Все вышеизложенное – доказательство того, что Пивенштейн Борис Абрамович был осужден посмертно за преступления, им не совершенные, а дело против него было сфабриковано.
Доказательством фабрикации дела является документ о его реабилитации в 1997 г., о которой стало известно 23 декабря 2019 г. после того, как я написала в ноябре 2019 г. заявление в Военную прокуратуру о реабилитации Бориса Пивенштейна, приложив собранные доказательства о его казни в концлагере Штуттгоф 16 мая 1944 г.
Борис Пивенштейн дважды герой – спасавший челюскинцев в 1934 г. и герой Великой Отечественной войны, отдавший свою жизнь, сражаясь с врагом за Победу.
Борис Абрамович должен вернуться в плеяду героев, кумиров миллионов советских людей до войны.
16. Освенцим: «восстание печников»
Из всей богатой истории Сопротивления в концлагере Освенцим (Аушвиц) наиболее известно так называемое «восстание зондеркоманды». Осенью 1944 года пленные Аушвица-Биркенау, задействованные в специальных отрядах, работавших в крематориях, восстали: взорвали один из крематориев, убили троих охранников и еще нескольких ранили. Восстание было быстро подавлено, всех выживших участников заговора, включая четырех женщин, помогавших повстанцам добывать взрывчатку, нацисты казнили.
Создание зондеркоманд было вызвано тем, что охранники из СС не выдерживали психологического напряжения от непрерывного наблюдения тысяч убиваемых заключенных. Члены зондеркоманды отбирались для этой работы эсэсовцами из наиболее физически крепких узников. Их не предупреждали заранее, чем они будут заниматься, и не давали выбора. Зондеркоманды в Освенциме состояли в основном из польских евреев; также в ней были, как утверждает «Википедия», «французские евреи польского происхождения и немного голландских, греческих и словацких евреев». Еврейского происхождения были и девушки – заключенные женского лагеря Аушвиц, что работали на заводе боеприпасов и выносили после смены порох в карманах. Поэтому и само восстание часто именуют «восстанием еврейской зондеркоманды в Аушвице-Биркенау».
Но многие ли знают об участии в подготовке и осуществлении этого восстания советских военнопленных, в том числе легендарного генерала-фортификатора Дмитрия Карбышева?
Между тем, как показывают недавние исследования историка Михаила Эдельштейна и специалистов Фонда Александра Печерского, советское подполье Освенцима было вовлечено в подготовку «восстания зондеркоманды» значительно глубже, чем это принято считать.
Аушвиц II (Аушвиц-Биркенау) являлся основным центром уничтожения европейского еврейства, а также людей других национальностей. Численность советских военнопленных в этом лагере к августу-сентябрю 1944 года достигла почти 950 человек. К этому времени у «русских» уже был опыт ведения организованной подпольной деятельности: первые подпольные группы в Биркенау начали формироваться еще летом 1942 года. Осенью того же года произошел самый крупный побег советских узников: в нем приняли участие около 70 человек, как минимум пятеро из них дожили до конца войны.
Были и другие побеги из Биркенау советских военнопленных: групповые и индивидуальные, удачные и не очень. Только в 1943 году было совершено 33 побега, в которых приняли участие 50 советских и 3 иностранных узника. В 1944-м из Аушвица II бежало 66 советских военнопленных.
К этому времени побеги «русских» достигли такого масштаба, что руководство лагеря было вынуждено вступить с ними в переговоры. Комендант просил прекратить побеги, обещая взамен разрешить пленным «делать, что мы хотим, т. е. воровать посылки у поляков, отбирать и убивать евреев, что он нам создаст условия для встречи с женщинами и т. подобное», – вспоминал один из выживших узников, Валентин Филатов. Желаемого результата переговоры, впрочем, не дали.
Однако вернемся к «восстанию печников».
Генерал-лейтенант Дмитрий Карбышев находился в Биркенау всего несколько месяцев – с апреля по октябрь 1944 года. После перевода из Майданека он оказался в больничном блоке, но вскоре стал одним из лидеров советского сопротивления в лагере, в частности – был причастен к «восстанию зондеркоманды».
По многочисленным свидетельствам, руководителем (или одним из руководителей) этого восстания был некий советский военнопленный. Но не Карбышев.
Тогда кто? И в чем заключалась роль этого загадочного человека в возникновении и реализации плана восстания?
Частично приоткрыть тайну помогло исследование Михаилом Эдельштейном документов из фонда П. И. Мишина в Центральном музее Великой Отечественной войны (Музее Победы) и их сопоставление с имеющимися публикациями и научными работами на тему Сопротивления в Освенциме.
Фамилию «Мотин» в контексте руководства «восстанием зондеркоманды» упоминали некоторые исследователи истории нацистских концлагерей – например, Михаил Забочень в статье «Антифашистское подполье Освенцима», опубликованной в журнале «Новая и новейшая история» в 1965 году. Однако никаких сведений об этом человеке, кроме инициала «Н.», авторы не приводят.
