его рекомендовал Иван Сучков, знавший Евдокимова по фронту как старшего политрука, а в прошлом – политработника.
– Пойдемте к нам, хочу кое-что показать, – сказал Евдокимов.
Мы пошли. Взобрались на третий ярус нар. В потемках он показал мне обычный фашистский плакат, один из тех, какие сигуранца щедро развешивала во всех бараках. На них изображались карикатуры на бойцов Красной армии в таком фантастическом облике, который и буйный разум сумасшедшего не в силах придумать. Вначале пленные эти плакаты срывали и уничтожали, но после того, как за это некоторые жестоко поплатились, перестали на них обращать внимание.
– Ну, так что? – не понял я.
Евдокимов показал обратную сторону плаката, и все стало ясно. На чистой стороне листа четко выделялись два слова: “Стенная газета”. Вначале шла передовая, затем три колонки шуточных рассказов, юмореска на Гитлера и Геббельса и подпись: “Редакция”.
– Трое нас в редакции. Сами все и делали, – сообщил Евдокимов, видя мое изумление. – Завтра вывесим, пусть читают.
– Ну а если сигуранца пронюхает?
– А мы тогда перевернем натуральной стороной, скроем написанное, а уйдут охранники – написанное на свет…
Я посмотрел на его растрепанную, с черным отливом шевелюру, в голубые искренне радостные глаза.
– Бери газету в карман и идем к Денисову, – предложил я.
У Денисова мы застали Володаренко. Все четверо забрались на третий ярус нар. Денисов выслушал, посмотрел, прочитал и произнес:
– Молодцы, хорошая работа! Говорю как газетчик!»
Алексей Ефремович, как настоящий руководитель, не оставлял без внимания ни одной идеи и к тому же мыслил масштабно.
«– Виктор Михайлович, – обратился я к Володаренко, – сейчас эту находку нужно внедрить и в другие бараки, попытаться создать там редколлегии.
– А ты, Иван Дмитриевич, – обратился я к Денисову, – подумай над созданием ежемесячного рукописного журнала. Ты журналист – тебе и карты в руки…»
Дальше они с Денисовым долго размышляли о содержании журнала, намечали, кого можно привлечь к работе над ним, определили темы материалов первого номера. Редактором был утвержден Денисов, но выпуском журнала были заняты все члены комитета.
Для оформления журнала нашелся и художник: Рындин давно обратил внимание на человека в бараке старшего комсостава, который все время кропотливо занимался рисованием каких-то причудливых пейзажей, а в основном работал над странными фрагментами сооружений восточного стиля.
«Я заинтересовался этим увлечением узника лагеря и выяснил, что майор Георгий Лежава – грузинский архитектор, один из авторов проекта павильона Грузинской ССР на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в Москве.
Теперь, думая об оформлении журнала, я вспомнил грузинского художника. Поговорив обо всем, наконец спросил моего нового знакомого:
– А взялись бы вы оформить рукописный журнал военнопленных, который мы сейчас готовим?
Лежава оторвался от своей работы, поднял на меня темно-синие глаза, в которых искрилось недоумение. На него, видимо, ошеломляюще подействовал необычный вопрос, и он подумал: “Можно ли этому незнакомцу довериться?” И наконец решился:
– Конечно, могу. А какой журнал? – поинтересовался он.
– Журнал должен содержать политические и художественные произведения. Вот в этом-то и гвоздь. Не вызывает ли это у вас опасения? Дело в том, что в случае какой-либо неудачи лица, причастные к его выпуску, подвергнутся строгому наказанию…
– Что вы, что вы, товарищ! Я беспартийный интеллигент. Но я советский гражданин. Будьте уверены»[12].
Первый номер журнала вышел в свет, был тепло встречен всеми узниками и сыграл большую роль в патриотической работе, в объединении всех военнопленных на борьбу с врагом.
Подготовка восстания
Главной целью подпольщиков оставалась организация вооруженного восстания – потому что альтернативой было уничтожение пленных отступающим врагом.
