Сами военнопленные тоже без дела не сидели.
…Узников концлагеря Хеймдал предупредил о предстоящей отправке на безлюдный остров зимой 1944 года солдат-антифашист. На острове, где не было местных жителей, они оказались бы в полном информационном вакууме. И что же делают заключенные красноармейцы?
Крадут в квартире лагерфюрера радиоприемник «Телефункен».
И слушают Москву до самой отправки на остров Гудойн, установив приемник под полом барака. Но как перевезти громоздкий ящик на остров? И где взять для него аккумулятор?
Дальше – рассказы непосредственных участников событий Ивана Кохно и Ивана Налесного.
Кохно: «12 апреля началась отправка. У “старшего” лагеря офицера запаса Василия Никитича Артемьева был сколоченный из тонких дощечек чемодан. Мы уложили туда “Телефункен”. Во время личного обыска Артемьев стоял возле лагерфюрера, держа чемодан в руке. Он побледнел, покрылся испариной. Мы переживали вместе с ним. Конвоиры не сочли нужным его обыскать, и он бодро зашагал с чемоданом впереди колонны к пристани».
Налесный: «Буксир подтянул к причалу баржу с цементом. Выгружая мешки с цементом, я встретился взглядом с норвежским моряком. Он отдал мне честь. Я козырнул и зашел за каюту. Моряк – за мной. Он спросил, понимаю ли я по-немецки? Получив утвердительный ответ, он сказал, что русские продвигаются на запад, фашисты бегут, скоро конец войне. “Потерпи, друг”, – добил моряк.
От имени товарищей офицеров я попросил привезти нам аккумулятор. “Радио?” – догадался норвежец и обещал привезти.
Утром мы принесли к причалу 60-литровый бак с питьевой водой. Вылив воду, опустили туда аккумулятор, который я перенес на берег в мешке из-под цемента. Еле дождались вечера. Вновь раздался в бараке голос Москвы!»
В доступных источниках не нашлось упоминаний о норвежских инцидентах, хотя бы отдаленно похожих на «Мюльфиртельскую охоту на зайцев» или побег из Собибора, когда местные жители (не все, конечно!) азартно помогали нацистам отлавливать беглецов. Зато есть много свидетельств того, как «норвежцы кормили воинов, укрывали в своих домах, переодевали, провожали, указывали дорогу и проходы через границу», – несмотря на то что за это им грозила смертная казнь.
Норвежский писатель Ингвальд Свинсос рассказывал о случае в соседнем селении, где гитлеровцы расстреляли учителя, который не донес на беглеца. И сам писатель в похожей ситуации пренебрег опасностью: когда 13 августа 1942 года «у порога его дома в изнеможении упал высокий широкоплечий парень лет двадцати пяти, бежавший из лагеря Бродсхауз, близ Оркангера», Свинсос поступил по велению своего сердца – напоил, накормил беглеца, снабдил едой и объяснил, куда идти.
Между тем преследователи были рядом. «Мотоцикл и автомашина фашистов вынырнули из леса и подъехали к моему дому, – пишет Ингвальд. – Ефрейтор принялся меня допрашивать, помахивая пистолетом. Не видел ли я русского?
– Нет.
– Да! – вскричал он. – Вы его видели.
Я окаменел. Неужели ефрейтор подсматривал?
– Нет, – настаивал я. – Не видел.
И вдруг мне в голову пришла мысль, до которой я вряд ли додумался бы в спокойной обстановке.
– Нет, – повторил я. – Никакого беглеца здесь не было. Избавьте меня от дальнейших расспросов. У меня умерла мать…
Это была правда. Я указал на еловые ветви по обеим сторонам лестницы.
Молчание. На лицах немцев – их было трое – я заметил растерянность. Ефрейтор сунул пистолет в кобуру и вытянулся, словно ему скомандовали «смирно». Затем взял меня за руку.
– Моя мать тоже умерла, – печально сказал он на ломаном норвежском языке. – Бомба…
Он снова вытянулся:
– Ауф видерзеен!»
21 сентября 1944 года из концлагеря Сандане в Южной Норвегии бежали Николай Чечулин, Яков Потапов, Андрей Могила и Филипп Спицын. Все могло бы кончиться плохо, если бы их, заблудившихся в лесу, не разыскали местные жители. Беглецов надежно укрыли в горной пещере, где в течение семи месяцев охраняли и снабжали всем необходимым. «Сплоченность и организованность, преданность общему делу дали нам возможность спасти дорогих советских людей», – писал Михаилу Искрину парень по имени Алекс Краг, который владел русским языком и все эти месяцы «провел там с беглецами в кольце фашистских ищеек».
Сам Искрин бежал из фашистского плена вместе с восемью товарищами осенью 1944 года. «Проехав станцию Рингебю, мы прыгнули, мы прыгнули с эшелона, увозившего 500 военнопленных на север. 12 суток двигались мы на восток и перешли границу Швеции. У нас был компас, который смастерил Илья Авраменко. Подробную карту местности дал нам крестьянин. На всем протяжении трудного пути в Швецию мы встречали дружескую помощь норвежцев».
