Первое время я ничего не понимала из того, что мне говорили. Тогда хозяин брал меня за руку и подводил к указанной работе, показывал жестами, что нужно делать. Делать приходилось все: и на полевых работах работала, и убирала сараи, убиралась также по дому».
«Официальная» версия дальнейших событий гласит, что Мария «своего» бауэра чуть вилами со злости не заколола», когда узнала о смерти Ксении. По воспоминаниям нашей героини, она проработала у фермера целый год, а потом «с хозяйкой поссорилась»:
«Она назвала меня русской свиньей и ударила меня, а я дала сдачи. Хозяйка пожаловалась хозяину, а через несколько дней пришел полицай и увел меня от них».
Из полиции ее отправили на биржу труда, а оттуда – работать на фабрику в окрестностях Зальцбурга. Это уже было начало 1944 года.
«Нас здесь было много, и военнопленные, и гражданские. Мы пилили дрова, перетаскивали их, работа очень тяжелая. Подружились. Передавали друг другу различные слухи, передавали, какой взяли город, а какой бомбили.
Кроме того, в лагере еще были такие военнопленные, к которым подходить нельзя было, ни к ним, ни их не подпускали. Только иной раз они кричали нам, чтобы мы им сообщили о новостях на фронте. Недалеко был склад с продуктами, нам иной раз удавалось что-нибудь достать и передать этим военнопленным».
И в этом лагере Марии «просто так не сиделось»: она узнавала, что происходит на фронте, записывала сводки и передавала пленным. Общалась с рабочими-немцами: «…он говорил нам, что немецкие войска идут назад, и очень быстро. Он говорил, что не так страшно, что русские придут, а страшно, что придут коммунисты. Я говорила ему, что коммунисты против немецких рабочих ничего не имеют».
Но в тюрьму – последнюю и самую страшную – попала из-за новогодних открыток.
«На Новый год мы решили послать друг другу открытки. Я таких открыток получила около 8. Числа 3–4-го я, как всегда, работала. Собираюсь на обед, вдруг слышу, что меня зовут. Подхожу, мне говорят, что гестапо приехало.
У меня сердце замерло. Подхожу и вижу, что стоит легковая машина, а около нее человека три. Один спрашивает по-немецки: “Как дела?” Я говорю, что ничего не понимаю.
Вдруг я увидела высокого человека (это Любченко – украинец, начальник гестапо), он стал со мной говорить по-русски. “Признавайтесь, что вы делаете?” – “Я работаю”. – “А чем вы занимались, кроме работы? Куда ты ходишь в выходной день, с пленными разговариваешь?” – “Со всеми разговариваю, если мне нужно”.
Начинает перечислять фамилии, знаю ли я их. Я отвечаю, что нет, не знаю. Пошли в лагерь, он говорит мне, что ты лучше сознайся, тогда тебе ничего не будет, а если не сознаешься, то будет плохо.
Пришел к моей койке, все перерыл, нашел открытки, присланные мне на Новый год, и ушел».
В тот же вечер ее арестовали, а через три дня отправили в Зальцбург, в гестапо.
«Через дня три появляется Любченко. Вызывает меня. Говорит, чтобы я сознавалась во всем, пока на допрос не брали. Я отвечаю ему на это, что я не чувствую за собой никакой вины, поэтому не в чем сознаваться.
Спрашивает, знаю ли я Мигеля (это человек, которого я не очень хорошо знаю, но он прислал мне открытку на Новый год). Притом он назвал Мигеля бандитом. Я отвечаю: “Как бандит? Бандиты – те, кто грабит, а он этим не занимается”.
Дальше был второй допрос, и третий, и еще. Четыре месяца Мария Байда провела в неотапливаемой камере, подвергаясь изнурительным допросам и нечеловеческим мучениям.
«Потом велел отвести в подвал и прежде всего раздеть. Осталась я только в нижнем белье. Открыли дверь подвала и толкнули меня туда. Там была холодная, ледяная вода. Вода эта постепенно подходила все выше и выше.
Не знаю, сколько времени я там пробыла, только мне казалось, что я там пробыла целый месяц. Не было никакой мочи держаться на ногах, и все же я твердила, что не знаю, не знаю ничего.
Даже не помню, как открылась дверь. Ноги мои не двигались. Меня сразу же из этого подвала бросили в очень жаркую комнату, где стояла красная, раскаленная печка. Там я сразу потеряла сознание».
К концу апреля мучительное ожидание стало невыносимым.
«Мы решили передать записку, чтобы нас отправили отсюда, так как сидеть было уже невозможно. Но на нее никто не ответил. Это уже было в конце апреля месяца.
Потом забрали Лену. Мне было так тяжело без нее, что я даже не помнила себя. Остались мы только с Галей. Город бомбили жутко, начиная от самого раннего утра и кончая вечером. Люди уходили в подвал, под тюрьму, но я никогда не уходила туда.
Нам в это время не давали почти пищи – только один раз в день давали баланду. Люди все обессилели. Между собой говорили, что скоро конец будет. В эти дни слышали шум моторов.
Несколько дней мы затем не слышали никакого шума. Дверь нашей камеры закрыли, пищи нам не стали приносить совсем. Многие теряли уже сознание».
