Это — одна из уже разгаданных загадок, и решение ее оказалось совсем не однозначным. Дело в том, что богатство флоры и богатство растительности вызваны не совсем одними и теми же причинами. Главной причиной богатства растительного мира Средней Азии следует считать пестроту, контрастность современных природных условий. За два-три часа вы можете на машине от жарких долин, где зреют хлопчатник, персики и виноград, доехать до вечных снегов, минуя целую серию высотных поясов со все более холодным климатом. В каждом поясе — свой климат, свои почвы, вообще — разный режим для развития растительных сообществ. На одной высоте преобладают леса, на другой — степи, на третьей — «подушечная» растительность и так далее. Каждый тип растительности как бы выбирает подходящую для себя ступеньку в горах. Это поясные типы растительности.
Но и это не все. Пестрота условий существует и внутри каждого пояса. Обращенные в разные стороны света склоны гор и прогреваются солнцем, и обвеваются ветрами, и увлажняются осадками по-разному. Поэтому на одной и той же высоте на разных склонах и растительность может быть разной. К тому же склоны бывают разной крутизны и сложены разными породами, а это еще больше увеличивает пестроту условий, а следовательно, и растительности. В тайге нет такой мозаичности условий, а значит, и растительный покров там однороднее.
Все это ясно, по и это тоже не все. Пестрота природных условий — это черта современного[1] облика Средней Азии, так же как сухой климат или высокие горы. Соответственно и современная растительность оказывается пестрой, приспособленной к разным абсолютным высотам и к общему недостатку влаги. А раньше? Вот тут-то и возникают загадки, разгадать которые еще предстоит.
Передвигаются ли растения?
Одна из них: откуда взялись те 6000 видов высших растений, которые живут сейчас в Средней Азии? Короче, чем флоры? Может быть, той же пестротой объяснить богатство ее современных условий?
Конечно, пестрота условий объясняет многое, но не все. Например, современными условиями не объяснишь странного родства растений, живущих в Гиндукуше и в Арктике, в Сибири и в горах Тянь-Шаня, на Ближнем Востоке и на Памире, в Китае, Африке и на Гиссарском хребте. Как в среднеазиатских горах оказались, например, береза, смородина, ель, если вокруг этих гор раскинулись безлесные пустыни и степи? Как попали сюда арктические растения, если до Арктики на тысячи километров лежат пространства, не пригодные для жизни этих растений? Могли ли растения прийти сюда извне? Выходит, что могли. Значит, растения передвигаются? Конечно. На этот вопрос сейчас каждый ботаник ответит утвердительно. Но передвигаются они не в прямом смысле этого слова, как передвигаются человек или животные. Растения распространяются, захватывая от поколения к поколению новые площади и иногда вымирая там, где они жили раньше. В результате область распространения растений перемещается, хотя каждое растение прорастает, живет и умирает на одном и том же месте. Этот процесс перемещения очень длительный, он может продолжаться миллионы лет, и называется он миграцией растений, иначе говоря, их переселением.
А переселяться их заставляют изменяющиеся условия жизни на планете. Надвинулись, например, с севера ледники — и теплолюбивые виды из поколения в поколение стали распространяться на юг, где ледника нет, где теплее. А оставшиеся в остуженных ледниками краях вымерли, «неосторожно» залетевшие на север семена попросту не проросли, попав на ледники. Область распространения (ареал) сдвинулась на юг. Или, например, нахлынуло на сушу море — и ареал какого-то вида оказался разорванным: одни растения остались на одном, другие — на другом берегу нового моря. А потом море схлынуло, и разорванный ареал мог соединиться, а мог и не соединиться, если разлученные морем растения одного и того же вида оказались неспособными заселить засоленные морем грунты. Или поднялись горы, а с ними стала подниматься и растительность — во все более холодные слои атмосферы, — как на медленном лифте. По мере поднятия теплолюбивые растения вымирали, заменялись холодостойкими пришельцами извне или сами приспосабливались к холоду, изменялись, то есть происходило образование новых видов и замена местных растений иммигрантами — пришельцами. Да мало ли изменений было на планете — и за каждым таким изменением происходила полная или частичная смена одной флоры другой.
Следовательно, флора Средней Азии потому и богата, что в ее составе оказались и пришельцы, и виды, появившиеся в результате видообразования на месте, и растения, пережившие превратности судьбы и. оставшиеся с более древних времен. Специалисты считают, что было несколько периодов великого переселения растений в Средней Азии. Одно такое переселение произошло очень давно — от 100 до 50 миллионов лет назад. Тогда в Средней Азии не было высоких гор, а там, где они сейчас находятся, простирался океан, тянувшийся от Атлантического океана до Тихого, — океан Тэтис. Этот океан постепенно мелел, появлялись острова суши, горы, и сейчас от него остались лишь моря — Каспийское, Черное и Средиземное. На освободившуюся от океана Тэтис сушу хлынул с разных сторон поток растений, приспособленных к жаркому климату и засоленным грунтам. Еще одно «великое переселение» растений началось 2–3 миллиона лет назад, когда стали возникать высокие горы. Продолжалось оно долго, пока наступали и отступали ледники, а климат становился то холодным и влажным, то жарким и сухим. Были и более поздние массовые переселения. Происходят они и сейчас.