Конечно, не все побеги были удачными. Группе советских офицеров из лагеря военнопленных около Нарвика помог организовать побег охранник этого лагеря – гамбургский антифашист Рудольф Клюг. Он не только предоставил узникам возможность бежать, но и снабдил их оружием, а также установил связи с норвежцами. Несмотря на это, беглецы были схвачены и погибли, не обмолвившись ни словом о Клюге. Однако и его гитлеровцы арестовали и по приговору военно-полевого суда расстреляли.
Сравнительно «повезло» Наркису Ходотову, бежавшему из плена в районе Тронхейма: он заблудился, был задержан на шоссе и возвращен в концлагерь. Не поплатился за побег жизнью только потому, что вновь назначенный комендант лагеря оказался антифашистом.
В Осло в 1943–1945 годах действовала норвежско-советская нелегальная организация, целью которой являлось освобождение узников концлагеря Эттерстад. Благодаря частично сохранившейся переписке между военнопленными и норвежскими патриотами история подполья Эттерстада известна сравнительно хорошо.
Главой организации и ее создателем был 40-летний Хелмер Мадсен, норвежский журналист и член коммунистической партии, известный военнопленным под кличкой Кнут. Он в юном возрасте стал активистом профсоюзного, а затем коммунистического движения, за что подвергался преследованиям властей и сидел в тюрьме. В 1928 году поехал учиться в Московский университет, откуда вернулся не только обогащенным знаниями, но и прекрасно владеющим русским языком. С 1940 года работал в подполье: писал листовки, публиковал статьи в центральном органе коммунистической партии Friheten, собирал единомышленников.
Активное участие в подготовке и осуществлении побегов военнопленных принимали Бьярне Халворсен и Рагивальд Гюльбрандсен. Первый был строительным рабочим, второй – маляром, оба – коммунистами, и оба были готовы за Мадсена в огонь и в воду. Позже к этим троим присоединились еще несколько человек.
С советской стороны координировал действия руководитель лагерного комитета Хатып Сафиуллин. Все побеги тщательно продумывались и организовывались.
Поздней осенью 1943 года Мадсен и Халворсен, пробравшись в гараж, где работали военнопленные, установили связь с лагерным комитетом. Почти сразу назначили дату и время первого побега – 8 декабря, пять часов вечера.
В назначенный день ровно в пять к проволоке, окружавшей гараж, подошли с одной стороны трое норвежцев – Мадсен, Халворсен и Гюльбрандсен, а с другой – два советских офицера, Федор Бычков и Василий Смелов. Пленные взобрались на штабель дров и перемахнули через ограду, а Мадсен с товарищами проводили их в город и надежно спрятали. Через полтора часа беглецы уже «сидели в уютной комнате, переодетые, накормленные, и беседовали с норвежскими товарищами. Это было как в сказке!». Вскоре их переправили в нейтральную Швецию.
4 апреля 1944 года та же троица – Мадсен, Халворсен и Гюльбрандсен – прикатила на велосипедах к мастерским «Норма проектиль фабрик». Замасленные норвежские комбинезоны и береты заранее были переданы старшему воентехнику Аркадию Смияну и летчику-истребителю Николаю Ермолову. Переодевшись, беглецы просто прошли в ворота мимо охранников, сели на велосипеды и вслед за Мадсеном поехали прочь. Сзади шагали Халворсен и Гюльбрандсен.
Судя по описанию побегов, их техническая поддержка постоянно совершенствовалась. Вечером 14 ноября 1944 года Мадсен и Халворсен сидели у ограды «Норма проектиль фабрик» в служебном автобусе издательства. Внезапно на всей фабрике погас свет – это вывернул пробки лейтенант Алексей Савченко. В суматохе и темноте старшина Владимир Архипов приставил лестницу к колючей проволоке. Еще через несколько секунд Савченко, Архипов и сержант Петр Теслицкий оказались снаружи, и поджидавший в укромном месте автобус умчал их прочь.
А вот связная компартии Лив, когда готовила план побега военнопленных, работавших возле озера Лютванн, не очень-то заботилась о конспирации. Среди бела дня, когда охранники обедали, к озеру подкатил грузовик и забрал трех человек.
Та же группа помогла сбежать старшему лейтенанту Петру Грибкину. Подробностей мы не знаем, но в личной карточке Грибкина, обнаруженной после окончания войны в прокуратуре, имеется надпись на немецком: «Удрал. Замечательно сделано».
Еще один беглец, офицер Леонид Каалба, с помощью группы Мадсена добрался до партизан и примкнул к ним.
Военнопленный Илья Попов сбежал из лагеря на острове Рамберггейя самостоятельно.
«…Опишу, как мне пришлось бежать из фашистского плена. 1/9 – 44 года… меня унтер-офицер повел к себе в барак. Там его спросил солдат, куда его поведешь. А он ему ответил на руках: “В гестапо”. [Попова и его товарищей обвинили в недозволенных связях с норвежцами.] <…>. Я на пути попрощался со своими товарищами. Когда меня вывели за ворота части, то унтер связал мне руки назад. А у меня был норвежский ножик сзади на ремне под пиджаком [имеется в виду куртка военного образца, которые носили советские военнопленные]. Я им перерезал веревку на руках и прыгнул через забор. Немец был от меня метров 5 или 6, не больше… Я услышал первый выстрел, второй, третий, четвертый. Ранил меня в правую ногу. Я упал в яму, но быстро опомнился и побежал и еще услышал 3 выстрела. Я… прыгнул с трех