Рудольф Кальмар: «Их построили в каре по пять человек в ширину и шестнадцать в длину. Мы видели, как их выводили, когда над лагерем еще стелился густой белый туман, тянувшийся с близлежащих торфяных полей. Около 9 часов перед колонной узников, стоявших по стойке смирно, как вкопанные, появилось несколько офицеров и унтер-офицеров, среди них комендант лагеря и рапортфюрер. Зачитали список.
Выкликавшиеся пофамильно русские называли даты своего рождения… Примерно к 10 часам первые двадцать человек были построены отдельно, их снова сверили со списком и повели к воротам. Там узников приняла группа эсэсовцев с винтовками наперевес и увела. Они перешли через ручей, двинулись вдоль мастерских, а затем повернули направо. Через окна мы видели их, а они видели нас. Еще сотня шагов, и там находился крематорий. Значит, их вели туда. Никто из нас не произнес ни слова. Спустя несколько минут увели последних двадцать человек, среди них и моего Кириленко. То было 4 сентября 1944 года».
Фамилию известного московского артиста его австрийский друг, естественно, воспринимал на слух, и это повлекло за собой ее незначительное искажение.
Ефиму Бродскому удалось отыскать в Москве жену и дочь артиста, погибшего в концлагере Дахау, прочитать им все то, что написал о своем друге австрийский публицист. Супруга Алексея Кириленкова сообщила, что товарищам его по заключению в Дахау, возвратившимся в 1945 году на родину, удалось привезти с собой и передать ей его личный инструмент.
Это была та самая труба, на которой он солировал в Государственном джаз-оркестре СССР, с которой не расставался на фронте, а потом вдохновенно играл, помогая выжить тысячам узников Дахау.
13. Мария Байда
Чем дальше мы отдаляемся во времени от событий Второй мировой, тем более призрачными становятся шансы восстановить действительный облик этих событий. В отношении узников гитлеровских концлагерей такие шансы всегда были невелики – хотя бы потому, что большинство исследований на тему Сопротивления в концлагерях основано на воспоминаниях и свидетельствах участников тех трагических событий, значительную часть которых невозможно подтвердить документами.
Это не значит, конечно, что все воспоминания и свидетельства очевидцев следует считать недостоверными.
Например, в случае с Марией Байдой все получается некоторым образом наоборот: широко растиражированные официальные документы о ее подвигах выглядят местами довольно сомнительно.
Еще менее правдоподобными, иногда почти смешными выглядят журналистские «находки», повторяющиеся почти во всех публикациях о Марии Карповне, вроде такой: «…когда в автомате заканчивались патроны, девушка бесстрашно перемахивала через бруствер, возвращаясь с трофейными автоматами и магазинами к ним…»
Но зато малоизвестные, сумбурные и оттого очень искренние воспоминания самой Марии рисуют читателю вполне реальный образ обычной 20-летней девушки – пусть ужасно непоседливой, довольно упрямой и с характером, но все же обычной сельской девчонки – попавшей волею судьбы в совершенно адские обстоятельства.
И поведение Марии в этих обстоятельствах – в ее собственном пересказе – тоже выглядит вполне обычным.
Хотя на самом деле она, конечно, настоящая героиня.
Детство у Марии получилось не сказать чтобы очень счастливым.
Родилась она 1 февраля 1922 года в Крымской области, в селе Новый Чуваш (с 1948 года – Новосельское), в крестьянской семье. Русская. Старшая из четверых детей, с десяти лет осталась без матери. Жили у бабушки с дедушкой.
С восьми лет пошла в школу в городе Армянске Красноперекопского района. Это было в 1930 году. Жила в интернате при школе. После окончания 3-го класса получила грамоту.
«…И уже после смерти матери учиться я больше не стала. Училась я все время хорошо. Всего я окончила 5 классов, последний год я училась, когда мы жили уже с неродной матерью. В семье пошли неполадки. Отец нас всех оставил, и мы стали жить с неродной матерью».
Окончила пять классов и пошла работать: сначала нянькой, потом в совхозе. В июле 1939 года устроилась на работу кастеляншей в больницу в селе Воинка Красноперекопского района Крыма.
Летом 1941-го собиралась поступать в медицинский техникум, однако планам помешала война.
«Первый день войны застал меня на работе, я дежурила. Вдруг слышу – война».
Когда в августе 1941 года на Перекопском бромном заводе началось формирование 35-го истребительного батальона, Мария Байда добровольно вступила в его ряды.
«Я ведь не шла на фронт, чтобы приобрести славу, я шла потому, чтобы выполнить свой гражданский долг. Пошла защищать свою любимую Родину!»
Это и вправду был почти фронт, только в тылу. Истребительные батальоны представляли собой военизированные добровольческие формирования граждан, способных владеть оружием. Перед ними ставилась задача борьбы с диверсантами, парашютистами и шпионами, а также с дезертирами, бандитизмом, спекулянтами и мародерами – то есть поддержание порядка в тылу.
