Полковник Хазанович и я долго стояли у перил коридора тюрьмы. Отсюда открывался хороший обзор окрестностей лагеря. Мы уже знали, что на запад от города на многие километры тянется лес, где можно будет некоторое время укрыться, но плохо то, что все сосредоточивалось в Бухаресте. Следовательно, для побега лес не имел значения. На востоке – деревни, перелески и пересеченная оврагами и речушками местность, ведущая в сторону моря.
– Нам надо двигаться только на север, – сказал полковник, – двигаться к нашей границе. Туда все наши будут рваться, потому что впереди Родина.
– Значит, решено? – обратился я к нему.
– Конечно. Только надо еще раз все уточнить.
Расходясь, решили утром обсудить конкретный план действий».
Присматривались к складу с оружием, стоявшему в двадцати метрах от здания тюрьмы, за колючей проволокой. Пытались подобрать опытных и надежных командиров и политработников. Связались с представителем бухарестского Красного Креста – румынским военным врачом.
«– Среди заключенных, конечно, имеются коммунисты и старшие офицеры, – сказал врач, – есть товарищи, которым вы доверяете?
Гетман пожал плечами и ничего не ответил. Тогда врач вытащил из портфеля несколько пачек ассигнаций.
– Вот здесь пятнадцать тысяч лей. Это наша организация передает вам как первую помощь. Спрячьте их, чтобы не заметили сантинелы.
Гетман с трудом рассовал под белье объемистые пачки денег.
– Кроме того, – продолжал врач, – мы постараемся помочь вам и другими средствами. Румыния сейчас на грани выхода из войны. В армии брожение… И последнее: передайте своим товарищам, что мы помешаем учинить над ними суд.
Полученные деньги решили беречь для разных непредвиденных расходов».
Красная армия подходила к границам Румынии, и настроения в городе менялись не в пользу фашистов.
Знамя поднято
Восстание началось утром 25 августа.
«По заведенному порядку день в тюрьме начинался с завтрака. Так было и в этот раз. Ровно в 7 часов утра два сантинела в сопровождении сержанта принесли кофе – бадью с темно-мутной безвкусной жидкостью и поставили ее у выхода из камер. Солдаты беспечно вытащили из карманов табак и неторопливо стали закуривать цигарки.
Заключенные с котелками и баночками потянулись к бадье с кофе, но становились не как обычно, в очередь, а полукругом. Вскоре сантинелы и мажор были в кольце. В один миг винтовки солдат и пистолет сержанта оказались в руках заключенных. Обезоруженные охранники не успели одуматься, как их решительно втолкнули в одну из камер. Звякнули дверные запоры.
Около двух десятков заключенных во главе с майором М. В. Новиковым досками, сорванными с нар, разорвали проволочную ограду, отделяющую здание тюрьмы от склада с оружием. В несколько минут его двери были разбиты, и три станковых пулемета с коробками патронов выкачены во двор. Около двухсот винтовок французского образца, десятки автоматов быстро нашли своих новых хозяев».
Вскоре к восставшим узникам тюрьмы присоединились красноармейцы из соседнего лагеря, охрана которого не стала испытывать судьбу и сбежала вместе с комендантом.
«С этого момента В. В. Хазанович – командир, А. Е. Рындин – комиссар, И. Е. Канабиевский – начштаба отряда вооруженного сопротивления военнопленных.
В шуме и сутолоке слышится твердый голос Хазановича:
– Капитан-лейтенанту Шикину со взводом на железнодорожной станции захватить оружие, майору Лысенко занять оборону вокруг элеватора по линии железной дороги и оседлать шоссе Слобозия – Яссы. Старшему политруку Коршунову с двумя взводами занять оборону юго-западнее лагеря, перерезать шоссе Слобози – Бухарест».
Через несколько суток непрекращающегося боя с немецким гарнизоном город Слобозия перешел под контроль восставших.
«…в одном из блиндажей был захвачен в плен генерал-майор румынской авиации. Оказавшись под дулами автоматов, он долго не мог успокоиться. Потирая ладонями седеющие виски, генерал бросал на Хазановича тревожные взгляды, по лицу его блуждала растерянность.
– Господа, – наконец заговорил он на сносном русском языке, – меня это пленение приводит в смущение. Глубокий тыл… восстают пленные… Истощенные, оборванные, они вооружаются… Это невероятный факт! Мне очень неприятно говорить об этом… Я генерал румынской армии, у себя дома, на родной территории, в глубоком тылу фронта… и оказался пленным!.. – Генерал грустно улыбнулся, разглаживая ладонью свои смоляные, чуть с проседью усы. – Это парадокс, господа! А моя семья в квартале отсюда ждет меня к утреннему кофе.
Полковник В. В. Хазанович предложил генералу сигарету из запасов немецкого интендантства.
– Благодарю! – генерал вытащил свои, румынские папиросы.
Из допросов выяснилось, что в 1915 году он окончил летное училище в Петрограде и с тех пор находился в армии, обучая молодых летчиков.