В феврале 1944-го в пустом, стоящем в стороне бараке собралось двенадцать человек. Докладчик – Алексей Рындин – сообщил решение подпольного комитета о начале восстания. После долгого обсуждения идея была одобрена. Командиром вооруженного отряда выбрали полковника Хазановича.
«В конце концов собрание поручило “семерке” детализировать план и на всякий случай готовить тоннели за проволоку. Возглавить эту работу поручили Шамову.
Сроки выхода из лагеря отводились на середину апреля.
Особо тщательно была подобрана группа разоружения лагерной охраны».
Во второй половине марта началась прокладка тоннелей сразу из-под шести бараков и одной заброшенной уборной. Работы велись только днем, когда в бараки не заходили сантинелы.
К сожалению, работа в тоннелях закончилась печально.
«Тоннель, который шел из закрытой уборной и был наиболее близко расположен к проволоке, проходил под вытоптанной дорожкой патруля за оградой. Румынский солдат, очевидно, от утренней стужи начал пританцовывать как раз на перекрестке подошедшего тоннеля и дорожки и провалился в подземелье.
Крик перепуганного часового привлек весь лагерь. Из административного двора прибежали солдаты с винтовками, не понимая, откуда исходит крик. Пострадавшего вытащили из провала еле живым.
Попович с комиссией тщательно изучил тоннель. На поверке он разносил Хазановича и снова грозил уничтожить “большевиче”. К счастью, комендант лагеря не знал о существовании еще шести тоннелей. В начале апреля работы по их прокладке были закончены».
У руководителей готовящегося восстания и без этого было много дел и поводов для беспокойства.
«Я стоял у окна, ожидая Володаренко со сводкой Совинформбюро. Предыдущие сообщения, принятые по нашему приемнику, говорили о том, что отдельные группы Советской армии вышли к Днестру, Черновцам <…>. И меня, и членов “семерки” надвигающиеся события волновали не менее, чем остальных узников. Поэтому, встретившись с редактором нашего рукописного журнала И. Д. Денисовым, я попросил его поместить обзор “Конец фашистов неизбежен” в очередной номер. Договорились и о починке обуви для пятой секции».
Провал
Внезапно труба заиграла тревогу. Всех заключенных построили на плацу. Потом дали команду выходить за ворота.
«Взводы колыхнулись, направляясь к выходу. За воротами караул сопровождал пленных до входа на другой двор. В тени барака толпились вооруженные лопатами, кирками, топорами охранники и полицаи.
«Идут ломать бараки, вскрывать тоннели», – мелькнула догадка.
– Полный провал, товарищи, – сказал кто-то вслух.
Между тем колонны пленных перешли на другой двор, представляющий большой грязный огород, на котором размещалось десятка три земляных нор, покрытых сверху камышом. Осенью эти ямы заполнялись овощами, а когда в лагерь поступали новички, то на время карантина их размещали в этих уже пустых ямах, называемых по-румынски бурдеями.
Как только ямы были забиты до отказа пленными, со стороны покинутого лагеря донесся стук топоров и кирок. Солдаты охраны и лагерные фискалы громили жилые бараки».
Все надежды рухнули, пропал огромный труд, потраченный на подготовку тоннелей. Кто-то предал заговорщиков.
«Люди, как опущенные в воду, сдавленные бедой, поникли, замкнулись в себе. Горечь была всеобщей, погибло то, что казалось уже близким, доступным, радостным. И чтобы погасить надежду, свет завтрашнего дня, убить в нас силу и веру, потребовалось всего не более получаса. Вскоре на месте бараков возвышались лишь горы бревен и досок».
Ночь большинство узников в ямах провели на ногах. Им не дали ни еды, ни воды. В два часа следующего дня из бурдей по списку забрали семьдесят человек и вывели на комендантский двор.
«…мы сразу увидели плац лагеря и бараки, от которых, чернея свежей землей, тянулись до внешней проволоки вскрытые траншеи. Сомнений никаких не было – вскрыты все шесть тоннелей.
Нас завели в помещение к