В октябре 1941-го, когда советские войска отступили к Севастополю, 35-й истребительный батальон вошел в состав 514-го стрелкового полка 172-й стрелковой дивизии. К этому времени 19-летняя Маша окончила курсы медсестер и работала санинструктором. За время боев вынесла из-под огня и спасла жизнь десяткам бойцов и командиров Красной армии.
В декабре получила звание «старший сержант». В январе 42-го ее «немного ранило», после чего Марию перевели в штаб.
В штабе ей было скучно.
«Я не соглашалась, но приказ есть приказ, ничего не поделаешь… Первое время я бесконечно просилась, чтобы меня отправили назад, в батальон. Работа в полку мне была по душе. Я привыкла к бойцам, к боевой обстановке, а здесь сплошное затишье, целый день ходишь…»
После попытки штурма Севастополя немецкими войсками в декабре 1941 года старший сержант Мария Карповна Байда попросила перевести ее в разведку.
По мнению официальных источников, «пойти в разведку ее побудила не романтика, а ненависть к врагу». А вот что говорит она сама:
«Мне давно очень нравились подвиги разведчиков. Любила слушать рассказы о подвигах разведчиков, и однажды я попросилась у комиссара полка пойти вместе с разведчиками. Он не разрешил, но я не остановилась на этом. Я договорилась с разведчиками, чтобы они меня взяли…
Я думала, что о моем походе никто не узнает, но на этот раз, как назло, я понадобилась в штаб полка. Командиру полка донесли, что меня нет. Я очень переживала, что опоздала…
Комиссар вызвал меня к себе и дал наказание: 5 суток домашнего ареста. Я не имела права выходить никуда. 2 дня просидела, но на третий день я все-таки пошла опять к разведчикам…
Через несколько дней я пошла к командиру полка и стала просить, чтобы меня отправили в разведку работать, говорю, что хочу быть разведчиком».
Так и получилось.
Из официальных источников: «Старший сержант М. К. Байда ходила в тыл врага, добывала “языков”, доставляла командованию сведения о противнике».
По воспоминаниям Марии, в одном из эпизодов разведчики захватили в плен немецкого обер-ефрейтора, и ей пришлось тащить его на себе. Кроме своего большого телосложения, он всячески сопротивлялся по дороге, даже несмотря на то что руки у него были связаны.
«…А ведь мы взяли немца, забили ему рот бинтом, чтобы не орал, и вдруг приходится его бросить. Что делать? Я перекинула через плечо автомат, схватила “языка” за воротник шинели и потащила, что было силы… Когда фашист увидел в штабе, кто его взял в плен, кто так тащил, – он кусал себе руки».
Потом разведчики шутили с Машей: нужно, мол, опять идти за немцами, а то уже, наверное, соскучились.
Сначала официальная версия.
В начале июня 1942 года немцы предприняли очередной штурм Севастополя. Рота разведчиков, в составе которой воевала Мария Байда, держала оборону в районе Мекензиевых гор. Несмотря на многочисленное превосходство, гитлеровцы не могли сломить отчаянное сопротивление советских солдат.
В ночь на 8 июня в составе группы из четырех разведчиков Мария Байда всю ночь пролежала в боевом охранении, а рано утром противник после авиационной и артиллерийской подготовки перешел в атаку – немецкие войска начали третий штурм Севастополя. Старший сержант М. К. Байда, старшина 2-й статьи Михаил Мосенко и два бойца вступили в бой, попав в окружение. Весь день они держали оборону, Мария отстреливалась из автомата, даже несмотря на осколочное ранение гранатой в правую руку и лицо. Нередко дело доходило до рукопашных схваток.
В какой-то момент недалеко от нее разорвалась немецкая граната – контуженная и раненная в голову девушка потеряла сознание.
Байда пришла в себя ближе к вечеру – уже темнело. Как впоследствии оказалось, немцы прорвали оборону правее позиций разведчиков и зашли им в тыл. Быстро оценив обстановку (в окопах разведчиков было не более 20 гитлеровцев, и все они находились в одном месте – недалеко от пленных), Мария приняла решение атаковать. Благодаря внезапности и правильной реакции пленных разведчиков, которые в свою очередь напали на немцев, как только Мария открыла огонь по врагу из автомата, все немцы были уничтожены.
Прекрасно зная схему минных полей, под прикрытием темноты Мария Байда вывела раненых бойцов к своим.
Из представления к награждению:
«Тов. Байда в схватке с врагом из автомата уничтожила 15 солдат и одного офицера, четырех солдат убила прикладом, отбила у немцев командира и восемь бойцов, захватила пулемет и автоматы противника».
А вот отрывки из ее воспоминаний.
«Все, кто остался в живых, сдерживали свои позиции. Раненых и погибших было очень много. Потом осталось всего человека четыре, патроны на исходе, и гранат осталось немного. Но наступление немцев все же сдерживали. Когда мы увидели, что патронов не остается, мы засели в канаве… стреляем во всех немцев, никто, ни один немец не прошел. Мы были в очень выгодных для нас условиях: немцы нас не видят, а нам их очень хорошо видно. Вдруг у меня патроны все закончились. Я пошла собирать. Несколько дисков я нашла…