типа, пусть не сплошными (в пробах много и недревесной пыльцы), но вполне соответствовавшими условиям, в которых могли широко расселиться и бадан Горбунова, и схеноксифиум, и другие «гималайцы», оставшиеся сейчас в своих одиноких убежищах. Вот так геофизика и палинология помогли разобраться и в находках новых для Таджикистана видов, и во флористических связях Бартанга и Гималаев, и в высотном положении убежищ для третичных реликтов.
ПРОФИЛЬ ЗАМЫКАЕТСЯ
Спуск к Язгулему
С Бартанга на Язгулем мы идем через перевал Рошт-Жир-Куталь («перевал Красного камня»). За перевалом начинаются неожиданности. Стоило спуститься с пригребневых осыпей, как мы тут же попадаем в другое ботаническое окружение. Зелень. Да, именно зелень, а не прозрачный криофитон, через который просвечивает щебенка. Луга. Настоящие высокогорные луга. Луковые, хохлатковые, торцовые, гераниевые. Голубые цветки живокости, белые цветочки паррий, фиолетовые ромашковидные корзинки мелколепестников. А вот и настоящая ромашка. А рядом сочные очитки, нежные примулы — все это сливается в сплошной пестрый ковер. Да, это уже не ополчение, а регулярная армия, не разрозненные агрегации криофитов, а луговой травостой. Как в Гиссаро-Дарвазе.
А ниже — степи. Да какие степи! Колышется киргизский ковыль высотой до колена. Его ости сверкают на солнце. Идешь, как по серебристому морю. На соседнем склоне ковыль сменяется другими злаками — рэгнериями, кострами, рисовидками. Тут же степной лук. Дальше — сообщества типчака. Если мысленно отвлечься от горного окружения, то кажется, будто ты не на Памире, а где-нибудь на юге Украины. Типчак тот же, что и там. Ковыли тоже похожи, хотя и относятся к другим видам. Как оказались здесь эти украинские и южнорусские пейзажи?
На этот счет есть несколько предположений. Одна гипотеза особенно стройная. Суть ее в том,' что примерно полмиллиона лет назад, когда окружающие Памир горы были пониже и влага с океанов поступала сюда почти беспрепятственно, образовалось много ледников. Их площадь, по разным оценкам, была в четыре — восемь раз больше, чем сейчас. Длинными холодными языками сползали ледники вниз, оттесняя теплолюбивую растительность на равнины Азии. А на севере материка платформенные ледники двигались к югу. Дошли до среднего течения Днепра, до Поволжья. Они охлаждали вокруг себя воздух, и в результате над ледниками образовался антициклон — область повышенного атмосферного давления. Ветры, как известно, дуют из области высокого давления туда, где давление ниже. Поэтому ветры дули от ледника, а не к нему. Влажные океанические массы воздуха пробиться к леднику не могли, и осадков возле ледника выпадало мало. По долинам от ледника текли реки, а на водоразделах из-за сухости, вызванной антициклоном, образовались степи. Они были сложены засухоустойчивыми травами, сохранившимися с доледниковых времен. На сухих водоразделах они образовали целые сообщества, окаймлявшие платформенный ледник с юга. Эти степи так и назвали — окраинно-ледниковыми. Материковый ледник двигался к югу и теснил эти степи тоже к югу. А поскольку климат в Средней Азии был тогда повлажнее современного, степные растения сумели пересечь равнины Азии, теперь такие знойные, а в те времена хотя и сухие, но для степняков вполне «проходимые». И где-то у подножий среднеазиатских гор степные растения, пришедшие с севера, сомкнулись с теплолюбивой горной растительностью, оттесненной книзу горными ледниками. Нам трудно сейчас представить себе это растительное столпотворение у подножий гор. Сталкивались пришельцы из разных широтных зон и высотных поясов.
А потом горы поднялись еще выше, отгородили Среднюю Азию от океанических влажных ветров, и климат стал суше и континентальнее. Ледники отступили. Одни отступили на север, другие — в горы. Обратный путь на север степным растениям был отрезан: равнины Азии стали суше и жарче. У подножий гор стала формироваться знойная пустыня. И степные растения «пошли» вверх, за отступающими горными ледниками. Горы как бы «всосали» их. На подходящей для степей высоте, в сухих горных районах степные пришельцы размножились, видоизменились под влиянием новой для них среды, сформировали сообщества и дали начало степным поясам в Тянь-Шане, Памиро-Алае, Гиндукуше. Горные системы поднимались все выше, сомкнулись друг с другом. Открылся путь для переселения растений из одной засушливой горной системы в другую. Сейчас мы находим степи во всех горах Средней и Центральной Азии и в горах юга Сибири. В одних горах, тех, что повлажнее, степи пышные, вот такие, как сейчас перед нами в Язгулемском хребте. А в других, сухих, — на Памире, в Тибете, Куньлуне — такие же редкотравные, как те, что мы встречали в Вахане.
Гипотеза эта красивая, но… как и во всякой гипотезе, в ней не хватает многих звеньев. Впрочем, в других гипотезах недостающих звеньев еще больше.
Олуговелый криофитон и пышные степи в верхних поясах Яз-гулемского хребта наводят на мысль, что ниже все пойдет так же, как в Гиссаро-Дарвазе: высокотравье, а еще ниже — древеснокустарниковый пояс.
