Рано утром 9 апреля 1940 года военно-морские и военно-воздушные силы Германии атаковали одновременно Данию и Норвегию – две страны, изо всех сил пытавшиеся придерживаться нейтралитета в уже бушующем огне Второй мировой. Нацисты рассчитывали, что не встретят реального сопротивления. Отчасти так и вышло: захват Дании занял менее шести часов, ее правительство капитулировало, получив гарантии сохранения независимости и отказа люфтваффе от бомбардировок Копенгагена. С Норвегией все прошло не так гладко.
Впрочем, силы были неравны настолько, что даже странно, зачем норвежцы вообще пытались сопротивляться. Германия использовала для операции почти все корабли военного и торгового флотов. Военные корабли впервые перевозили крупные сухопутные подразделения, поэтому для прикрытия десанта были использованы субмарины. Люфтваффе перевозило парашютистов и сухопутные части, обороняло суда и оказывало авиаштурмовую поддержку вермахту.
Последнее вооруженное столкновение, в котором принимали участие норвежские военные, произошло в 1814 году. После этого норвежцы не воевали.
Численность норвежской армии в мирное время составляла 15 тысяч человек, до 100 тысяч резервистов могло быть призвано согласно мобилизационному плану. Решение о частичной мобилизации было принято в день вторжения, она должна была начаться 11 апреля. Гарнизоны фортов береговой обороны были укомплектованы только на треть, часть оборудования находилась на консервации и ремонте.
В результате большая и лучшая часть норвежского вооружения была потеряна в первые 24 часа после немецкого вторжения. На второй день боевых действий король отправил в отставку главнокомандующего армией Норвегии, полностью утратившего контроль над ситуацией. Наземному наступлению вермахта не могли помешать рассеянные части норвежской армии. Не изменило ход боевых действий и участие на стороне Норвегии кораблей британского флота.
К 16 июня немцы заняли всю территорию Норвегии.
Хотя военное сопротивление норвежцев оккупантам имело небольшой успех, политический эффект его был значительным: норвежское правительство и королевская семья, покинув столицу на специальном поезде за полчаса до появления противника, смогли выехать из Норвегии, что позволило впоследствии сформировать правительство в изгнании.
Король Хокон VII, как и большинство европейских коронованных особ, власть имел скорее номинальную. Тем не менее его действия во время чрезвычайного положения в стране показывают, что неслучайно он был для своего народа настоящим национальным лидером.
Для начала Хокон отказался одобрить в качестве нового премьер-министра кандидатуру Квислинга – весьма непопулярного в народе политика, ставленника нацистов. Во время изгнания выступал по радио ВВС с речами, адресованными народу Норвегии, которые тиражировались в листовках и распространялись среди населения. Поддерживал организации норвежского Сопротивления. Отказался отречься от престола, после чего установленное нацистами правительство объявило короля Хокона свергнутым.
Даже в изгнании – а может, особенно в изгнании – Хокон пользовался среди норвежцев огромной популярностью, а его королевский вензель – H7 – стал в Норвегии символом Сопротивления. Очевидно, такая королевская позиция в той или иной степени повлияла впоследствии не только на стремительное развитие Сопротивления внутри страны, но и на однозначное отношение простых норвежцев к советским военнопленным; между тем, судя по исследованиям ученых и воспоминаниям бывших узников, в этом смысле Норвегия стоит особняком в ряду европейских стран, имевших на своей территории нацистские концлагеря.
…Между прочим, и с тяжелой водой у гитлеровцев как-то не задалось. И эти события стоит коротко упомянуть, хотя прямого отношения к нашей теме они не имеют.
К 1940 году, когда в Германии работа над созданием атомного оружия шла полным ходом, немецкие ученые пришли к выводу, что для атомного реактора в качестве замедлителя реакции нужна так называемая тяжелая вода – внешне неотличимая от простой воды жидкость, химическая формула которой содержит вместо легкого изотопа водорода два атома тяжелого изотопа – дейтерия. Тут и выяснилось, что единственным в мире производителем тяжелой воды является норвежская фирма «Норск-Гидро».
В 1941 году британская разведка узнала, что немцы используют гидроэлектростанцию Веморк вблизи города Рюкан в южной Норвегии для производства тяжелой воды для ядерной программы рейха. Началась многоэтапная операция с участием норвежских диверсантов-подрывников, в результате которой 28 февраля 1943 года было взорвано 900 кг тяжелой воды – почти годовой запас. Производство остановилось на три месяца.
К лету 1943-го завод возобновил работу, но вскоре опять был остановлен из-за саботажа: кто-то добавил в тяжелую воду растительное масло или рыбий жир. Терпеливые немецкие инженеры очистили ее с помощью системы фильтров.
Поскольку после диверсии гитлеровцы усилили охрану и ужесточили пропускной режим, было принято решение о масштабной бомбардировке объекта. Количеством возможных жертв среди местного населения решили пренебречь, и 16 ноября 1943 года 140 британских стратегических бомбардировщиков более получаса бомбили Веморк и Рюкан. Однако немцы включили дымовые генераторы, и атака оказалась неэффективной: из более 400 бомб в крупные объекты попало только шесть, а завод по производству тяжелой воды вообще не пострадал.