И здесь мы обращаемся к воспоминаниям Валентина Филатова, недавно обнаруженным в архивных фондах Музея Победы.
Филатов Валентин Максимович, 1902 или 1912 года рождения, артиллерист, старшина, попал в плен в конце июня 1942 г. под Севастополем. Один из первых руководителей советского подполья в Биркенау. Оставался ключевой фигурой в движении Сопротивления советских военнопленных в Биркенау вплоть до перевода во Флоссенбург (вероятно, осенью 1944 г., после восстания зондеркоманды).
В своих воспоминаниях Филатов подробно описывает, в частности, процесс сбора заключенными «более или менее пригодного оружия и взрывчатого материала». При этом он упоминает, очевидно, все того же таинственного Мотина:
«Часть, что можно было, скрывали на территории площадок. Например, несколько пулеметов крупного калибра было снято и закопано. Патроны разряжались, порох ссыпался в кучки и переносился в лагерь. Хранить в лагере было особенно негде, и поэтому весь этот материал нами отправлялся к Мотину, с которым у меня к этому [времени] был установлен контакт, и мы с ним имели примерно 2 встречи, т. к. ему не разрешали часто выходить с крематория.
В связи с тем, что я имел связь с Мотиным, я разработал план массового побега, т. е. роспуск лагеря. Основная тяжесть этого плана должна была быть взята на себя людьми Мотина. Зондеркоманда в это время насчитывала до 400 человек и среди них 11 человек русских военнопленных. В каждом крематории на ночь оставалось по 2 человека эсэсовцев. В условленное время нужно было убрать этих эсэсовцев и получить у них пропуск и пароль, это дало бы 8 костюмов эсэсовцев и оружие в руки наших людей. Кроме того, вышки были реже, и можно было бы пригласить выпить с вышек эсэсовцев, что часто практиковалось. Это давало в руки еще несколько автоматов и пулеметов. После этого можно было снимать блокштубы полей. Таким образом нужно было дойти до поля “А”, открывая ворота полей. Для женского лагеря должна была быть порезана проволока к крематориям. В эти прорезы женщины должны были выйти на свободу. Все это должно было делаться быстро, внезапно и как можно тише. С планом согласился Мотин и Д. М. Карбышев немного позже…
Все взрывчатые материалы, какие мы добывали в команде “Самолетов” и “Унион”, переправлялись в крематорий. Из взрывматериалов в крематории изготовлялись гранаты, хотя и очень примитивные. Команда “Самолетов” нашла противотанковую мину, эта мина тоже была переправлена к Мотину, к ней там же через Григория Филипповича достали бикфордов шнур и несколько штук детонаторов. Передан был один испорченный пистолет, который Мотин обещал исправить и пустить в дело. Так готовились к массовому побегу».
На встрече бывших узников Аушвица в январе 1958 года тот же Филатов рассказывал, в частности, следующее:
«Зондеркоманды, как правило, состояли исключительно из евреев-мужчин, и только в 1944 г. по прибытии из Майданека 11 человек из майданекской зондеркоманды нашу команду [пополнил] Ф. Г. Мотин по кличке “Майор” (он нам заявил, что был батальонным комиссаром). До этого много времени мы все думали о том, как бы распустить наш лагерь, освободить наших людей. Тяжело было, но нужно изыскивать пути, и когда появилось 11 человек в зондеркоманде, они работали по разборке разбитых самолетов, в процессе работы часто находили крупнокалиберные патроны, которые мы использовали таким образом: пули выбрасывали, а порох ссыпали и собирали.
У нас периодически проводились обыски на блоках эсэсовцами, следовательно, хранить большое количество мы не могли, но зондеркоманда не подвергалась таким обыскам, так как в лагерь они приезжали только для того, чтобы получить продукты, и, пользуясь этими моментами, с Мотиным была установлена связь и вместе с ним, а также с т.т. Ивановым и Мишиным был разработан план. Основной вопрос упирался в то, что как можно больше нужно было достать оружия, как можно больше нужно взрывчатых материалов».
Два этих отрывка, рассматриваемые в совокупности с сохранившимися рукописями «зондеркомандовцев» (Залмена Левенталя, Залмана Градовского и др.) и другими известными описаниями восстания (например, авторства польского историка Игоря Бартосика, израильско-американского историка Гидеона Грейфа), позволяют не только дополнить уже сложившуюся картину событий, но и попытаться идентифицировать руководителя советской группы в зондеркоманде.
Кто же такой Мотин?
По результатам исследования, проведенного Фондом Александра Печерского, можно предположить, что речь идет о старшем политруке Филиппе Алексеевиче Мотине, 1905 года рождения, жившем до войны в городе Усмань Воронежской (ныне – Липецкой) области. Он был военным комиссаром 1258-го зенитного артиллерийского полка ПВО и в июле 1942 года, согласно официальным данным, пропал без вести (на самом деле, если версия верна, попал в плен). Как явствует из сохранившихся документов, Ф. А. Мотин действительно был комиссаром, как пишет Филатов, и артиллеристом, как вспоминал другой член зондеркоманды Элеазер Айзеншмидт.