Мария Байда была освобождена из гестапо американцами 8 мая 1945 года. Освободившие лагерь солдаты вынесли ее из камеры полуживой.
«…Потом, как во сне, послышался шум в коридоре. Француженки сказали, что теперь нам пришел конец, всех нас перестреляют. Потом я всего не помнила, так как силы меня покинули. Знаю, что открылась дверь и нас всех стали вытаскивать.
Когда я очнулась, то увидела, что вокруг меня странные какие-то люди, я еще не успела их разглядеть, как опять потеряла сознание.
В дороге я попросила пить. Я, очнувшись на этот раз, узнала, что со мной американцы. Какой-то американец-солдат остановил машину и дал нам кипятку. Мы с удовольствием напились».
Марию положили в американский госпиталь.
«Несколько дней я не могла подниматься на ноги. Затем, спустя некоторое время, я постаралась встать на ноги. Чувствовать стала себя лучше. Пролежала здесь я около месяца».
Дальше она попала в лагерь репатриированных лиц. Прошла «Особый отдел».
«Первые допросы вели строго, но я себя чувствовала очень спокойно, потому что совесть моя была чиста, мне нечего было страшиться, чувствовала, что это же свои люди, советские».
Только в декабре 1945 года, пройдя всевозможные проверки, она вернулась на родину. В 1946 году приехала в Крым, где в Симферополе почти случайно встретила родных.
«К вечеру, когда я пошла на вокзал узнать, когда будет поезд (мы шли втроем), я почувствовала, что кто-то за нами все время идет следом. Личность его я не узнала. Он окликнул меня, я не обернулась. Потом он подошел ко мне и называет по имени. Я говорю, да, Мария, но вас я не могу узнать.
Он назвал себя, и я только после этого признала его. Он был неузнаваем. Лицо его было изуродовано, так что узнать его действительно было трудно. Это был дядя Ваня. Я пошла к нему домой.
Переночевала у них. Встреча была очень радостная. Я стала расспрашивать ее о своих братьях и сестрах. Она сказала, что Коля и Степа были угнаны в Германию, а сестра уехала к отцу.
Тетя сказала, что они читали книжонку из воинской библиотечки, в которой они прочитали и мою фамилию в числе многих других, где писалось, что меня уже нет в живых».
Хотя после войны поначалу из-за последствий ранений и болезней Мария не могла работать. В свои 24 года после всего пережитого она стала почти инвалидом. Только в мае 1946 года устроилась на работу официанткой в чайную в городе Джанкой, а в феврале 1947 года стала заведующей этой чайной.
В августе 1947 года из-за проблем со здоровьем Марии семья переехала в приморский поселок Гурзуф. С декабря 1947 года по март 1948 года Мария Карповна работала поваром в винсовхозе «Гурзуф». Родила двух детей. С марта 1951 года по сентябрь 1952 года работала секретарем Гурзуфского поселкового Совета, а с апреля 1954 года по февраль 1961 года – кладовщицей в Доме отдыха художников.
В феврале 1961 года переехала в Севастополь.
С 1961 по 1986 год работала заведующей Центральным отделом ЗАГС Севастопольского горисполкома. За 25 лет работы она вручила свидетельства о регистрации браков примерно 60 000 молодых пар, зарегистрировала более 70 000 новорожденных.
Неоднократно избиралась депутатом городского Совета.
Умерла 30 августа 2002 года в Севастополе, похоронена на Кладбище коммунаров.
Почетный крымчанин (2000) и Почетный гражданин Севастополя (1976).
В 2003 году на здании ЗАГС Ленинского района Севастополя (улица Очаковцев, дом № 2), в котором работала М. К. Байда, установлена мемориальная доска (скульптор В. Е. Суханов).
20 сентября 2005 года детскому парку в районе улицы Одесской города Севастополя было присвоено название «Комсомольский парк имени Героя Советского Союза Марии Байды».
В феврале 2022 года исполнилось 100 лет со дня рождения Марии Карповны Байды.
Наверное, можно считать, что это история с хорошим концом.
«Герои Советского Союза»: Краткий биографический словарь в двух томах: Том 1. – М.
14. Станислав Зельцер. Восстание в Луцком гетто
…И дам Я им в доме Моем и в стенах Моих память и имя лучшее, нежели сыновьям и дочерям; дам им вечное имя, которое не истребится!
…Сохранить человеческое достоинство. Без страха посмотреть в глаза врагу, заставить его усомниться в собственном всесилии, дрогнуть перед силой духа обреченных на смерть…
Это произошло 12 декабря 1942 года в городе Луцке на Волыни. И, возможно, об этом случае никто никогда бы не узнал, ведь немцы не оставили рапортов о позорном для них факте. О том, как пятьсот узников нацистского трудового лагеря, те, чьи родные уже лежали в расстрельных рвах, те, последние живые из восемнадцати с половиной тысяч уничтоженных немцами евреев города, замученные тяжелыми работами, избиениями и унижениями, – восстали, вступили в неравный бой и погибли. Никто бы не узнал, если бы один тринадцатилетний мальчик не выжил и не оставил на земле память о подвиге Героев Волынской Масады.