Нам ничего не оставалось, как выделить генералу отдельную комнату и разрешить ему свидание с семьей».
Повстанцы удерживали город еще несколько дней.
Встреча
1 сентября 1944 года примерно в 3 часа дня на Яссинском шоссе послышался гул танков.
«Мы насторожились и спешно разослали связных к командирам подразделений с приказом усилить оборону.
Каждая минута могла стать началом боя. Наша надежда была только на подразделения Коршунова, Епифанова и Собецкого. Именно на их участки в первую очередь обрушится огонь вражеских машин. Мы знали, что подразделения, возглавляемые этими командирами, хорошо вооружены и смогут отразить натиск врага. Но все же наступают танки… Выдержим ли?
Но что это? Лязг гусениц все усиливается. Танки в пределах города, а выстрелов, боя со взрывом гранат и призывными криками не слышно».
Даже не сразу поверили, что танки это наши. А вдруг это переодетые немцы? Или власовцы?
Сомнения развеялись очень быстро.
«Через несколько минут мы с Хазановичем были уже на площади города. Танки густо облепила толпа наших людей и горожан. Молодые танкисты по-братски целовали военнопленных, угощали папиросами, слышались радостные и возбужденные выкрики.
Как только мы с полковником приблизились, от группы офицеров, стоявших у передних машин, отделился старший лейтенант и бросился к нам навстречу. Остановившись, вскинул руку к козырьку и громко отчеканил:
– Товарищ майор, разрешите доложить! Старший лейтенант Сироткин задание подпольного комитета выполнил.
С крайним изумлением мы узнали в офицере с полевыми погонами Федора Сироткина, весной прошлого года отправленного из Тимишоары с поручением на Родину.
– По приказанию командующего фронтом для оказания помощи отряду военнопленных привел танковую часть, – докладывал далее Сироткин.
Он радовался нашей встрече как ребенок».
Возвращение
После освобождения из плена Алексей Рындин был восстановлен в Красной армии и закончил войну со взятием Будапешта.
После войны находился на советской и партийной работе. Вернулся в Севастополь.
Умер в возрасте 88 лет 17 мая 1987 года.
Сын Алексея Рындина Владимир – капитан 2-го ранга в отставке. Давно уйдя в отставку со службы на Черноморском флоте, он продолжает вместе с дочерью Мариной, внучкой Алексея Ефремовича, активно вести военно-патриотическую работу.
Алексей Рындин, правнук Алексея Ефремовича, – офицер в 4-м поколении, служит на Балтийском флоте командиром части, которая находится на постоянном боевом дежурстве. Его дочь и два сына тоже хотят стать офицерами.
11. Евгения Клем
Как и Розалия Фридзон, одесситка Евгения Клем встретила войну будучи уже немолодой (по тем временам) женщиной, в возрасте около 40 лет. Воевала, попала в плен, в лагере возглавила русскую подпольную группу.
Вот только судьба ее, в отличие от Фридзон, сложилась трагично. Евгения Лазаревна не только не дождалась признания своих заслуг перед Родиной – она была подвергнута репрессиям, лишилась работы и жилья. Клем покончила с собой в августе 1953-го.
Даже памятник на ее могиле был установлен лишь спустя два года после ее смерти – чужими людьми, почти случайно. «Преподаватель пединститута» – почему-то только эту часть непростой (а точнее, просто невероятной) биографии Клем решили увековечить заказчики памятника.
Информацию «об одной еврейской женщине, которая служила в Красной армии, попала в плен и была отправлена в Равенсбрюк» начала разыскивать в начале 2000-х английская писательница Сара Хелм. Именно ее письмо в Музей истории евреев Одессы послужило поводом для поиска сотрудниками музея, в том числе Владимиром Чаплиным, следов the extraordinary Yevgenia Lazarevna Klemm, a Red Army leader – скромной средних лет преподавательницы истории, организовавшей и возглавившей подпольное движение в концлагере Равенсбрюк.
Из письма Сары Хелм: «…попала в плен и была отправлена в Равенсбрюк в 43/44 г. <…>. Женщину, которой я интересуюсь, звали Евгения Лазаревна Клем.
До войны она была преподавателем Одесского педагогического института (я думаю, она была историком) и даже принимала участие в Гражданской войне. Перед началом Второй мировой войны ей, должно быть, было лет сорок. Я думаю, она попала в плен под Симферополем или Севастополем вместе со многими другими женщинами – военврачами и медсестрами. Нацисты не узнали в ней еврейку. Она выжила и вернулась в Одессу, но попала под издевательства сталинских приспешников, ее вышвырнули с работы и лишили дома. Она повесилась где-то в 50-х.
Насколько я знаю, у нее не было детей. Не знаю, была ли она замужем. Мне сказали, что в Одессе есть ее памятник, но вряд ли кому-нибудь ее имя о чем-то говорит. Я думаю, что ее история должна быть рассказана».