Спускаемся ниже. Появляется арча. Не только на скалах, но и на склонах. Такого в пройденных нами западнопамирских хребтах еще не было. Правда, здесь арча поселяется только на шлейфах склонов, сходящих к дну боковых долин, — там, где зимой скапливается больше снега. И на террасах. Рядом оказываются пойменные березняки, ивняки и арчевники. Спускаемся еще ниже. Ковыли и типчак остались наверху, а здесь, на высоте 3600–3700 метров, раскинулись мятликовые, рисовидковые, костровые степи, то есть тоже в основном из злаков, но уже с примесью стелющейся песчанки, колючей кузинии, пахучего котовника. Постепенно злаки исчезают, а пахучих растений становится все больше. Колючих подушек почти нет, зато кругом распространяют резкий эфирный запах змееголовники, зизифора, пустынноколосник, душица. А во главе этой пахучей армии — котовник. Целое царство пахучих губоцветных растений. Это представители томилляров — растительного типа, свойственного Средиземноморью. Здесь они заняли высотный ярус по нижней кромке степей и вытеснили колючие подушки нагорных ксерофитов. Между пахучими травами и полукустарниками — степные травы. Как и в колючетравных степях, представители томилляров приобрели здесь господство благодаря выпасу скота на степных пастбищах. Следовательно, эти пахучие травы тоже вторичны, тоже заняли место злаковых степей из-за своей непоедаемости.
А потом новые неожиданности. Ниже 3100 метров пошли не деревья и кустарники, как в Гиссаро-Дарвазе, а горные пустыни. Такие же полынные пустыни, как и те, что мы уже встречали всюду на Западном Памире. Сначала в верхней части горно-пустынного пояса встретились полынникис хвойниками, а ниже — с эфемеретумом (это травы, успевающие отцвести и дать семена до наступления сухого лета, во время которого они или гибнут (однолетники-эфемеры), или впадают в состояние биологического покоя (многолетники-эфемероиды) до следующего весеннего сезона дождей; на юге Средней Азии, на равнинах, эфемеретум иногда вегетирует и зимой, которая там бывает совсем теплой). Хвойники — это эфедры, древний род, сохранившийся в Азии с третичных времен. Растения напоминают хвощ. Листьев у них нет, только зеленые трубчатые жесткие стебли приподнимаются над землей. И в отличие от хвощей хвойники имеют одревесневшие побеги. Ботаники интересуются хвойниками давно. Эти растения содержат биологически активные вещества, и их используют в фармакологии (вспомните эфедрин в аптеках). Золу хвойника местные жители добавляют в жевательный табак, так называемый нас. Я пробовал: кинешь щепоть наса под язык, и голова кругом идет. С непривычки довольно противно. Но главное, хвойники — свидетели бурной истории становления в Азии гор и образования пустынь. Вот специалисты и изучают систематику, морфологию и распространение хвойников в надежде получить когда-нибудь от этих древних обитателей Азии ответы на вопросы о прошедших миллионах лет. И иногда получают.
Долина Язгулема:
1 — скалы, 2 — отвесные участки склонов, з, 4 — осыпи разного возраста, 5, 6 — конусы выноса разного возраста, 7 — песчаная пойма, 8 — кустарники, 9 — сады
Спускаемся в долину. Жарко. Высота у реки всего 1800 метров. Никакого лесного пояса не обнаружено. И горные склоны здесь еще пустыннее бартангских и гунтских. Вместе с полынями и эфемеретумом растут солянки. Иногда встречается даже гаммада-саксаульчик, как в Вахане.
Язгулемский вариант
Нет одного профиля явно мало. Надо разобраться. И мы пересекаем долину Язгулема еще в нескольких местах — от гребня Язгулемского хребта до гребня узкого и зубчатого, как пила, Ванчского хребта. Выясняется, что в Язгулеме мы встретились с особым вариантом поясности. Растительность верхних поясов здесь почти такая же, как в верхних ярусах гор Гиссаро-Дарваза: низкотравные луга, пышные степи, арчевники. Но все они встречаются только в наветренных ущельях, где зимой скапливается снег. А совсем рядом, за каким-нибудь гребнем, отгораживающим ущелье от ветров, сухо. Там и криофитон разреженный, и степи не такие пышные, и колючих подушек больше. Внизу же всюду пустынная растительность. Как и везде на Западном Памире. Исключение — верховья Язгулема.
О верховьях стоит поговорить особо. Язгулем — короткая река, всего 75 километров. Долина ее открыта к западу, а на востоке замкнута мощными поднятиями Северо-Западного Памира. Это — хребет Академии Наук с пиком Коммунизма и сложной системой ледника Федченко. Получается что-то вроде ловушки для западных влажных ветров. Эти ветры идут на большой высоте, и низовья долины летом остаются сухими, пустынными. Зато в верховьях, приближаясь к холодному массиву ледника Федченко, воздушная масса начинает отдавать осадки. Поэтому верхняя треть долины Язгулема заметно отличается от остальной ее части более пышной растительностью. На конусах выносов и в нижней части склонов здесь появляются заросли березы, арчи, иргая, шиповников, осыпи покрываются сплошным покровом высоких зонтичных трав; исчезают полынные пустыни. Словом, пейзаж меняется. Впечатление такое, будто вы попали в Гиссаро-Дарваз. Тут уж никаких сомнений нет: это явно «непамирский» участок.