Но это все очень схематично. В действительности таких великих переселений могло быть гораздо больше. Но мы пока мало знаем о далеком прошлом, поскольку от него осталось мало следов. И ботаники ищут их.
Палеоботаники, изучающие растительный мир былых геологических эпох, находят, например, погребенные поздними геологическими слоями пыльцу и споры растений и определяют по ним состав прежних флор. Это называется спорово-пыльцевым анализом. Ботаники сопоставляют между собой ареалы растений и пытаются объяснить их давними событиями. А иногда находят и нечто другое, казалось бы, к ботанике отношения не имеющее, но требующее объяснений и с ботанической стороны.
Быстро ли растут горы?
Нас было пятеро. Стоять мы не могли: впечатление было такое, будто из-под ног выдергивают ковер. Поэтому мы, стоя на четвереньках, судорожно прижимались к отвесной скале, которая тоже тряслась, как и все вокруг. Недобритая щека у меня была в мыле. Все гудело и грохотало. Через скалу сверху, со склона, перелетали огромные глыбы камней и буквально бомбили наш лагерь, уютно расположившийся на зеленой площадке у скального обнажения. Склоны гор, казалось, дымились, с них оползала дернина, и это была пыль, а не дым.
Сколько времени все это продолжалось, сказать трудно. По-видимому, минуты, хотя и показались они часами. Итог был самый плачевный: лагерь почти уничтожен, тропы со склонов смело, река внизу вздулась и несла деревья, рамы от кибиточных дверей и окон, трупы овец, коров… Сами мы остались целы только благодаря скале: мы отсиделись в мертвом пространстве камнепада.
Это было 10 июля 1949 года в Центральном Таджикистане. Мы еще не знали, что оказались вблизи эпицентра землетрясения. Мы узнали об этом только через два дня.
Когда-нибудь я расскажу об этом подробнее, сейчас речь о другом.
Через сутки мы встретили старика таджика, который брел, как и мы, к райцентру, поближе к людям. Шагая рядом со мной легкой походкой горца, старик долго вздыхал, а потом изрек; «Трава растет быстро и тихо, а горы растут медленно, но шумно». Не ручаюсь за дословность, но смысл сказанного был именно такой — совершенно в духе тех афоризмов, которыми так богата речь людей Востока.
Итак, горы растут шумно. Но медленно ли? Вот тут мы и сталкиваемся с вмешательством ботаники в, казалось бы, далекие от растительного мира проблемы.
На месте бывшего океана Тэтис возникли целые горные системы — Тибет, Куньлунь, Тянь-Шань, Памиро-Алай, Гиндукуш, Гималаи, Кавказ. На карте мира хорошо просматривается великий пояс гор от Северной Африки и Средиземноморья почти до Тихого океана — через всю Азию. Морские осадки в этих горах часто находят на огромных высотах: горы росли. Когда они соединились между собой в сплошной пояс, возник еще один путь для переселения холодостойких растений через жаркие равнины Азии — путь по горам. И важно было узнать, быстро ли росли эти горы. Если очень быстро, значит, многие растения не успевали приспособиться к изменяющейся среде и горы заселились в основном пришельцами из холодных краев. А если медленно, то основу флоры могли составить растения, видоизменившиеся на месте. На помощь пришли геологи и геофизики. Они установили, что в разное геологическое время горы поднимались с разной скоростью, но что средняя скорость роста составляла примерно 2 сантиметра в год. С такой же скоростью поднимаются и сейчас горы — те, которые растут особенно быстро. За такими скоростями поднятия гор эволюция растения вполне могла «успеть», и горы могли заселяться одновременно и иммигрантами, и видами, возникающими на месте.
Но недавно было сделано несколько интересных археологических находок. На Памире, на высоте 4000 метров, где совершенно нет лесов и кругом простирается сухая холодная высокогорная пустыня, археологи нашли стоянку древнего человека, а на стоянке — остатки костра с древесным углем. Возраст угля при помощи радиоактивного углерода был определен приблизительно в 9500 лет. Неподалеку нашли древние (2–3 тысячи лет) захоронения, и некоторые из них были перекрыты жердями и бревнами.
Дальше больше: в высокогорной (более 4000 метров) пещере обнаружили наскальные рисунки — изображения медведя, кабана и даже… страуса. Если медведь иной раз и забредает в эти сухие высокогорья, то кабан — лесное животное, а уж страус и вовсе далеко. Вспомнили, что незадолго до этих находок уже высказывалась идея о быстром поднятии Памирских гор за последние тысячелетия, настолько быстром, что многие растительные сообщества, существовавшие здесь раньше в менее суровых температурных условиях, оказались вознесенными на огромную высоту и сейчас по этой прич