Тем не менее немцы решили эвакуировать в Германию производство и остатки готовой продукции. В Рюкан перебросили эсэсовцев, прислали отряд солдат для охраны транспорта и укрепили ПВО.
Рано утром 20 февраля 1944 года паром, груженный вагонами с тяжелой водой, отошел от причала на озере Тиннше… с уже заложенной норвежскими диверсантами взрывчаткой. Взрыв произошел через 35 минут, когда паром оказался над самым глубоким местом. На дне озера оказались 15 тонн тяжелой воды.
Разработка ядерного проекта в Германии продолжалась, но до конца войны завершена не была. Возможно, если бы не эта диверсия, исход войны мог бы быть иным.
Но вернемся к норвежцам. Воспоминания бывших военнопленных из СССР удивительно похожи, если речь идет об отношении местного населения к русским узникам концлагерей.
Вот как описывал то время Михаил Искрин, писатель и журналист, сам побывавший в плену в Норвегии: «Все честные норвежцы с надеждой взирали на восток и с ликованием воспринимали вести о советских победах на полях сражений; фашисты же и их пособники пытались подавить братские чувства норвежских патриотов к советскому народу гнусной ложью». А вот цитата из обращения к народу короля Хокона: «Сегодня мы с восхищением и восторгом следим за героической и победоносной борьбой Советского Союза против нашего общего врага. Долг каждого норвежца – оказывать нашим советским союзникам самую большую поддержку».
И они оказывали – как могли. «…Эдвард Шанехе решил подбодрить русских. Он распахнул окно своего дома, напротив которого они счищали с дороги снег, а его брат заиграл на губной гармонике “Интернационал”. Радость осветила лица узников. Эдин Нурстед, владелец кафе в городке Докка, кинув пленным в грузовик рюкзак с провизией, крикнул: “Рот Фронт”»…
Мелочи? Нет, если учесть, что малейшее проявление дружелюбия к узникам и тем более помощь им карались штрафами и тюрьмой.
Михаил Искрин в своих статьях и книгах о норвежских концлагерях приводит множество примеров бескорыстной помощи, которую оказывали советским военнопленным местные жители. Так, он рассказывает о женщине по имени Сульвей Братланд-Кнудсен, которая «по воскресеньям с рюкзаком за плечами объезжала на велосипеде лагеря военнопленных в Фолкворде, Самомюрене, Орсволде и Форюсе, пробиралась в порт, где русские разгружали суда, в лазарет и везде ухитрялась передать продукты»; о супругах Марии и Рейнгольдте Эстрем из местечка Ус, возле Бергена, что в течение четырех лет в любую погоду передавали узникам окрестных концлагерей пищу, одежду и книги; о жителях городка Несна, где «директор местного педучилища Анна Му и ее супруг Эйгиль, студенты и жители городка создали целую организацию, чтобы, самыми разнообразными способами подкупая и обманывая конвоиров, снабжать узников хлебом, молоком, яйцами, рыбьим жиром и овощами».
А вот Сильвестр Питрцик из ФРГ, бывший солдат вермахта. Его поставили охранять продовольственный склад в Овербюгде, близ Тромсе. А Питрцик вместо сбережения вверенных ему материальных ценностей решил помочь истощенным узникам: «прикинулся нацистом, чтобы избежать слежки, задобрил коменданта лагеря шнапсом. Команда “кладовщиков” – 6 смелых ребят – была освобождена от обыска у ворот. Они ходили в широченных штанах и куртках из мешковины и каждый день незаметно проносили в лагерь 70–80 кг муки».
Эту невероятную историю можно было бы принять за выдумку, если бы ее не подтвердил Бьярне Хауг, который действовал заодно с Питрциком и его «продуктовой командой». Хауг, владелец продуктовой лавки и по совместительству мэр Овербюгда, регулярно снабжал пленных сушеной рыбой и другой провизией из своей лавки, а также продуктовыми пайками, от которых отказывались в пользу русских его клиенты – все под бдительным наблюдением Питрцика. Обоим – и Хаугу, и Питрцику – грозил расстрел.
Поддержка норвежцами военнопленных из СССР не ограничивалась едой. Норвежцы, тайком слушавшие радио и читавшие нелегальные газеты, вместе с провизией передавали узникам новости.
Николай Щегольков работал в группе военнопленных вместе с рабочими паровозного депо Тронхейма: «Я прислушивался к речи литейщиков и, казалось, никогда не смогу их понять. Постепенно усваивая норвежский язык, я узнал о сражении на Курской дуге и громадных потерях германской армии. Каждое утро норвежцы передавали известия с фронта, называли города в Германии, подвергшиеся бомбардировке. Получалось так, что к военнопленным сведения о событиях попадали раньше, чем к конвоирам. Иногда рабочие информировали меня несколько раз в день».